— Руфочка! — сказала она тогда, смеясь. — Да ведь это же пишет Виктор Гладышев!
Виктор недолго занимал Руфину. Его письмо всего лишь льстило ей. Она не ответила на него. А на другой день Руфине было даже стыдно, что она позволила себе думать о Викторе. Руфина знает, что Алёша во многом уступает Виктору Гладышеву. По крайней мере во внешности. В твёрдости характера. В решительности. Но разве счастье в этом?..
Нечего таить греха, Руфине хочется, чтобы Алёша был покруче. Хотя бы таким, как его младший брат Серёжа. Потому что мужчина — это мужчина. Он не должен быть сливочным маслом — на какой кусок намажут, на том куске и едят. А он именно такой. Если бы Ийя захотела тогда… Впрочем, зачем вспоминать, как могла бы распорядиться им даже эта цапля.
Скорее бы уж приезжал Алёша… Скорее бы отшумела свадьба, затем новоселье… А затем отпуск — Кавказ, Крым… счастливая пора.
19
Идейным руководителем Руфины была её тётка, Евгения Андреевна. Родная сестра отца. Первая юношеская любовь Николая Олимпиевича Гладышева. Она очень часто наезжала к Дулесовым. Руфа — её завидное повторение. Даже мать ревновала дочь к тётке. Евгения той же вогульской красоты отцветшая роза. Но ещё стройна и озорна. Поёт под гитару. Поёт глухо, да за душу берет:
Тебе от меня никуда не уйти,Такую тебе нигде не найти…
Слова песни хотя староваты, а находят отклик в душе Руфины. Тётка не то что мать. С тёткой свободнее во всех отношениях. У матери и половины не спросишь, что узнаешь от тётки запросто.
Потеряв двух мужей, Евгения Андреевна нашла счастье с третьим. Наставлять племянницу для бездетной Евгении Андреевны стало какой-то внутренней потребностью. Пусть она чересчур прямолинейна, а временами даже грубовата, зато это все у неё от чистого сердца и для пользы племянницы.
Она считает выбор Руфины единственно счастливым и правильным. Но правильным и счастливым не потому, что Алексей превосходный, честный, открытый, добрый, отзывчивый человек. Это ему отчасти даже ставится в вину. Его лучшим качеством оказывается покладистость. Уступчивость.
— Подняться трудно, — внушает тётушка, — а упасть — мига хватит. Походила ты за ним, теперь он пусть за тобой тянется. Ты как-никак у нас на всю страну слышна, а он пока ещё…
Тут Евгения Андреевна не находит нужного определения. Она боится унизить Алексея в глазах племянницы, но в то же время ей хочется доказать превосходство Руфины над Алексеем.
Хотя это все Руфина понимает и без тётки, но ей ничем не хочется унизить Алёшу, а даже наоборот, и поэтому она пишет ему: «Ты мой учитель, Алёша, и всем, Алёша, я обязана тебе. Всем, от выбора профессии до успехов на станке твоего имени».
Так Руфина пишет и потому, что ей боязно, как бы Алексей не позавидовал её славе, как бы он не почувствовал себя вторым лицом при ней, при её славе. Пусть это, по её мнению, так и есть, пусть, в этом она убеждена, но зачем же наступать на ногу любимому человеку. Руфина даже настояла, чтобы ордер на новую квартиру был выписан на него, хотя в решении было ясно сказано: «Предоставить вне очереди за выдающиеся производственные успехи сверловщице Руфине Андреевне Дулесовой, в порядке исключения, в доме Э 26 по улице Металлургов трехкомнатную квартиру…» Далее следовал метраж, добавочные обоснования и прочее. Хотя предоставление новых квартир теперь на станкостроительном и стало не редкостью, все же необходимо было аргументировать пространными формулировками несколько завышенную жилую площадь, предоставляемую молодой паре.
Руфина всячески оберегала самолюбие Алексея. Ей не верилось, она не могла допустить, что её жених лишён чувства честолюбия, стремления быть впереди. Она даже как-то призналась в этом тётке:
— Я хотя и не замечала в нем ничего такого личного, все-таки мне, тётя Женя, иногда кажется, что это у него и от самовнушения.
— Факт! — подтвердила Евгения Андреевна. — Это у него от птицы Феникс да от бабкиных сказок. Походит, походит твой Алёшка в юродивых отроках, а как обзаведётся семьёй, так и рублю цену знать будет, и своим трудом дорожить начнёт.
Евгению Андреевну особенно возмущало, что наградные и премиальные деньги за успех на зарубежных выставках станка «ABE» Алексей разделил поровну между членами всей бригады, участвовавшей в создании этого станка, и два пая отдал своему учителю слесарю Макару Петровичу Логинову. А мог и не отдавать. Это ведь не пачка папирос, а почти половина своего автомобиля. Но Евгения Андреевна успокаивалась тем, что скоро найдётся распорядитель премиям, заработкам и всему, что составляет главную основу благополучия семьи.
Проницательная тётя Женя считала славу Руфины преходящей. Поэтому ей хотелось выжать для племянницы из славы все возможное. Евгения Андреевна видела, на какую вершину взлетали сталевары на Магнитке, в каких знатных тузах ходили удачливые доменщики, а потом — пых! — и снова нормальная трудовая жизнь. Ни портретов, ни крупных букв в газетах, ни мест в президиумах на торжественных заседаниях…
Мать Руфины, Анна Васильевна, верила, что её дочь единственная и неповторимая, что её знатность будет разгораться жарче и ярче день ото дня. А Евгения Андреевна помнила, как, зазнавшись, сгорел на славе второй её муж. Вознёсся. Вообразил… И когда ему это все разъяснили на общем собрании, он, привыкший к похвалам, не сумел расстаться с ними. Жадное до почестей сердце не выдержало и…
Теперь эта смерть попризабылась, и Евгения Андреевна не напоминает о ней своей племяннице, но подстрекает её «не хлопать ушами» и не пропускать того, что может уйти и не вернуться.
Не без тёткиного влияния обещанная двухкомнатная квартира превратилась в трехкомнатную. Тётушка резонно доказывала:
— Где двое, там через год, через два будет трое, а то и четверо. Да ещё кто-то должен за ребятами ходить. Как без третьей комнаты жить?
Мать Руфины тогда легонько возразила:
— По жизни, может быть, это все и правильно, а по общей жилищной картине — не очень. Кому-то за счёт дочериной прибавки недодадут комнату. Как людям в глаза глядеть?
А потом и она, препираясь со своей совестью, нашла слова, чтобы подчинить её. И Анна Васильевна стала твердить:
— Кому что положено по способностям, тот то и получает. Не нами это заведено.
Андрей Андреевич Дулесов тоже имел свои суждения об успехах дочери. Он говорил не таясь, не подыскивая оборонительных объяснений:
— Моя Руфка просто-напросто попала в струю. Наш завод давно привык светить героями, лауреатами, а за последние годы у него никакого фонаря… И вдруг объявляется молодая работница с десятилетним образованием. Две нормы! Три нормы! Попала девка в струю — ну и пошло, понесло, поехало…
Главный инженер завода Николай Олимпиевич Гладышев тоже не переоценивал успехи Руфины, однако брошенный им камень породил слишком большие круги на воде. Теперь Руфина с лёгкой руки Гладышева ставится в пример и другими. Она украшает предприятие. Как можно не соглашаться с этим?
Николай Олимпиевич не знает, что молодая станочница, пожалуй, излишне увлеклась своей славой, не внимая мягким замечаниям, которые были в письмах Алексея. Она даже сердилась: «Если ты, мой дружочек, не от мира сего, так меня-то тебе зачем уводить от здравого смысла?» Так писала ему Руфина в одном из писем, а в другом она сказала ещё прямее: «Алешенька, должен же кто-то из нас стоять на земле обеими ногами».
Руфина, как, впрочем, и Алексей, не думала, что в этих маленьких размолвках заключено нечто гораздо большее…
Кажется, все благоприятствовало Руфине и все заботились о её благополучии. И ранняя весна, и пруд, поспешивший освободиться ото льда, чтобы удачливая красавица скорее могла увидеть в его зеркальной глади своё лицо рядом с Алёшей. Даже огромный станкостроительный завод теперь казался всего лишь площадкой для её славы. Да и сам Алёша стал выглядеть хотя и прекрасным, но все же приложением к достигнутому Руфиной.
Добившись многого, она захотела большего. Руфина объявила, что она хочет работать на трех станках «ABE». И это подхватили. Желание знатной сверловщицы получило настолько шумный резонанс, что было решено устроить общественный показ её трудовых достижений. Именно так и было это сформулировано на заводе.
И в этом был свой резон. Большинство станков завода все ещё обслуживали руки рабочего. От умения рук зависел успех выполнения производственного плана. А руки Руфины оставались завидным образцом.
Разумеется, цех не театр и работающий на станке не артист, хотя где-то, в каких-то случаях, виртуозная работа становится зрелищем. И Руфина ждала дня общественного показа, как некоего бенефиса. Она даже придумала себе особый нарядный комбинезон из синей ткани, простроченный двойным ярко-жёлтым швом.
