Полин, чем собственные родители к нему, но пока шли бешенные притирки к Аквилите, пока он только вникал в проблемы местной полиции, пока все время сжирала служба.
Вот и сейчас, в ожидании возвращения со службы Виктории, Эван в кабинете быстро просматривал годовой отчет полиции о преступлениях в Аквилите. В глаза бросалась странная закономерность — крайне низкая статистика по убийствам по сравнению с другими городами Тальмы. Или тут самые миролюбивые жители на свете, или кто-то старательно занижает статистику, переводя смерти людей в некриминальные, как чуть не случилось с нериссой Бин. Надо будет поднять статистику за прошлые года и сравнить… Только додумать Эван не успел — в кабинет буквально ворвался, заметно прихрамывая при этом, Брок, впервые похожий на себя прежнего:
— Вики… — Он быстро поправился: — Виктория…
Эван бросил на стол бумаги и спешно поднялся:
— Что с ней? — В Олфинбурге ему приходилось выслушивать доклады, смиряться, сгорая от страха, и ждать, пока попавшая в неприятности Вик соизволит показаться под очи начальства. Здесь такого не будет — нравы Аквилиты куда как свободнее и позволяют гораздо больше, чем в Тальме. Тут он не будет ждать и бояться. Тут он может первым прийти на помощь.
— Потеряла сознание.
— Сама или…?
Брок неуверенно качнул головой:
— Не знаю. Она не откликается — я накачиваю её эфиром, а она…
Эван направился прочь из кабинета, на ходу спрашивая:
— Брок, только честный ответ: как ты себя чувствуешь?
Тот мрачно заметил:
— На поиск меня хватит.
— Уверен?
Брок промолчал, красноречиво хватая в холле свою куртку. Лакей Джон только недоумевающе замер, как и спешно прибежавший из людской Адамс — Эван их тоже проигнорировал. Он без пальто выскочил на улицу, где под парами стоял служебный паромобиль.
— Брок, я могу сам начать поиски из песочницы.
Так в дивизионе называли участок, где выходящие на дежурство констебли оставляли свои отпечатки обуви для поиска в случае пропажи. Забавное, но весьма правильное решение — в Олфинбурге до такого не додумались, хоть констебли, бывало, и пропадали: банально напивались или, хуже, погибали при нападении.
Брок, открыв пассажирскую дверцу паромобиля, угрюмо заметил:
— И потеряешь время — она тут, дальше по набережной. Совсем недалеко.
Эван быстро сел за руль и с силой дернул кулисный механизм, забыв дать предупреждающий гудок. Впрочем, вечерняя улица, освещенная электрическими фонарями, была почти пуста.
Брок продолжил:
— Где-то в районе складов…
— Куда? — уточнил Эван — он еще плохо ориентировался в Аквилите.
Брок махнул рукой:
— Прямо. Гони вдоль моря. И не спрашивай, что Виктория делает в порту — Вин не идиот, новичков в порт он не пускает. Кейдж, конечно, любит самовольничать, но не до такой степени, чтобы тащить Викторию в порт. Там швали много, он так рисковать не будет.
Паромобиль летел, как сумасшедший, закладывая виражи при обгоне тихоходов. Брок не удержался, когда в очередной раз его вжало в дверцу из-за объезда гербовой кареты:
— Эван, скорость сбрось, или хоть гудок давай, чтобы с дороги убегали…
Эван прошипел что-то себе под нос — о первом дне и нападениях.
Брок, по лицу которого струился пот, закрыл глаза и фыркнул:
— Просто она у тебя очень любопытная. И прямо… Еще пока прямо…
Они неслись по набережной, огибая прилавки и спешно возведенные импровизированные сцены, теряя драгоценный пар на долгие предупреждающие гудки — Эван внял просьбе Брока.
— Дальше… Дальше… — бормотал с закрытыми глазами Брок. — Где-то у Полей памяти. Тут сверни…
Паромобиль мчался через забитые ящиками узкие проезды порта, мимо матерящихся грузчиков и портового отребья, куда-то в узкие складские улочки.
Эван не выдержал:
— Как она?
— Пытаюсь дозваться. Странно — я с таким еще не сталкивался. Эфир рассыпается, как труха, словно мертвый. Я его поймать не могу…
Эван сжал зубы, так что желваки заходили — вспомнилось, что утром Вики столкнулась с последствиями черного ритуала. Неужели в Аквилите, и правда, появился чернокнижник? Вот же про́клятое везение Ренаров, про них и их агентство не даром ходили слухи, что им слишком везет. Вики, Вики, ну куда ты опять влезла…
— Черный ритуал? — старательно держа голос под контролем, спросил Эван.
— Поворачивай налево. И… Да, скорее всего. Хотя честно скажу — я с таким не сталкивался.
— Тут некуда поворачивать… — пробурчал Эван, сбрасывая скорость и ища проезд среди узких пешеходных проходов. Какой-то дикий лабиринт между складами и пристройками к ним — прибежищем местных портовых крыс.
— Тогда дальше. И там налево. Я почти дозвался…
— И…? — спокойный голос давался Эвану нелегко. Хорошо, что Брок его понимал.
— Холодно. Она на чем-то лежит. Что-то твердое. Нога… Левая… Левая нога горит как огнем. Не в буквальном смысле. Кажется, она ранена. Еще что-то с другой ногой и руками. Больше ничего пока сказать не могу…
Эван отвлекся от узких улочек между складскими помещениями, в которые они с Броком заехали. Пальцы Мюрая, вцепившиеся в сиденье, побелели от усилий, а кожаная обивка пошла буграми и плавилась.
— Ну же, Вики, девочка, откликнись, мне хватит даже силуэта… — пробормотал еле слышно Брок. Сейчас Эван даже признания в любви или площадную брань бы простил Броку — лишь бы дозвался.
Паромобиль осветил фарами рыскающего между проходами мужчину в полицейской форме. Тот, заметив на паромобиле знакомую эмблему, помчался к ним наперерез, заскакивая на подножку и хватаясь руками за крышу.
— Констебль Кейдж… Нападение на констебля Ренар. — Себ заглянул в темный салон и пробормотал: — недобрый вечер, Брок и… Нер комиссар…
* * *
Вик выныривала и выныривала из небытия. Сейчас она знала — там, на стороне живых, её ждут. Там она нужна, и она вырвется, чего бы ей это ни стоило! Она сможет… Она должна, иначе Одли прикопает Себа под первым же кустом и будет неправ. Его вины в случившемся не было. Это все жаберы, ужасный Брок и дикое невезение Ренаров. Кто-то называл это везением — как же, всегда первыми узнавали об интересных делах, всегда на шаг впереди в расследованиях, только называть это везением — так себе, особенно в таком положении, в котором оказалась Вик.
Кончики пальцев на руках буквально кипели от эфира, ожидая лишь подсказки — куда и в кого бить. Хоть контур, хоть чуть-чуть малейшее направление, только глаза открываться отказывались. И слух… Словно ватой обложили — ничего не понять. Лишь пылает от боли левая нога.
Вик понимала, что у неё слишком мало шансов выжить в данной ситуации, и потому пыталась выплыть в реальный мир. Только отец учил: сперва надо прислушаться и убедиться, что за ней
