— Пять таланов каждой семье, сто вам, и семь лет освобождения от налогов. Великий Неркас с каждым годом все щедрее, — сказал Арон негромко. У него были мысли о том, как поступить с предателями, но только сейчас он принял окончательное решение. Пожалуй, он знал еще один способ дать селянам семь лет освобождения от налогов…
Обернулся.
— Вира, господин маг! Мы заплатим виру! — в голос старосты вернулись собственные эмоции.
— Обязательно заплатите, — согласился Арон. — Но сперва ответьте на последний вопрос — где мои вещи, которые я тогда оставил в таверне?
— О! Я сохранил их! Собирался отдать вам… — пауза, Чтец нахмурился, после чего лицо старосты вновь исказилось от боли и вновь разгладилось: — Я собирался продать ваши вещи, но пока не нашел покупателя. Думал предложить их Великому Неркасу, но не успел — он ушел Вратами, едва понял, что упустил вас.
Какая хорошая новость.
Одну за другой Арон доставал свои вещи из тайника старейшины. И кошель с деньгами, и гримуар, и амулеты, и, самое главное — его дар для Мины. Денег ему было не жаль, артефакты он всегда мог добыть новые, но вещи, снятые с мертвых врагов, части тел мертвых врагов — их потеря сделала бы дар неполным.
— Вам повезло, тарэс, что вы ничего не успели продать, — Арон, улыбаясь, посмотрел на старейшину. — За это ваша смерть будет безболезненной. — И прижал ладонь к груди старосты точно напротив сердца.
Любой целитель был способен не только лечить прикосновением, но и убивать. Правда, среди Светлых такое считалось дурным тоном. Среди Темных… А Темные всегда поступали так, как им хотелось.
Арон остановил сердце старосты — это заняло меньше мгновения — и тут же пронзил его тело Нитями, поднимая, используя для этого собственную Силу.
За последние годы Арон считанные разы пользовался некромантией, и только когда другие виды магии не могли дать ему того, что требовалось. И ни разу с тех пор, как он перестал быть учеником Вечного, Арон не приносил людей в жертву. Не потому, что жалел — многие более чем заслуживали такого конца. А потому, что не хотел вновь испытывать то фальшивое ощущение всемогущества.
А еще при каждом использовании Мертвого Искусства ему казалось, будто часть его магии, часть его эррэ, сама тянется, сама желает провести жертвоприношение. Будто бы у магии обнаружился собственный разум и собственные чувства. Арон понимал, что это было самообманом, что на самом деле он сам очень хотел вернуть то полное единение со стихиями.
«Собери всех селян на главной площади», — мысленно приказал Арон старосте, одновременно убирая магию Воздуха, все еще держащую его ноги. Свежие мертвецы сохраняли все свои функции, сохраняли механическую память и привычное поведение — вряд ли кто-то из деревенских успеет заметить, что со старостой что-то не так. — «Сообщи им, что пришло важное сообщение из столицы, которые все должны услышать».
* * *
Столько знакомых лиц. У многих из них Арон даже помнил имена. Помнил, как они выглядели, мечась в лихорадке. Лица, сейчас полные радостного предвкушения, — как и староста, они все ждали, что их деревне наконец дадут статус города, а с тем придут и права горожан, и деньги…
Арон улыбнулся — и только те, кто стояли совсем близко, могли заметить, что улыбка оказалась кривой. Он вышел из дома старосты вслед за поднятым им мертвецом и теперь молча стоял, рассматривая людей. Что ж, награды в пять таланов на семью им не досталось, но семь лет освобождения от налогов Арон вполне мог им обеспечить — именно столько по закону империи давалось селянам-погорельцам.
Это будет справедливо, это будет даже милосердно: они хотели сжечь его заживо, он тоже сожжет — но не их самих, а всего лишь их дома. Урок для них — и для всех остальных, кто только подумает о том, чтобы предать его.
Арон вскинул руки, накрывая воздушными щитами всю площадь и часть домов за ее пределами, где тоже стояли люди. Теперь уйти отсюда они смогут только по его воле. Следующее движение — и все лицедейские трюки ушли. Теперь он вновь выглядел собой — таким, каким селяне могли его помнить. И помнили.
Лица, теряющие улыбки.
Встревоженный шепот, волной растекающийся по толпе.
Арон не говорил ничего. Ждал. Что они скажут? Что сделают? Он хотел знать. Он еще мог изменить свое решение — в худшую или в лучшую сторону.
Мгновение.
Второе.
Потом — не было ни звука, ни движения, только ощущение злого намерения — и понимание, что три щита его защиты не помогут.
Арон метнулся в сторону, а в то место, где он только что стоял, вонзился нидд — зачарованное копье, в обычном виде похожее на обычный нож. Такие копья, способные пробить несколько магических щитов защиты, зачаровывались воинскими магами, стоили очень дорого, а их использование строго контролировалось. Бывшие легионеры не имели права владеть нидд. Впрочем, законы империи нарушались часто…
Значит так.
Пусть так.
Огонь — первой мыслью Арона было ударить огнем. Сжечь врага. Но в самое последнее мгновение словно что-то подтолкнуло его. Он же мог не просто уничтожить легионера, но превратить его в свою марионетку, как сделал со старостой. Бывшие легионеры держались рядом, и если у одного из них был нидд, такое же оружие могло найтись у другого. Или же нечто иное, не менее опасное.
Так пусть один бывший легионер убивает других…
Шаг назад, к тому месту, где нидд воткнулся в землю. Движение — вырвать его из земли, поднять, одновременно ловя нить Воздуха — нить, которая помнила недавний полет копья. И, усилив заклятием, отправить нидд в обратный путь, прямо в сердце его владельца.
Как и со старостой, Арон планировал поднять свежего мертвеца своей собственной Силой, не проводя жертвоприношения.
Он планировал.
Вместо того его сознание словно раскололось. И то, что с каждым его обращением к Мертвому Искусству рвалось наружу, наконец нашло путь.
«Таатог, прими!» — он даже не произнес эти слова, просто подумал — помимо воли. Просто подумал два слова — как смешную пародию на правильное жертвоприношение. Но их оказалось достаточно. Вспышка энергии от жертвы пошла в пространство, и, долю мгновения спустя, извернулась, чтобы влиться в Арона.
Он пытался остановить ее.
Пытался поставить щиты, отражающие эту энергию.
Бесполезно.
Только эйфории ему сейчас не хватало! Эйфории и чувства фальшивого всемогущества! Они отвлекали, они могли помешать…
Он становился магией.
Он превращался в стихии.
Огонь и земля, вода и воздух…
На слабеющих остатках воли Арон повернулся туда, где стояли сопровождавшие его Волки, и набросил на них двойные щиты. На всякий случай. Если вдруг…
Потом его сознание растворилось в фальшивой нестерпимой радости…
Растворилось — и вернулось. Арону даже показалось, что это случилось почти сразу. Что приступ эйфории был краток, занял мгновение или два, не дольше…
Его эррэ оказалось заполнено Силой до краев. Горячей, яркой, пульсирующей Силой. Ее было больше, чем когда-либо прежде. Ее было так много, что Арон знал — сейчас он мог бы сравнять с землей половину столицы, мог бы поднять всех мертвецов смертных рощ провинции Бер, мог бы… Наверное, он мог бы даже выйти против Неркаса и победить.
Откуда…
Жители деревни лежали на каменной мостовой. Словно их всех вдруг сморил дневной сон и они, все вместе, решили отдохнуть.
Арон только что принес в жертву шесть сотен человек, и именно их жизненная сила пульсировала в его эррэ…
Глава 9
На лицах одних мертвецов застыло удивление, на лицах других — растерянность. Ни боли, ни ужаса — никто из селян не успел понять, что произошло.
