Гешка присел на корточки и, подергивая непослушного пса за уши, зло стал допрашивать:
— Как ты смел? Паршивец ты этакий! Выброшу вот…
Юлька тоже набросился на Грома с бранью. А пес, вывалив набок язык, умильно смотрел на них: «Никуда вы, братцы, меня не выкинете! Любите вы меня, знаю!»
Излив гнев, ребята загнали Грома под лавку и опять пристроились у окна, но, увы, настроение их было уже испорчено.
Проезжали станцию за станцией. Поезд вырвался из окружения гор и шел по густонаселенной холмистой равнине. Вагон постепенно заполнили пассажиры.
Гешка обратил внимание на подозрительную тишину под лавкой. Гром всю дорогу то чесался, то щелкал зубами, выискивая блох, а тут приумолк, словно его и не было.
Гешка заглянул вниз. Под лавкой было пусто.
Встревоженные ребята бросились искать собаку по всему вагону и нашли ее в другом конце, рядом с тамбуром. Там возле стенки лежали три неполных мешка с молодым картофелем, а за мешками виднелась плетенная из щепы корзина с двумя бутылями-четвертями молока и горшком сметаны. Гром прорвал ветхую тряпку, которой был завязан горшок, и с аппетитом лакал сметану. Хозяйка сидела спиной к корзине и, увлеченная разговором с соседками, не замечала шкоды…
Гешка тихонько свистнул, подзывая собаку, и Гром, уничтоживший уже половину горшка, сытый, поднял голову. Глядя на Гешку своими невинными глазами, он торопливо облизал морду. Но все же сметана, свидетель его преступления, белыми сосульками свисала вниз. Гром понял, что напроказил, опустил голову, стараясь не глядеть на ребят, и усиленно колотил хвостом по полу. Весь вид его говорил: «Ай-ай-ай, какую я совершил подлость! Простите, это в последний раз…»
Чтобы выманить собаку, ребята вошли в тамбур. Гром, перескочив через корзину, ринулся за ними. Там они его и сцапали.
Суд был скорый, правый и далеко не милостивый. Гешка снял ремень и отстегал забившуюся в угол собаку. Постукивание колес, дребезжание вагонов заглушили собачий визг.
Возвращаться назад было нельзя, и ребята, привязав на ремень Грома, перебрались в соседний вагон. Юлька сбегал за портфелями. Проходя мимо пострадавшей женщины, он увидел, что она все еще не знает о постигшем ее несчастье.
Вагон, в который перебрались ребята, был полон пассажиров. Свободным оказалось одно место, да и то не у окна. Поэтому друзья решили так: по очереди один будет сидеть, охранять портфели и следить за собакой, а другой стоять в тамбуре у открытого окна.
Юлий первым пошел на лучшее место — в тамбур. Гешка сидел на скамейке, сутулый, настороженный. Сейчас, когда все успокоилось и утряслось, беспокойный червь, называемый совестью, зашевелился в его душе. Ну скажите, где тут справедливость? Женщина ехала на базар, чтобы продать сметану, а чья-то безбилетная, едущая «зайцем» собака слопала полгоршка. А они, пионеры, тоже хороши: вместо того чтобы расплатиться с женщиной, взяли да и сбежали.
Гешка, как человек справедливый и совестливый, не мог оставить это дело так. А поэтому, попросив соседа присмотреть за собакой, прошел в вагон, из которого они сбежали.
Гешка сел на край скамьи и учтиво поздоровался с женщиной.
— Здравствуйте, молодой человек! — ласково ответила женщина и обратилась к соседке: — Есть же хорошие, воспитанные дети. Вот пришел, поздоровался! Скромный, приличный паренек.
Гешка замялся и долго сидел молча. Поборов робость, он начал издалека:
— На базар едете? В Осинники?
— Конечно, на базар, куда еще! Вот думаю молочка продать, сметанку… да куплю что-нибудь. У меня такой же сын, как и ты. В котором классе учишься?
— В седьмой перешел… — буркнул Гешка, усиленно думая, как сообщить женщине о сметане, а потом решился: — Не придется вам продать сметану.
— Почему же это? Что, на базар много привезли ее?
— Да нет, тетенька! Видите ли, извините, пожалуйста… Наша собака… Гром, значит… попользовалась вашей сметаной.
Женщина бросилась к корзине и выволокла ее в проход между скамьями.
— Смотрите, люди добрые! — завопила она, поднимая на ладони горшок сметаны. — Смотрите! Ограбили, съели полгоршка такой сметаны!.. Да что же это такое, господи! Не дети теперь пошли, а бандиты какие-то…
— Собака же это…
— Ничего не знаю! Где, жулик, моя сметана? Чтоб у вашей дохлятины болячка вскочила!..
Гешка уже был не рад, что признался торговке. Подождав, когда женщина умолкнет, он спросил:
— А сколько стоит этот горшок со сметаной?
— Да тебе все равно его не купить! Два кило по двенадцать рублей, да сам горшок. О господи, наказали меня!
Гешка проворно вытащил из кармана штанов старый отцовский бумажник, в котором он хранил документы и деньги.
— Тридцать рублей хватит? — спросил он, вынимая три новенькие, хрустящие десятирублевки. Лицо женщины в одно мгновение преобразилось: из вытянутого стало круглым, глаза замаслились, полные губы расплылись.
— Голубчик ты мой, — запела она, — дитятко ненаглядное!.. Конечно, хватит. Бери, бери горшочек. Пусть ваша милая собачка докушает сметанку. Может, и молочко у меня купите?
Гешка устремился в свой вагон. Гром спал, вытянув кривые лапы. Гешка поставил горшок на скамейку возле портфелей и сел. Тут он почувствовал, что голоден, раскрыл свой портфель и съел булку с холодной котлетой и два яйца.
В вагоне, несмотря на раскрытые окна, было душно, клонило ко сну, и Гешка, повалившись на спинку сиденья, задремал.
Его разбудил Юлий:
— Иди, твоя очередь стоять у окна, а я посижу.
Растерев ладонью лицо, Гешка поднялся и, уходя, посоветовал:
— Ты ешь, я уже поел. У меня в портфеле курятина, котлеты. И свежих огурцов мама положила.
Гешка ушел и когда через полчаса возвратился, то застал картину, которая заставила его расхохотаться. Юлька, зажав коленями злосчастный горшок, хлебной корочкой зачищал на дне горшка остатки сметаны. Посмотрев с недоумением на Гешку, Юлька сказал:
— Ты чего это заливаешься? Не лопни! Думаешь, много сметаны оставил? А вообще ты хорошо сделал, что сметану на завтрак купил…
— Я ее и не думал покупать! Ха-ха! Эту… эту сметану Гром лакал!.. Ох, обидится он теперь на тебя…
Соблазны большого города
Город начался исподволь.
Станции, разъезды стали многолюднее; на путях длинные составы с нефтяными цистернами, угольными коробками, платформами с лесом, металлическими конструкциями, чугунными чушками, — индустриальный Урал отправлял свою продукцию. Затем потянулся пригород: домики с огородами, черная лента шоссе, мелькнула фабрика с дымящейся трубой, появилась серая бетонная ограда, за которой высились корпуса завода.
Пассажиры начали собираться: снимали с полок мешки, баулы, чемоданы, складывали в сумки остатки еды. Колеса дробно застучали по стрелкам, справа и слева потянулись цепочки красных товарных вагонов. Наконец поезд остановился. Состав приняли на пятый путь, и ребятам пришлось пробираться на перрон по тормозным площадкам, под вагонами.
Площадь перед вокзалом большая, залита асфальтом. Посреди нее фонтан: мальчик держит в руках большую рыбу, а из ее раскрытого рта бьет в небо тугая струя воды. Вокруг фонтана опояска из цветов: огненные лопоухие канны, левкои, львиный зев и коврик из анютиных глазок.
Посовещавшись, ребята решили сначала устроиться с ночлегом, а потом уж заняться покупками. Но где улица Садовая, на которой живет отец Петра Петровича?
Ребята растерянно озирались: город большой, незнакомый. Впервые они в городе, все удивляет их. Домов выше двух этажей они никогда не видели, а тут горами высятся серые коробки в четыре, пять этажей. А машин тьма-тьмущая…
В конце площади из-за домов появились два желтых вагона, сверкнули на солнце стеклами. Из-под дуги вырвалась огненная вспышка, словно чиркнули спичкой.
— Смотри! Наверное, трамвай! — крикнул удивленный Гешка, и мальчики, размахивая портфелями, бросились прямиком через площадь, наперерез движению машин. Впереди бежал длинноногий, поджарый Гешка, за ним семенил толстый Юлька, а последним с неистовым лаем несся Гром. Он решил, что ребята затеяли с ним игру.
Резкий, заливистый свисток остановил их. Милиционер, помахивая полосатой палочкой, которую он держал за ременную петлю, подошел к ребятам и, дотронувшись ладонью до козырька, строго спросил:
— Граждане! Почему нарушаете правила уличного движения и переходите площадь в неустановленном месте?
«Граждане» испуганно огляделись. Они оказались одни перед стадом остановившихся машин. Шоферы открыли дверки и незлобно ворчали.
— Уньчанские мы… Впервые здесь! — пролепетал Юлий.
На его круглом лице с редкими веснушками был такой испуг, что милиционер улыбнулся и пошутил:
— Ну, раз уньчанские, то можно на первый раз и не штрафовать.
