Он вошел в кафе «Донати», где с ним поздоровался молодой человек, вытиравший стойку бара.
— Буон джорно.
— Буон джорно, — кое-как выдавил Джоэл; это было его первое реальное высказывание на реальном итальянском. Дабы пресечь дальнейший разговор, он не остановился, прошел мимо бара, мимо винтовой лестницы с указателем, что наверху тоже кафе, мимо большого прилавка, полного самых разнообразных и на редкость привлекательных кондитерских изделий. В задней комнате было довольно темно, тесно и буквально нечем дышать от табачного дыма. Он сел за один из двух свободных столиков, игнорируя взгляды, что бросали на него другие посетители. Он испытывал ужас, ожидая, что к нему подойдет официант, что ему придется что-нибудь заказать, что его разоблачат на столь ранней стадии потаенной жизни, и поэтому сидел, низко опустив голову, разглядывая свои новые документы.
— Буон джорно, — сказала молодая женщина из-за его левого плеча.
— Буон джорно, — выдавил Джоэл. И прежде чем она успела предложить ему что-нибудь из меню, попросил: — Эспрессо. — Она улыбнулась, произнесла нечто маловразумительное, на что он твердо ответил: — Нет.
Сработало, она ушла, и для Джоэла то была большая победа. Никто уже не глазел на него, как на невежественного иностранца. Когда официантка принесла кофе, он сказал «грацие», очень тихо, и она приветливо улыбнулась. Он медленно потягивал кофе, не зная, на сколько времени ему придется его растянуть, в страхе, что придется опять что-нибудь заказать.
Потоки итальянских слов вихрились вокруг него — тихий нескончаемый разговор друзей, сплетничавших с пулеметной скоростью. Интересно, английский тоже кажется иностранцам стремительным? Сама мысль о том, чтобы овладеть итальянским настолько, чтобы понимать все эти голоса вокруг, казалась абсолютно невероятной. Он заглянул в свой жалкий список из двух сотен слов, а затем отчаянно попытался уловить хотя бы одно из них в устах говоривших.
Мимо прошла официантка и что-то спросила. Он ответил стандартным «нет», и снова это сошло.
Итак, Джоэл потягивал кофе в маленьком баре на улице Верде неподалеку от площади Деи Синьори, в центре Тревизо, в районе Венето северо-восточной Италии, а в федеральном исправительном учреждении в Радли его старые сотоварищи по несчастью оставались за решеткой предохранительной изоляции, получая паршивую еду, водянистый кофе, охраняемые садистами и глупыми правилами, и им оставались многие годы в заключении, прежде чем они могли бы начать мечтать о жизни на воле.
Вопреки первоначальному замыслу Джоэл Бэкман не умрет за решеткой в Радли. Он не исчезнет духовно или телесно. Он обманул своих мучителей на четырнадцать лет и теперь, свободный, сидит за столиком в маленьком кафе в часе езды от Венеции.
Почему он все время вспоминает тюрьму? Потому что нельзя просто так вычеркнуть любые шесть лет жизни, не испытав при этом шока. Вы носите прошлое с собой, каким бы неприятным оно ни было. Ужас тюрьмы сделал внезапное освобождение необычайно сладким. Однако пройдет какое-то время, и он обязательно сосредоточится на настоящем. И к черту будущее.
Прислушивайся к звукам вокруг, скороговорке друзей, смеху, шепоту молодого человека по мобильнику, заказу, который хорошенькая официантка передает на кухню. Впитывай запахи — табачного дыма, крепкого кофе, свежей выпечки, радуйся теплу старинной комнатки, где местные жители встречаются на протяжении столетий.
И в сотый раз он задавал себе вопрос: почему он здесь? Почему его вывезли из тюрьмы, а потом из страны? Помилование — одно дело, но стремительная доставка его за границу — совсем другое. Почему ему не вручили нормальные документы, почему не дали возможности распрощаться со старым добрым Радли и зажить собственной жизнью, как это разрешается всем прочим освобождаемым по амнистии преступникам?
Ясное дело — у него не могли не возникнуть подозрения. Он мог довольно точно предположить, в чем дело.
Догадка повергла его в ужас.
Луиджи возник перед ним, словно из ниоткуда.
Глава 6
Луиджи, темноволосому молодому человеку с большими печальными глазами и четырехдневной щетиной, было чуть за тридцать. Тяжелая фермерская куртка в сочетании с небритым лицом действительно делала его похожим на крестьянина. Он заказал эспрессо и все время улыбался. Джоэл сразу обратил внимание, что у него чистые руки и ногти и очень ровные зубы. Фермерская куртка и щетина на щеках наверняка были элементом спектакля. Скорее всего Луиджи окончил Гарвард.
Он превосходно говорил по-английски, с легким итальянским акцентом, не оставлявшим сомнения в его итальянском происхождении. Объяснил, что он родом из Милана. Отец-итальянец служил дипломатом и возил за собой жену-американку и двоих детей по всему миру, куда бы ни направляла его родина. Джоэл предположил, что Луиджи о нем многое известно, и он тоже постарался разузнать как можно больше о своем новом наставнике.
Узнать удалось немного. Не женат. Университет — Болонья. Учился в Соединенных Штатах — да, где-то на Среднем Западе. Состоит на правительственной службе. Какого правительства — не уточнил. Он постоянно улыбался и этим уклонялся от вопросов, на которые не хотел отвечать. Джоэл сразу понял, что имеет дело с профессионалом.
— Насколько могу судить, вы кое-что обо мне знаете, — сказал Джоэл.
Улыбка, прекрасные зубы. Когда он улыбается, грустные глаза почти закрыты. Женщины от него наверняка без ума.
— Видел ваше досье.
— Досье? Оно как-то не вяжется со всей этой обстановкой.
— Я видел досье.
— Ладно, сколько лет Джейси Хаббард был американским сенатором?
— Слишком долго, на мой взгляд. Послушайте, Марко, у меня нет никакого желания ворошить прошлое. Нам с вами и без этого есть чем заняться.
— Нельзя ли мне взять другое имя? Меня тошнит от Марко.
— Это был не мой выбор.
— Кто же это решил?
— Не знаю. Не я. Вы задаете кучу ненужных вопросов.
— Я двадцать лет был адвокатом. Старая привычка.
Луиджи допил кофе и положил на стол несколько евро.
— Давайте пройдемся, — предложил он, вставая.
Джоэл взял холщовую сумку и вслед за своим куратором вышел из кафе на боковую улочку, где движение было не столь интенсивным. Они прошли всего несколько шагов, и Луиджи остановился у входа в альберго «Кампеоль».
— Это ваше первое прибежище, — сказал он.
— А что это такое? — спросил Джоэл.
Четырехэтажный оштукатуренный дом, втиснувшийся в тесное пространство между двумя другими. Цветные флажки над входом.
— Маленькая приятная гостиница. «Альберго» значит «отель». Можно говорить и «отель», если хотите, но в маленьких городах предпочитают «альберго».
— Какой легкий язык. — Джоэл оглядел улицу, привыкая к новому месту.
— Да уж полегче английского.
— Посмотрим. А на скольких языках вы говорите?
— На пяти или шести.
Они вошли в гостиницу и миновали небольшое фойе. Луиджи уверенно кивнул клерку за стойкой. Джоэл кое-как выдавил довольно членораздельное «буон джорно», но шагу не сбавил в надежде избежать содержательного ответа.
Они поднялись на три лестничных пролета и прошли в конец узкого коридора. У Луиджи оказался при себе ключ от комнаты под номером тридцать, простого, но хорошо обставленного гостиничного номера с окнами на три стороны и видом на канал в некотором отдалении.
— Лучший номер, — сказал Луиджи. — Никаких изысков, но есть все необходимое.
— Вы не видели мою последнюю комнату. — Джоэл швырнул сумку на кровать и раздвинул занавески.
Луиджи отворил дверцу маленького шкафа.
— Смотрите. У вас четыре рубашки, четыре пары брюк, два пиджака, две пары туфель, размер мы выяснили. Теплое шерстяное пальто — в Тревизо бывает довольно холодно.
Джоэл окинул взглядом свой гардероб. Все было развешано в идеальном порядке, отутюжено — бери и надевай. Тона приглушенные, подобранные со вкусом, любую рубашку можно надеть к любому пиджаку и любым брюкам. Наконец он развел руками и сказал:
— Спасибо.
— В выдвижном ящике найдете ремень, носки, нижнее белье — все, что может понадобиться. В ванной все необходимые туалетные принадлежности.
— Что я должен сказать?
— А здесь, на письменном столе, две пары очков. — Луиджи взял одну и поднес к свету. Некрупные квадратные линзы в тонкой черной металлической оправе по европейской моде. — От Армани, — не без гордости пояснил Луиджи.
— Для чтения?
— И да и нет. Предлагаю вам носить их всегда, когда выходите из комнаты. Это часть маскировки, Марко. Часть вашего нового «я».
— Жаль, вы не знакомы со старым.
— Увы, нет. Внешность в Италии — вещь чрезвычайно важная. Особенно для нас, северян. Одежда, очки, прическа — все должно быть в порядке, иначе на вас начнут обращать внимание.
