Обычно Гали приезжала, взмахом руки приветствовала старичка-консьержа, взбегала по лестнице, игнорируя лифт — не так высоко, всего-то третий этаж. Консьерж, вытягивая шею, высовывал голову из окошка своей коморки и, вздыхая, скользил взглядом по упругой попке этой молодой «сучки». Сейчас этот чернявый затеет с ней половецкие пляски. Он грузно опускался в продавленное кресло, закрывал глаза и придавался мечтаниям.
Открыв дверь своим ключом — Лев сделал для нее дубликат в первую же неделю их знакомства, она медленно входила в квартиру.
По обыкновению, Лев уже ждал ее в спальне, раскинувшись на двуспальной кровати, иногда совершенно голый. После своих исчезновений он всегда бывал особенно страстен и пылок. Гали, конечно, имела все основания для ревности. Но почему-то она была уверена: эти отлучки никак не связаны с женщиной. В том, что он ей верен, Гали не сомневалась.
Потом он неожиданно исчез надолго. Через неделю Гали стала волноваться, но не слишком — она успела уже привыкнуть к его выходкам. К тому же Лев готовился к участию в международном конкурсе. Но вот однажды среди ночи ей позвонила Таня… С тех пор как Гали и Лев начали встречаться, всякие отношения приятельниц прекратились. Гали было не впервой уводить у подруг парней. Поначалу ее еще мучила совесть, но потом она перестала обращать внимание на такие мелочи. «В любви и на войне…»
Таня плакала и что-то невнятно лепетала в трубку. Смысл произносимого начал доходить только после того, как на том конце провода раздались частые гудки.
История была темная и по тем временам позорная. Лев Глузкер оказался под следствием по 211-ой статье УК РСФСР. Статья, по которой судили за самое омерзительное преступление — мужеложство.
Поговаривали, что его застали с кем-то из «за бугорных» музыкантов и предложили не возбуждать дело взамен на «сотрудничество», однако, он отказался. До конца жизни Лев ничего никому не рассказывал об этом.
Слушание было закрытым, богема распухала от слухов, один невероятнее другого. Гали на время исчезла с тусовок, чтобы не видеть сочувственных или насмешливых взглядов. Что произошло со Львом на самом деле, никто не знал.
Как бы там не было, иностранец беспрепятственно покинул СССР, а несговорчивому гению влепили два года… Впрочем, ему хватило бы и недели. Сесть в тюрьму с подобной статьей, значило сразу оказаться в самом низу воровской иерархии, тем более мальчику из хорошей семьи, за всю жизнь ни разу не ругнувшемуся матом.
В первый же день, сокамерники, узнав по какой статье Лев невольно оказался их компаньоном, ему раздавили пальцы на правой руке. Льва за примерное поведение выпустили на полгода раньше срока. Сломанный, разуверившийся во всем и вся, поседевший и никому не нужный он замкнулся в себе.
Потом он пил, пил запоем. Все что осталось у него от прежней жизни — его абсолютный слух. Родители пытались как-то помочь сыну, но он прекратил любое общение с ними. Устроился работать на завод музыкальных инструментов. То время, когда он не пил, проходило у него за настраиванием шестирублевых гитар или чуть не топором тесаных скрипок.
После истории со Львом Гали долго не могла прийти в себя.
Она пыталась смириться с тем, что Лев был «бисексуалом», но не получалось. Так вот, значит, в чем была его тайна, вот что таилось внутри и стояло между ними. Тяга к мужчинам… Гали так никогда и не узнала подробностей — был ли у Льва постоянный любовник или он …
Она мучительно размышляла о том, как такое могло произойти. И как она не почувствовала его метаний. Возможно, Лев держался за Гали как за соломинку, в надежде покончить со своим пороком. Если бы только она могла разговорить его, если бы он раскрылся перед ней и доверился, она бы смогла его понять.
И тогда, может быть, всего этого не случилось бы…
Впрочем, вся наша жизнь, очень часто состоит из «если» или «бы» — как та джазовая импровизация на квартире Тани Оболенской, когда все были веселы, молоды, счастливы, и никто не подозревал, какая судьба уготована красивому и талантливому парню, восседающему за черным лакированным роялем…
Гали очнулась от воспоминаний. Глядя на запотевшее зеркало в ванной комнате, она машинально протерла его ладонью и увидела свои глаза — печальные и влажные от слез. Прошло много лет, но она так и не смогла забыть эту историю…
Почему она вспомнила Льва? Из-за Стива? Интуитивно она чувствовала внутри американца какой-то душевный надлом. Скорее она чувствовала, что Стив что-то скрывает от посторонних глаз. А может и от самого себя.
Обернувшись полотенцем, Гали вышла из ванной и легла рядом со Стивом.
Тот, казалось, дремал, но стоило ей появиться, тут же спросил: «Я уже начал волноваться. Что ты там делала так долго?».
— Как всегда, дрочила письку, подставив под струю горячей воды. Гали хотела в свойственной хулиганской манере озадачить америкоса. Но, на английском языке эта колоритная фраза звучала бы слишком по-медицински, а сленгового эквивалента она не вспомнила.
— Давай лучше выпьем, мой защитник! За тебя, твое здоровье, твою смелость. Сегодня ты защитил свою женщину от грязных, вонючих, желтых обезьян. Ты не побоялся даже удара ножа! Ты их победил и теперь я твоя, мой господин. Слушаю тебя и повинуюсь. Делай со мной, что хочешь.
Гали молитвенно сложила руки и театрально склонилась в глубоком поклоне, стоя на коленях на краю кровати.
Стив сделал два больших глотка виски, не спеша, подошел со спины и с силой вошел в нее… Гали тихо ойкнула и зарылась головой в подушку. Через несколько минут обессиливший пилот придавил Гали своим телом и остался недвижим, наслаждаясь заслуженной наградой. Он тяжело дышал, легкая дрожь пробегала по его горячему телу. Стив по ребячьи прижимался к ней.
Гали вдруг почувствовала к нему материнскую щемящую нежность. Выбравшись из под Стива Гали нежно поцеловала его в мочку уха. Со стороны могло показаться, что участливая мать разговаривает с любимым сыном о его первых опытах общения с женщинами.
— Почему ты загрустил? — Расскажи-ка на ушко своей мамочке. Может тебе дать молочка? Она провела возбужденным соском по его влажным губам…
Он вздрогнул и едва слышно произнес:
— Не беспокойся милая все в порядке. Просто… мне… все в порядке.
Прижав его голову к своей груди, Гали тихо прошептала:
— Поделись, тебе станет легче. Кто обидел моего маленького?
Стив как-то весь обмяк, и вдруг копившаяся долгие месяцы душевная боль вырвалась наружу. Он начал лихорадочно рассказывать Гали историю своей жизни. В начале это были отдельные несвязные обрывки фраз. Потом, он немного успокоился, речь стала более вразумительной.
Глава 5
История Стива Гриффита — убедительный пример того, как жизнь человека, считающего себя счастливым и успешным, в одночасье идет под откос. И нет в этом его вины — набившее оскомину выражение «так сложились обстоятельства», порой как нельзя лучше отражает то, что принято называть судьбой.
Стив всегда придерживался простого в своей мудрости принципа: «Живи и давай жить другому». Он ни перед кем не заискивал, не злословил за спинами, не подсиживал коллег по работе, и ему никто не мешал подниматься по карьерной лестнице. «Успешный парень», — так характеризовали его друзья и знакомые. Стив Гриффит искренне считал вправе гордиться своей жизнью — он сделал ее самостоятельно.
Лишь двумя своими поступками он отнюдь не гордился. И даже по прошествии многих лет вспоминать об этом было неловко и совестно. Хороший сын не идет против воли отца. Хороший друг не отбивает у друга девушку.
Стив не жалел о содеянном. Оба поступка были совершены по веским причинам. Но и тот, и другой вышли ему боком.
Стив родился в обеспеченной семье авиаконструктора. Его отец, Джон Гриффит, изобрел несколько авиационных приборов, и на полученные от продажи патентов деньги, основал собственную фирму по производству навигационной аппаратуры.
Поначалу дела шли не очень успешно. Но грянула Вторая мировая война, и посыпались выгодные госзаказы. Положение фирмы серьезно окрепло. Постепенно отец полностью переключился на производство приборов для «летающих крепостей» — бомбардировщиков В-52.
Маленький Стив с детства буквально жил в мире авиации. Он не пропускал ни одной выставки, где можно было, благодаря отцу, полазить по всем самолетам — от древних и надежных бипланов до трофейных самолетов Вермахта…
Стив с восхищением смотрел на высоких, неизменно веселых и озорных летчиков — казалось, им принадлежали все девушки мира. После просмотра в кинотеатре документальных фильмов, о сражениях на Тихом океане, ему снились японские «камикадзе». Он уничтожал их из скорострельной пушки, сидя в кабине истребителя, и не давая добраться до авианосцев дяди Сэма.
