всегда было сострадание ко всему живому, даже к тем, кто этого не заслуживал. Терпение и мудрость — ещё одна важная составляющая. Вика никогда не устраивала истерик, не закатывала скандалов. Я хоть и старался не давать поводов, но все возникающие шероховатости мы решали спокойно. А ещё она всегда стояла горой за своих. Вот как сейчас за Аню.
Мне очень нравилось, как работала Вика. Я дал ей всевозможные контакты, предупредил охрану, что они головой отвечают. Пару раз даже заезжал проверить, а Вика рассказывала о своих предложениях. Несколько я прослушал, а потом понял, что не хочу грузить себя этой информацией. Выручка росла, персонал стал более дисциплинированным, а это всё что меня интересовало. У самого катастрофически не было времени заниматься этим, поэтому сказал Вике делать, что хочет. Ей я доверял.
Потом мне пришлось уехать на пару недель, и это было к лучшему. Вика не видела, но я невольно следил за ней, и меня тянуло. Даже на расстоянии каждый день узнавал от охраны как обстановка под предлогом "нового сотрудника".
Нельзя, Тимур, нельзя. Сам дурак, так хоть её сбереги.
Думал, что за две недели смогу отвыкнуть. Даже сбрасывал напряжение с разными шлюхами. К концу "отпуска" мне казалось, что стало легче. Но, когда я увидел её, понял, что показалось.
Вот она стоит на пороге кабинета. Чёрные шелковистые волосы блестят даже в обычном комнатном освещении, вид слегка уставший, но не менее красивый. Я рад наконец увидеть её, не помогло ни расстояние, ни бабы. Вика плюхается на диван, и тут я натыкаюсь на её разбитую губу.
— Что с губой? — радости как не бывало.
— Не поверишь. Дома вчера убиралась, полезла за шкаф, ну а губы на шкаф. Спасибо, хоть не глаза, — легко и беззаботно говорит. Словно что-то не вяжется, но я верю.
— Глаза, видимо, тоже без особой пользы, раз не видишь.
— Видимо. Давай к отчёту, — сама серьёзность.
Мы, в принципе, выбрали тактику поведения: строго рабочие отношения. Ну помимо моей помощи. Но сейчас я смотрю, на то как она увлечённо рассказывает о работе, иногда смеётся и улыбается, и понимаю, что мой предохранитель, кажется, сорвало.
— Вот статистика выручки за месяц, — кладет бумаги передо мной, собираясь сразу отойти, но я беру её за руку. Вика растерянно смотрит. — Тимур?
Я же провожу большим пальцем по ее губе. Хочу впиться в эти губы самым сладким поцелуем, но даю право выбора Вике. Она не отталкивает, поэтому я делаю то, чего так долго хотел — целую её. Стараюсь не пугать напором сразу, хотя понимаю, что хочу её всю, и если дальше так пойдёт, одним поцелуем не ограничимся. Вика кладёт свои изящные ладони на грудь, а я сильнее притягиваю её за талию, практически вжимая в себя.
— Тимур, мы не в отношениях, — шепчет мне.
— Это мне не мешает хотеть тебя поцеловать и, собственно, поцеловать, — хрипло говорю, снова целуя.
За четыре года я не стал хотеть её меньше, и, думаю, она это чувствовала. Поэтому в следующую секунду я сажу её на стол, а она вскрикивает и хватается за живот.
— Что такое? — я что, сделал ей больно?
— Нормально, — говорит сдавленно.
Раньше она мне не врала так часто. А тут количество вранья на квадратный метр зашкаливает. Не верю, осторожно убираю её руку и задираю футболку. На животе огромные синяки фиолето-багрового цвета.
— Интересно, а это ты где ударилась? На чей кулак напоролась?
Я не то чтобы взбешён. Я в ярости нахуй.
Хлопает милыми глазками в поисках очередного вранья, но, видимо, идеи на сегодня закончились, поэтому она пытается уйти. Нет уж, милая.
— Я задал вопрос, — рычу, еле сдерживая себя. Не на неё злюсь, а на тех, кто посмел. Каждого найду и уничтожу.
— А я сейчас с Бесом разговариваю или с Тимуром? Если с первым, то не хочу, — говорит обиженно и отталкивает. Я уже не сопротивляюсь, отхожу.
— Вика, стой, — беру себя в руки, придерживая за руку. — Скажи кто, и я разберусь. Никита?
Этот урод получил уже по заслугам. Просто не знает за что и кто.
— О, Боже, нет. Я уже и думать забыла о его существовании.
— Тогда кто? — знает, что в покое не оставлю.
— Да просто какие-то хулиганы, — врушка. — Я убежала. Просто ночью не надо в магазин ходить.
— Не ври, — снова злюсь. Но нас прерывает её телефон.
И дальше начинается какой-то сюр.
Вика отвечает, и я понимаю что где-то у кого-то что-то случилось. Она выглядит до смерти напуганной, начинает суетиться, говорит, что надо уехать и не отвечает на мои вопросы.
— Да что, блять, происходит, Вика? Что за вечные тайны? Что случилось? — мне это порядком надоело.
— Мне надо уехать, — и океан непролитых слёз в глазах. Серьёзно думаешь, что я отпущу тебя куда-то в таком состоянии?
— Куда?
— Я в понедельник буду, — она уже не здесь мыслями.
— Я еду с тобой, — не обсуждается.
— Нет, — паникует, но я непреклонен.
— Это не обсуждается.
Она прекращает спор. Говорил же, мудрая.
Мы выходим, и Вика планирует сесть за руль. В таком состоянии? Совсем с ума сошла?
— Вик, что случилось?
— Я не могу сказать, — шепчу. — Сам увидишь. Я буду аккуратно. Можно, пожалуйста?
Но, вроде бы, у неё получается взять себя в руки, и я сдаюсь, отдавая ей ключи от своей машины.
По дороге пытаюсь узнать хоть что-то, но лучше бы не делал этого.
— Может все-таки расскажешь, пока едем.
— Нужно помочь одному дорогому мне человеку. Точнее, двум.
— Твоему мужчине? — уточняю, поразившись своей догадке.
— Можно и так сказать, — улыбается с такой нежностью. Тогда почему она отвечала на поцелуй? Вика вовсе не такая. Она не будет, имея мужчину, целоваться с другим.
Спустя пару часов мы подъезжаем к какому-то посёлку. Вроде бы, раньше у неё тут тётя жила, как-то летом мы приезжали. По просьбе Вики оставляю охрану у въезда.
У дома ждёт какой-то парень, которого Вика бегло обнимает и знакомит нас.
— Жених Ани.
Надеюсь, что мне хоть кто-то что-то объяснит, но Вика убегает в дом. Следом заходим мы и от увиденного я даже не знаю как реагировать.
На меня смотрит моя маленькая копия. Я даже сказать ничего не могу. Все вопросы кажутся глупыми и неуместными. Пока ребята что-то обсуждают между собой, в моей голове проносится миллион мыслей, за каждую из которых я не могу зацепиться.
— Сколько? — единственное, что я могу выдать не своим голосом.
— Почти три с половиной года. Надо в город, Тимур. Я потом все объясню, —
