– Да, да, – на всякий случай сказал Паскаль.
Она снова тихонько рассмеялась.
– Я так рада, что вы меня поняли. Вот, к примеру, актриса, родом из маленького городка. И вдруг первая же роль, которую она получает, – в «Клеопатре»! Вы можете себе это представить?
– Да, – твердо сказал Паскаль, разобрав слово «Клеопатра».
– Правда? А я вот никак такого не ожидала.
Паскаль поморщился. Не угадал.
– Нет, – попробовал он снова.
– Я родилась в маленьком городе в штате Вашингтон. – Она махнула сигаретой в сторону деревни. – Конечно, не такого маленького, как этот. Но все же достаточно маленького, чтобы меня там считали звездой. Сейчас даже вспоминать неудобно. Чирлидер. Потом принцесса на выпускном балу. Королева красоты округа. – Девушка рассмеялась сама над собой. – После школы я переехала в Сиэтл, хотела стать актрисой. Казалось, жизнь непременно вот-вот начнется. Это как всплывать на поверхность. Просто задержи дыхание и плыви. К славе, к известности, счастью или… ну, не знаю… – девушка опустила глаза, – куда-нибудь.
Паскаль тем временем зациклился на единственном слове, которое он опознал. «Принцесса». А он думал, у американцев знати не бывает. Но если она принцесса… Вот это удача для его гостиницы, если тут у него принцесса остановилась!
– Мне все говорили: поезжай в Голливуд, тебе сниматься надо. Я тогда играла в театре, и мне всем миром деньги собирали на дорогу. – Она затянулась. – Ну что тут поделаешь? Может, они просто от меня избавиться хотели? – Ди доверительно нагнулась к Паскалю. – У меня был роман с одним актером. Женатым. Глупо как-то вышло.
Девушка посмотрела на море и засмеялась.
– Я никому этого не говорила, но на самом деле мне на два года больше, чем все думают. Тому парню, что проводил пробы для «Клеопатры», я сказала, будто мне двадцать. А мне уже двадцать два. – Она полистала страницы романа Алвиса Бендера, точно надеялась прочесть там историю своей жизни. – Я ведь имя сменила, так заодно решила и возраст поменять. Если скажешь правду, они на тебя смотрят и подсчитывают, сколько лет тебе еще осталось в кино. Ужасно! Я бы этого не вынесла. – Ди пожала плечами и снова положила листы на перила. – Как думаете, я поступила скверно?
Шансы угадать у него были пятьдесят на пятьдесят.
– Да.
Кажется, его ответ ее расстроил.
– Наверное, вы правы. Ложь всегда потом догоняет. Вот это я в себе больше всего ненавижу. Тщеславие. Может, поэтому… – Она вдруг замолчала, последний раз затянулась, бросила окурок на дощатый пол крыльца и придавила его каблуком. – С вами очень легко разговаривать, Паскаль.
– Да, мне приятно… говорить с вами.
– И мне. Мне тоже приятно. – Ди выпрямилась, обхватила себя руками за плечи, опять взглянула на огни в море и словно стала еще выше и стройнее. Казалось, она никак не решится что-то сказать. – Вам говорили, что я больна? – тихонько спросила она наконец.
– Да, мой друг Оренцио. Он сказал.
– А он сказал чем? – Она коснулась своего живота: – Вы знаете слово «рак»?
Да, к сожалению, он его знал. По-итальянски Cancro. Паскаль смотрел на свою сигарету.
– Это ничего, нет? Докторы… они смогут…
– Не думаю. Очень плохая разновидность. Они говорят, что можно помочь, но, по-моему, они просто меня утешают. Я вам это говорю, чтобы вы поняли, почему я так… откровенна. Вы знаете слово «откровенна»?
– Откровение? Апокалипсис? – переспросил Паскаль. Она что, ждет конца света?
Ди рассмеялась:
– Нет. Это значит «честная, открытая».
Честное откровение.
– Когда я узнала, какая у меня стадия, я решила, что теперь буду говорить только то, что думаю. Плевать на вежливость, плевать, что скажут другие. Для актрисы это очень трудно, отказаться видеть себя глазами других людей. Почти невозможно. Но мне важно не тратить больше время на пустые слова. Надеюсь, вы на меня не сердитесь.
– Нет, – тихонько ответил Паскаль и с облегчением понял по ее реакции, что угадал.
– Отлично. Тогда давайте условимся: будем говорить только то, что думаем. И поступать только так, как нам хочется. И к черту всех, кто будет нас осуждать. Захотим курить – и будем. Захотим ругаться – и будем ругаться. Вы согласны?
– Мне нравится очень, – ответил Паскаль.
– Ну и хорошо.
Она наклонилась и поцеловала его в шершавую щеку. У Паскаля перехватило дыхание точно так же, как при стычке с Гвальфредо.
– Спокойной ночи, Паскаль.
Ди взяла с перил роман Алвиса Бендера, пошла к дверям и вдруг остановилась перед вывеской «Подходящий вид».
– Кому такое название в голову пришло?
Паскаль, все еще потрясенный поцелуем, показал на пачку бумаги в ее руке:
– Он.
Девушка кивнула и снова оглянулась на деревню и скалы вокруг.
– Паскаль, можно я вас спрошу? Каково это, жить здесь?
Вот тут правильное слово нашлось сразу.
– Одиноко, – ответил Паскаль.
Отец Паскаля, Карло, происходил из семьи флорентийских рестораторов и всегда считал, что сыновья пойдут по его стопам. Но старший, отважный черноволосый Роберто, мечтал стать летчиком. Во время Второй мировой он поступил на службу в Regia Aeronautica. И даже полетать ему удалось, целых три раза. А потом моторы его развалюхи Saetta отказали над Северной Африкой и он упал с неба на землю, как подстреленная птица. Второй сын, Гвидо, поклялся отомстить за брата и поступил в пехоту, чем привел Турси в полную ярость.
– Хочешь отомстить, так пойди и убей того механика, который позволил твоему брату вылететь в бой на ржавом корыте. При чем тут британцы?
Но Гвидо настоял на своем и выступил на войну в составе элитного экспедиционного корпуса Восьмой армии, которую Муссолини послал немцам в доказательство того, что поддержит их на русском фронте.
– Пошли кролики на медведя, – сказал на это Карло.
Когда Роберто погиб, сорокалетний Карло, чтобы утешить жену, исхитрился в последний раз произвести здоровое семя и сделать тридцатидевятилетней Антонии еще одного сына. Поначалу она поверить не могла, что снова беременна. Потом решила, что долго ее беременность не продлится (после рождения первых двух сыновей выкидыши шли один за другим). И наконец, глядя на растущий живот, Антония вообразила, будто это Божий знак: Гвидо вернется с войны живым. Она назвала синеглазого bambino miracolo Паскаль, по-итальянски «избавление», поскольку заключила с Господом сделку, что с рождением этого младенца кровавая волна, захлестнувшая мир, обойдет семью Турси стороной и что Господь избавит их от несчастий.
Но Гвидо упал с простреленным горлом на сталинградский снег зимой сорок второго. Убитые горем родители теперь хотели лишь одного – спрятать от страшного жестокого мира своего чудо-ребенка. Карло продал двоюродному брату долю в семейном бизнесе и купил маленький Pensione di San Pietro в самом отдаленном уголке Италии, Порто-Верньоне, деревне, ставшей их убежищем.
Им повезло, что у них остались деньги после продажи ресторанов, потому что отель почти не приносил прибыли. Иногда здесь ночевали заблудившиеся итальянцы и европейцы, траттория на три стола тоже давала небольшой доход – в ней собирались по вечерам деревенские рыбаки. Но от одного постояльца до другого иногда проходили месяцы. Однажды весной пятьдесят второго в бухту зашло водное такси и на берег ступил высокий красивый американец с тоненькими усиками и гладко зачесанными каштановыми волосами. Молодой человек явно выпил в пути, в одной руке он держал дымящуюся сигару, в другой – чемодан и чехол с пишущей машинкой. Американец огляделся, почесал в затылке и вдруг, к удивлению всех, произнес на вполне приличном итальянском: «Qualcuno sembra aver rubato la tua citt» — «Похоже, кто-то украл все дома в вашем городке». Он представился Алвисом Бендером, scrattori fallito та ubriacone successo, никудышным писателем, но вполне профессиональным пьяницей. Бендер устроился в траттории и шесть часов кряду пил вино, рассуждая о политике, истории и книге, которую он не писал.
Паскалю тогда было одиннадцать, и мир, если не считать кратких визитов к родственникам во Флоренцию, он знал разве только по книгам. А тут вдруг настоящий писатель, с ума сойти! Мальчик вырос под колпаком родительской опеки в маленькой деревушке, а потому огромный веселый американец его совершенно покорил. Казалось, он везде побывал, все на свете видел. Паскаль садился в ногах у Алвиса и задавал вопросы. А Америка, она какая? А какой автомобиль самый лучший? А на самолете летать страшно? И однажды: а о чем ваша книга?
Алвис Бендер протянул мальчику стакан:
– Налей еще, и я тебе расскажу.
Паскаль принес вина, Бендер потер подбородок и начал:
– Я пишу книгу о том, что вся история человечества доказывает лишь одно: мы смертны, и смерть – естественный и единственный итог жизни.
Паскаль и раньше слышал такие речи, когда Алвис разговаривал с его отцом.
