— Смотри, они уже прямо под стариной Амброзием! Что за чудные землекопы, право слово! Вот это да, Амброзий уже исчез, — должно быть, они втащили его в туннель.
Землекопы вернулись удивительно быстро. Они вылезли из норы, волоча ежа на перекинутых через плечо веревках, и отказались от помощи, которую им предложили барсучиха и мышонок. Кротоначальник сморщил нос:
— Не, не надо, только лапы понапрасну замараете.
Амброзия они доставили в лазарет аббатства, где ежом занялся сам аббат Мортимер. У Амброзия была Длинная неровная рана, она тянулась от уха до кончика передней лапы. Брат Альф сочувственно качал головой:
— Потому старина Амброзий, наверное, и потерял сознание — от боли и потери крови. Должно быть, ему, раненому, пришлось долго ползти и катиться. Как вы думаете, отец настоятель, он будет жить?
Аббат только улыбнулся. Он уже промыл длинную рану и приложил к ней припарку из трав.
— Нет никаких оснований для беспокойства, брат Альф. Амброзий Пика — это кожа да иглы. Старик крепок, словно булыжник. Смотри, он уже приходит в себя.
Действительно, еж забавно хрюкнул, несколько раз свернулся и развернулся, а потом открыл глаза и огляделся.
— Ой-ой-ой, как ухо болит! Отец настоятель, ведь вы не станете безучастно смотреть, как страдает несчастный отпрыск славного рода Пика? Неужели у вас не найдется капельки октябрьского орехового эля, чтобы промочить его пересохшую глотку? — взмолился Амброзий.
Все присутствующие, видя, что их старый друг жив и вне опасности, с облегчением расхохотались. Матиас был поражен: сколько же эля выпил Амброзий, прежде чем почувствовал себя в силах начать рассказ. Еж шумно облизнулся:
— Ох-хо-хо, так-то лучше. Ну что ж, я сделал все, как мне было велено, обошел всех, кого только мог. Колокол Джозефа очень помог всех предупредить. Короче говоря, около полудня пришел я к дому Полевкинсов. Только я сообщил им скверную новость — тут, чтоб мне лопнуть, этот маленький плакса Колин Полевкинс забегал по дому с воплями, скуля и причитая, что вот, дескать, теперь всех перережут прямо в постелях. Хотите верьте, хотите нет, но Колин словно свихнулся, никак было его не унять. Ну и вот, на шум в доме прибежала стая крыс, — должно быть, промышляли где-то неподалеку. Не успели мы и рты открыть, как они набросились на нас, так что мне оставалось только свернуться и выставить иглы. Они схватили плаксу Колина и его родителей, но старого Амброзия Пику им было не сцапать, нет, отец настоятель. Тогда один из них с силой ткнул в меня железным прутом от церковной ограды. Решили, что я мертвый, и бросили — слишком колючий, говорят, нельзя жрать. Ну семью Полевкинсов они утащили, а я подождал, пока все утихнет, и отправился в аббатство. Дошел до Леса — это последнее, что я помню… Эй, а не осталось ли чего в кувшине? Мне для поправки эль нужен, отец настоятель, а то меня от ран лихорадка начнет бить.
Матиас с грустью склонил голову: семья Полевкинсов в плену, их ожидает смерть или рабство. Правда, спасение ежа воодушевило Матиаса, и он уже собирался открыть рот и сказать, что они с Констанцией добровольцами идут в церковь святого Ниниана — спасать пленников. Аббат и барсучиха словно прочли его мысли. Но аббат только взглянул на Матиаса, вздохнул и покачал головой. Констанция оказалась более разговорчивой:
— Матиас, даже и не думай об этом. Не надейся, что сможешь увести Полевкинсов из-под самого носа Клуни. Представь: вот проникли мы в лагерь, кругом сотни вооруженных крыс. Представил? Большая же от нас будет польза для обороны Рэдволла, когда Клуни насадит наши головы на шесты! Матиас, ты храбрый мышонок, так постарайся быть благоразумным и служить хорошим примером для остальных — не теряй голову и побереги свою жизнь.
Поразмыслив, Матиас понял, что барсучиха права. Все уже разошлись спать, а он еще долго сидел и думал. Сотни планов, один безумнее другого, роились в его голове. Поняв, что вконец запутался, он побрел в Большой зал и встал перед гобеленом. Матиас не сразу осознал, что вслух разговаривает с Мартином Воителем.
— О Мартин, что бы ты сделал на моем месте? Я знаю, что еще очень молод, я еще только послушник, даже не член Ордена, но ведь и ты был молод. О да, я знаю, как бы ты поступил! Ты надел бы доспехи, взял свой меч и бился бы с крысами, и они отпустили бы Полевкинсов или погибли бы все до одной. Но, увы, те времена миновали. У меня нет волшебного меча — одни советы старших и мудрых, к которым я могу только прислушиваться.
Матиас опустился на холодный каменный пол. Он грустно смотрел на величественную фигуру Мартина Воителя — такого храброго и непреклонного. Потом Матиас посмотрел на свою мешковатую одежду и огромные сандалии и почувствовал, что по его щекам текут горькие слезы жалости к себе. Он плакал, не в силах остановиться. Легкое прикосновение мягкой лапки заставило его обернуться. Это была Василика. О, как хотелось Матиасу сейчас же провалиться сквозь землю! Он поспешно отвернулся, понимая, что она успела заметить его слезы.
— Василика, пожалуйста, уйди, — всхлипнул он.
Но юная мышка не ушла, а села на пол рядом с Матиасом и краем передника отерла его слезы. Она была только скромная маленькая мышка, но сердце помогло ей найти верные слова.
— Матиас, не стыдись, я знаю, почему ты так горько плачешь. Это потому, что ты благородный и добрый, а не жестокосердный, безжалостный Клуни. Выслушай меня.
Даже самые сильные и храбрые иногда должны плакать, потому что у них благородное сердце и они сострадают чужому горю. Ты очень храбрый, Матиас. Ты такой молодой, а так много уже сделал славных дел! Я простая деревенская мышка, но даже я вижу, какой ты храбрый, и знаю, что ты непременно станешь искусным полководцем. Ты как факел, который указывает путь другим, и с каждым днем твой огонь горит все ярче. Таких, как ты, больше нет, Матиас, ты отмечен Богом. Придет время, и Рэдволл и вся страна будут восхищаться тобой. Ты — настоящий Воитель.
Матиас высоко поднял голову, словно став выше ростом, слезы на его глазах высохли. Он помог Василике подняться и поклонился ей:
— Василика, как мне отблагодарить тебя за твои слова? Ты ведь и сама необыкновенная мышка… Но уже поздно, иди отдыхать. Я, пожалуй, побуду здесь еще немного.
Мышка сняла со своей головы ленту, это была ее любимая — бледно-желтая лента с узором из васильков. Она повязала ее на правую лапу Матиаса, чуть выше локтя. Лента дамы для ее рыцаря! Затем она бесшумно выскользнула из зала. Матиас чувствовал, как быстро-быстро бьется в его груди сердце; он повернулся к Мартину:
— Спасибо тебе, Воитель. Ты говорил со мной ее устами и дал мне совет, которого я просил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
