- Думаю, великий князь Василий Иванович доверит и мне участвовать в таком важном для отечества деле.
- Как не доверит, если ты, князь, на ладони, почитай, преподнесешь ему разумное. Признает небось твое радение в делах державных. Не в пример князю Дмитрию Ивановичу, который не удосужил напрячь себя мыслями. Отмахнулся он, когда я попытался держать с ним совет, как и с тобой.
Не раскусил воевода князя Дмитрия, не понял, отчего такое безразличие к поручению великого князя. Если Андрей Иванович, верный отцовским заветам, пересилил гордыню еще в ночь перед казнью еретиков безвинных, твердо решив стать верным помощником самодержавному брату, служить ему верой и правдой, то Дмитрий Иванович, подписывая вместе с другими братьями ряд жить в мире и согласии, условился после этого с братом Юрием Ивановичем не радеть в служении старшему брату, а приглядываться, искать удобный момент для выступления против великого князя. Возникнет ли при Василии Ивановиче смута, зависит только от него самого. Он может предотвратить ее, если учтет горький опыт отца.
Что касается князя Андрея Ивановича, то он догадался о сговоре братьев, но одной догадки мало. Однако же если бы он даже был уверен в наличии заговора, то и тогда, хотя и проникся уважением к храброму воеводе, все равно не допустил бы с ним откровенничания. Семейные дела, они - семейные. Тем более если речь идет о делах семьи великокняжеской, царской. Поэтому-то князь, выслушав сетования воеводы, промолвил успокаивающе:
- Хватит нам и наших двух голов, особенно если в Дружбе и согласии.
- Клянусь честью, буду всегда верен тебе!
Князь Андрей проводил Хабара-Симского до крыльца и на прощание крепко пожал ему руку. Приподнятое настроение не покидало князя весь вечер. Он будто воочию видел, как Дмитрий, которого наверняка Василии спросит первым, что-то невнятно лопочет в ответ.
нему брат и не подумает обратиться, считая его все еще несмышленым, а даст слово воеводе Хабару-Симскому, но как удивится Василий, услышав о его, Андрея, задумках. В ушах уже звучали слова: «Тебе, князь Андрей, исполнять тобою предложенное. Совместно своеводой Хабаром-Симским». Андрей даже представлял, как поклонится поясно и молвит скромно: «Спасибо, брат».
Он ждал утра с нетерпением, предвкушая свое торжество, но утро миновало, неспешно прополз день, подступила ночь, а за ней следующий день. Князь Андрей перетомился в благостных надеждах: у него появилось сомнение, а не забыл ли великий князь, нежась с молодой женой, о данном слове, более того, не решил ли государь вовсе обойти младшего брата вниманием, определив для исполнения свой воли только Дмитрия и Хабара-Симского.
Затосковал сердцем князь Андрей. Скуксился. В голове то и дело возникало: «Последыш! Одно слово!»
Четверо суток прошло в тревогах. Князь Андрей, вконец измаявшись, собрался даже спросить великого князя о его намерениях, но тот опередил брата. При первой же встрече сказал Андрею:
- Завтра утром, отстояв молитву в домашней церкви, определимся с Казанью. Обговорим все. Пока - вчетвером. Потом дьяку Разрядного приказа сообщим о нашем замысле.
Собственно, никакого «обговора» не произошло. Как и предполагал князь Андрей, Василий Иванович попросил высказаться Дмитрия, тот начал что-то невразумительное мямлить, старший брат остановил его:
- Погоди, скажешь свое слово после воеводы. Хабар-Симский, встав и поклонившись поясно великому князю, начал так:
- Намедни зван я был в теремной дворец князя Андрея Ивановича. Он захотел поделиться со мной своими соображениями, как создать оборонительную линию от Казани. Доложу я тебе, великий князь, его замысел - это замысел мудрого воеводы. Кое-что мы в нем уточнили, и вот теперь предлагаем на твой суд и ряд.
Подробно начал рассказывать Хабар-Симский о том, где надобно возрождать старые крепости, строить новые и сколько где потребно оставить особенно на весну и лето отрядов вооруженных. Василий Иванович слушал с вниманием, не перебивая, и было видно, что доклад воеводы вполне его устраивал.
- У нас с князем Андреем все. В твоей воле, государь, принять предложенное нами, если посчитаешь наши замыслы разумными, - закончил свою речь воевода.
Великий князь сразу же, без лишних раздумий, определил свое отношение:
- Молодцы. Умыслы достойные.
«Сейчас скажет: вам его и исполнять», - с надеждой подумал князь Андрей, но Василий Иванович не оправдал его чаяний, посидел в задумчивости какое-то время, затем заговорил четко, уверенно:
- Так далеко, как вы предлагаете, пойдем не теперь. Крайние крепости на линии Сергач, Воротынец и в устье Суры. Назовем крепость-порт в устье Суры Васильсурском. В устье Свияги и в глубине огиби встанем твердой ногой после большого похода на Казань. Смирив Мухаммеда-Амина и отомстив ему за вероломство, застроим крепостями огибь и берег вниз по Волге, заодно они будут препятствием для ногаев, не дадут им соединяться с казанцами для совместных походов.
Не сказал слова о присоединении Казани, понимал, как и отец, Иван Великий, какое тогда возникнет противоборство: Крым, Турция, Орда, хотя и ослабевшая донельзя, но не совсем уничтоженная, в предсмертной агонии способная крепко лягнуть. Вряд ли Россия, которая никак не может отвоевать свои исконные земли у Литвы, Польши и крестоносцев, совладает с объединенной магометанской силой. Случись грозное противостояние, Литва, Польша и Орден не станут сидеть, сложа руки.
Впрочем, в ту пору никто не мог знать, что не удастся Царю Василию Ивановичу даже наказать Мухаммеда-Амина, его накажет Аллах. Не удастся и возвести крепости под носом у Казани, добившись присяги русскому Царю народа Нагорной стороны, - это сделает его сын. При Василии Ивановиче крепости так и останутся на линии Сергач - Воротынец - Васильсурск.
Но Кому ведомо будущее? Каждый из сидящих в покоях великого князя надеялся на успех карательного похода, на успех, в котором каждый имел личный интерес: князь Дмитрий предполагал возвыситься и тем самым получить возможность совместно с братом Юрием успешнее противостоять брату-царю; у Андрея Ивановича иное на уме - показать себя, чтобы Василий перестал относиться к нему как к несмышленому последышу, доверял бы ему полностью и поручал ответственные дела. Молодой князь все еще надеялся, что Василий Иванович объявит его главным исполнителем задуманного, но, увы, этого не случилось.
- Прежде определенное мною остается в силе: главным - князь Дмитрий, воевода и князь Андрей - у него в товарищах. Оба они на равных правах, - сказал твердо великий князь.
Не последний, стало быть. И то слава Богу! На следующий день князь Дмитрий объявил помощникам свою волю:
- Вы отправляйтесь в Нижний Новгород, определите на месте, где и что строить, сколько для этого нужно артелей мастеровых и рати, мне пришлете чертежи[65] и росписи, а я уж разберусь с дьяком Разрядного приказа, чтобы не тянул волокиту. Так, думаю, у нас дело спорей пойдет.
Явно не желал князь Дмитрий, впрягшись в общую повозку, тащить совместно великий груз. И хотя это должно было бы возмутить и князя Андрея, и воеводу, однако ни один из них не поперечил Дмитрию Ивановичу, а когда они остались одни, молодой князь Андрей не сдержал своего удовлетворения:
- Баба с воза - кобыле легче.
С этим согласился и Хабар-Симский, но от высказывания воздержался - не гоже воеводе встревать в дела царской семьи - только спросил:
- Когда в путь?
- у батюшки спрошу. По здоровью его видно станет. Да и слово его примем за окончательное.
- А не взыщет ли великий князь Василий за шаг через его голову?
- Это - моя забота.
Он не стал говорить Хабару-Симскому, что, прежде того как поговорить с отцом, хочет сказать о своем желании Василию, и если тот все же велит выезжать, не противиться ему, не настаивать на своем. Рассуждал князь так: случись что с отцом, пошлют гонца и повременят с похоронами.
Однако все пошло иначе: перед самым рассветом Андрея Ивановича разбудил постельничий:
- Из царева дворца прибыл посланец. Государь просит всех сыновей к себе.
- Плох, стало быть, коль в такую рань.
- Замешкаешься, сказано вестником, можешь не застать отца в живых.
Как тут мешкать? Припустился бегом. В опочивальню же отца вошел степенно, старательно скрывая свое волнение, и - опешил: отец лежал бездвижно, словно уже отдал Богу душу.
- Отец! - кинулся он к постели, упал на колени у изголовья.
- Андрей? - вздохнул едва слышно царь Иван Великий, или, как его еще называли, Грозный, даже не пошевельнув губами. - Погоди остальных братьев…
Раньше братьев в опочивальню вошел дьяк Поместного приказа[66] со свитком в руке. Поклонившись в пояс, встал смиренно в ногах у умирающего. Прошло еще несколько молчаливых минут, и только тогда в опочивальню один за другим вошли Василий, Юрий и Дмитрий. Иван Васильевич, все так же, не пошевельнув губами, выдохнул:
