Она спала тревожно, ворочаясь с боку на бок. Обрывочные сновидения не запоминались – только одно, последнее, осталось перед глазами чередой картинок, но лучше бы и этот глупый сюжет канул в небытие. Разумеется, Геля увидела своих друзей – ещё бы, весь день мысли были только о них.
…Они сидят на помойке, Макс устроился на мусорном баке, и все пятеро что-то обсуждают, Лена смеётся, но вдруг, увидев её, резко замолкает – и все замолкают тоже. Она спрашивает: «Что случилось?» Они переглядываются, как пойманные заговорщики, и Маша говорит: «Пойдём отсюда». Они уходят, не оглядываясь, а она стоит, растерянная, и не знает, что делать. Бежать за ними? Хватать за руки, за одежду, кричать: «Да что случилось-то?» А они ей скажут: «Ничего не случилось»…
Геля пробудилась в отвратительном настроении, сером и протухшем, как груды мусора из этого сна – она бродила между ними, бродила потерянно, пока не открыла глаза у себя на диване, потому что солнечный луч добрался до подушки и щекотал веки.
После двух кружек крепкого-крепкого чая Геля поняла, что день какой-то неправильный. Он был слишком безоблачным и ярким – никакого уважения к чужой тоске. Предаваться меланхолии казалось совершенной нелепостью, но душа категорически не желала радоваться хорошей погоде и гармонии мироздания, и это несоответствие расстраивало ещё больше.
И тогда Геля поняла: нужно что-то предпринять. Исправить положение.
Она долго обдумывала текст эсэмэски. Размышляла, как написать: «У меня день рождения… Нет, получается, что сегодня, и я на поздравления напрашиваюсь». После пятнадцати минут напряжённого мыслительного процесса получилось: «У меня 19-го был день рождения. Думаю: праздновать или нет?» Формулировка всё равно была какая-то странная, но больше ничего не придумывалось, и Геля отправила этот коротенький текст Леночке, а потом такое же послание адресовала Максиму. Кто-нибудь из них наверняка сообщит Машке… Максим скажет Илье…
Геля ждала, что все они позвонят по очереди: «Ой, извини, мы совсем закрутились-завертелись, а память дырявая. Многомного тебе всего самого-самого».
Она ждала, что Машка поинтересуется: «Ну, когда к тебе приходить?» – а Лена станет выпытывать: «Что ты хочешь в подарок?»
Ждала, ждала…
Через полтора часа пришла ответная эсэмэска от Лены: «Как хочешь». И смайлик в конце – круглая рожица с улыбочкой.
Ещё через час Геля набрала городской номер Максима:
– Привет! Как дела?
– Привет. Да вроде ничего.
Они немножко поболтали о всяких пустяках, о том, что Макс собирается с родителями в Турцию.
– Кстати, с днём рождения, – сказал он.
Эти слова: «Кстати, с днём рождения» – подкосили её, почти физически. Противно тряслась рука, когда она положила трубку. Полночи Геля придумывала, что должна была ему ответить вместо растерянного «Спасибо» и «Ну ладно, созвонимся ещё».
Она чувствовала себя так, словно все друзья ушли играть в «казаки-разбойники», а её почему-то не взяли.
Воскресным вечером дачники возвращались в Москву, за город отправлялись единицы – и Геля в том числе. Автобус был почти пустым. Она глядела в окно, и всю дорогу однообразные пейзажи – деревья, рытвины, столбы и придорожные забегаловки – мелькали сквозь её собственное печальное отражение на грязном стекле, тусклое и наполовину смазанное сумерками. Погода, словно по заказу, слегка испортилась. Почти прозрачные, чахлые тучки собрались на небе в серое месиво и выдавили из себя несколько капель дождика. Но на полноценный ливень сил у них не хватило, и вскоре они пристыженно скрылись на горизонте.
На знакомой остановке, возле уже закрытого магазинчика в одноэтажном кирпичном бараке, Геля вышла одна.
Она в одиночестве шла через поле, огибая особенно глубокие лужи в неравномерно проторённых, вихляющих колеях. Наверное, если бы кто-то с высоты взглянул на маленькую фигурку посреди огромного пространства скошенной травы, она показалась бы ему усталым пилигримом.
В пустынный посёлок Геля вошла, как героиня фантастического фильма – в безлюдный город, который успел зарасти кустами и сорняками с тех пор, как его жителей похитили инопланетяне. Узкие улочки, объятые сонной тишиной, вели странницу до низенькой калитки, в стародавние времена выкрашенной в зелёный цвет. А у забора, как всегда, ждали три старушки-яблони. На участке они выполняли исключительно эстетическую, декоративную функцию. Плодов не приносили. Цвели весной, как положено, – и всё. Папа говорил, что надо их чем-то опрыскивать, но от слов никогда не переходил к решительным действиям. В результате деревца скучали, вздыхали ночами, а днём перешёптывались, как заядлые сплетницы, – что им ещё оставалось делать? Наверное, в более удачные дни они обсуждали многочисленных прохожих, но сейчас были рады и единственной гостье. Хоть какой-то повод для пересудов.
Геля прошла по тропинке, механически отмечая всё, что попадалось ей на глаза, – точно переносная видеокамера, и случайно задерживая взгляд то на одном предмете, то на другом, – но как-то отстранённо. Забор. Яблони. Жестяная бочка для дождевой воды. А Макс завтра уезжает в Турцию. Интересно, есть ли у него теперь девушка? Хотя какая разница.
Она поднялась на крыльцо. Вторая ступенька привычно скрипнула, Геля и это отметила как равнодушный наблюдатель. Порылась в кармане, зазвенела связкой ключей, уронила случайно и, подбирая, обратила внимание, что из трещинки между досками выбивается длинная травинка.
Потом все три замка были открыты, последний – с некоторым трудом: потребовалось чуть подтолкнуть осевшую дверь. Геля окунулась в душный запах пыли, засохших цветов и немытого пола – аромат покинутого жилища.
Странно: поначалу ей показалось, что в доме кто-то есть, хотя и окна были плотно затворены, и неподатливость двери говорила о том, что её давно не отпирали. Наверное, это ощущение возникло потому, что сумрак в прихожей был густой, насыщенный, словно он законсервировался и настоялся в запертом помещении. И мало ли, что там могло быть, в этой темноте…
Но мысль о чьём-то присутствии мелькнула и ушла, Геля не успела даже забеспокоиться: навязчивые мысли о дне рождения плотным коконом хранили ее от прочих тревог. Рука автоматически нашарила выключатель, зажглась тусклая лампочка, и тьма отступила в соседние комнаты.
Конечно же, дом был пуст – заброшенная деревянная коробчонка посреди сада. Не сбросив ботинки в прихожей, Геля для порядка обошла весь первый этаж и даже наверх поднялась, открыла окно в своей чердачной спаленке – пусть проветрится. Бросила там рюкзак, затем вернулась в кухню, покрутила водопроводный кран над раковиной, испятнанной точечками ржавчины. Он булькнул, чихнул и выплюнул струю холодной воды, обдав Гелю ледяными брызгами. Хорошо.
Газ тоже включился – конфорка расцвела сиреневым подсолнушком с чёрным кругом посередине. Отлично.
Геля поставила на плиту тяжёлый чайник, сполоснула пыльную тарелку и чашку с разводами чая. И снова подумала, что никогда прежде не оставалась здесь одна. Никогда не сидела в полном одиночестве за круглым, немного кособоким столиком, застеленным клеёнкой в красно-белую клетку. Рядом всегда кто-то был: метались по кухне беспокойные сестрички, визжа и брызгая друг в друга водой, папа вздыхал и закрывался газетой, мама недовольно гремела посудой. Или же вокруг стола сидела компания Гелиных друзей: Макс тасовал замусоленные карты, Наташа потягивала остывший чай из кружки с отбитой ручкой, Лена с Машей ожесточённо спорили о каком-то новом фильме, Илья их подначивал. А она сама, пристроившись рядом, расслабленно наблюдала за ними. За частью своей жизни.
Сейчас она чувствовала себя так, словно эта самая жизнь была мозаикой на стене, но неожиданно половина камешков осыпалась на пол, и от привычного чёткого узора остались только невразумительные фрагменты, а в прорехах открылась уродливая, потрескавшаяся штукатурка.
И что теперь делать? Подбирать эти камешки, пытаться прилепить их обратно?
Должно быть, всё дело в том, что после школы она со своими друзьями виделась очень редко. Геля и училась, и работала: по вечерам осваивала азы бухгалтерского учета на заочно-очном отделении в колледже («Нормальная профессия, стабильная зарплата», как говорила мама), а днём отвечала на бесконечные звонки в офисе – «привыкала к взрослой жизни», по излюбленному выражению папы. И правда, всё было по-взрослому: зарплата, трудовая книжка, толкотня в метро в час пик. Естественно, что время для встреч со школьными приятелями находилось нечасто. Но… если подумать… никто и не приглашал её никуда, она сама всегда сама звала их в кино или просто посидеть в кафе, и тогда они с удовольствием собирались все вместе, обменивались новостями, жаловались, хвастались, рассказывали всякие байки, каждый про свой институт. Геля слушала, смеялась, сочувствовала. И радовалась, что у неё есть эти люди, такие знакомые, такие близкие, её друзья.
