В расстроенных чувствах Кеттеринг бросился в глубокое кожаное кресло. Ну и в дыру же он попал! Действительно, настоящая долговая яма… И выбраться из нее будет не так-то просто.
Появившийся в дверях Пейветт слегка кашлянул.
– К вам пришел джентльмен, сэр, – майор Найтон.
– Найтон?
Дерек выпрямился в кресле, нахмурился и насторожился. Тихо, практически про себя, он произнес:
– Найтон… интересно, и куда же сейчас подует ветер?
– Так мне впустить его, сэр?
Кеттеринг кивнул. Когда Найтон вошел в комнату, его встречал уже очаровательный и добродушный хозяин.
– Очень мило, что вы заглянули ко мне, – поприветствовал майора Дерек.
Было видно, что Найтон нервничает. Внимательный человек сразу бы понял это. Было ясно, что поручение, с которым пришел майор, ему не по нраву. Он механически отвечал на приличествовавшие случаю фразы Кеттеринга; затем отказался от предложенной выпивки, и его манеры, если это только было возможно, стали еще скованнее.
Наконец Дерек решил обратить на это внимание.
– Ну, – непринужденно произнес он, – и что же мой уважаемый тесть хочет от меня на этот раз? Ведь вы не просто так появились, или я не прав?
Найтон даже не улыбнулся.
– Я явился к вам именно по делу, – он говорил, тщательно подбирая слова, – хотя мне и хотелось бы, чтобы для этого дела мистер ван Олдин нашел кого-нибудь другого.
Дерек поднял брови в выражении шутливого ужаса.
– Что, неужели все так плохо? Поверьте мне, Найтон, я не такой уж тонкокожий.
– Понимаю, – ответил майор, – но…
Он замолчал. Дерек внимательно рассматривал его.
– Продолжайте же, майор, – дружелюбно сказал молодой человек. – Могу себе представить, что поручения моего дорогого тестя могут быть и не очень приятными.
Секретарь откашлялся и заговорил официальным тоном, из последних сил стараясь не выказать свое смущение:
– По поручению мистера ван Олдина, я должен сделать вам некое предложение.
– Предложение? – Дерек не смог скрыть своего удивления. Вступление Найтона было не совсем тем, что он ожидал услышать. Он предложил майору закурить, сам взял сигарету и опустился назад в кресло, проговорив с иронией: – Предложение? Уже интересно.
– Могу я продолжить?
– Да, конечно. Вы должны извинить мне это удивление. Просто с того момента, когда мы виделись последний раз, мой драгоценный тесть слегка понизил планку. А понижение планки плохо вяжется с образом сильной личности, Наполеона от финансов и так далее. Это показывает, как мне кажется, что его позиция не так сильна, как он предполагал.
Найтон вежливо выслушал эти слова, произнесенные с легкой издевкой, но на его невозмутимой физиономии не отразилось никаких эмоций. Он подождал, пока Дерек закончит, а потом спокойно продолжил:
– Я кратко изложу вам это предложение.
– Давайте.
– Вопрос состоит в следующем, – Найтон не смотрел на собеседника, и его голос был холодным и равнодушным. – Как вы знаете, миссис Кеттеринг собирается подать на развод. Если вы не будете защищаться в суде, то получите сто тысяч в тот день, когда суд примет окончательное решение.
Дерек, который в этот момент зажигал сигарету, замер на месте.
– Сто тысяч?! – резко переспросил он. – Долларов?
– Фунтов.
В комнате по крайней мере на две минуты повисла мертвая тишина. Кеттеринг сдвинул брови. Сто тысяч фунтов. Это означало возвращение Мирей и спокойной беззаботной жизни. Но это означало также, что ван Олдин что-то пронюхал. Тесть никогда не расстается с деньгами просто так. Дерек встал и подошел к камину.
– А в случае если я откажусь от этого щедрого предложения? – Вежливый голос Кеттеринга был полон иронии.
Найтон сделал осуждающий жест.
– Могу заверить вас, мистер Кеттеринг, – произнес он серьезным голосом, – что я прибыл к вам с этим поручением против своего желания.
– Это понятно, – согласился Дерек, – но не надо расстраиваться. Вы в этом не виноваты. Ну, а теперь ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
Найтон встал – теперь он говорил с еще большей неохотой.
– В случае, если вы откажетесь от этого предложения, – были его слова, – мистер ван Олдин приказал мне прямо сказать вам, что он вас уничтожит. Вот так.
Дерек поднял брови, но сохранил свою легкую ироничную манеру.
– Так, так, так, – произнес он. – Думаю, что это он сможет сделать. Американский миллионер мне, конечно, не по зубам… Сто тысяч! Уж если хочешь подкупить человека, то делай это с размахом. Предположим, я скажу вам, что готов согласиться на это предложение за двести тысяч?
– Я передам ваш ответ мистеру ван Олдину, – равнодушно сказал Найтон. – Так это действительно ваш ответ?
– Нет, – ответил Кеттеринг, – как это ни смешно звучит, но нет. Вы можете вернуться к моему тестю и сказать ему, чтобы он шел к дьяволу со всеми своими взятками. Это понятно?
– Абсолютно, – ответил Найтон. Он встал, поколебался немного, а затем вдруг покраснел. – Я… позвольте мне сказать, мистер Кеттеринг, – я рад, что вы ответили так, как вы ответили.
Дерек промолчал. Когда майор ушел, он размышлял еще пару минут, а затем на его губах появилась тонкая усмешка.
– Ну, вот как-то так, – сказал он негромко.
Глава 10
На «Голубом поезде»
– Папа! – испуганно воскликнула миссис Кеттеринг. Нервы у нее сегодня с утра были ни к черту.
Одетая в длинную норковую шубу, которую дополняла изящная шляпка из красного китайского лака, она шла по запруженной людьми платформе вокзала Виктория, глубоко погруженная в свои мысли. Неожиданное появление ее отца и его добродушное приветствие произвело на нее сильное впечатление.
– Рут! Чего ты так испугалась?
– Наверное, потому, что не ожидала тебя здесь увидеть, папочка. Вчера ты со мною попрощался и сказал, что с утра у тебя совещание.
– Ну, правильно, – подтвердил американец. – Но ты для меня важнее, чем все эти чертовы совещания. Я пришел, чтобы еще раз взглянуть на тебя – мы же на некоторое время расстаемся.
– Как мило с твоей стороны, папочка… Как бы я хотела, чтобы ты поехал вместе со мною!
– А что, если я так и сделаю?
Ван Олдин сказал это в шутку, но был поражен, увидев, как щеки Рут залились мгновенным румянцем. На какую-то секунду ему показалось, что в глазах дочери промелькнула тревога. Она неуверенно и нервно рассмеялась и сказала:
– А я ведь действительно подумала, что ты так и сделаешь.
– А тебе разве это было бы неприятно?
– Не говори глупостей, – сказала дочь с нажимом.
– Ну, тогда хорошо, – произнес ван Олдин.
– И ведь это совсем ненадолго, – попыталась успокоить его Рут. – Ты же знаешь, что приедешь через месяц.
– Да уж, – равнодушно заметил мужчина. – Иногда я думаю, что мне надо сходить к одному из этих умников на Харли-стрит[16] и попросить его немедленно прописать мне солнце и смену обстановки.
– Не ленись, – воскликнула дочь, – через месяц на Ривьере будет гораздо приятнее. А у тебя ведь масса дел, которые ты не можешь вот так просто взять и бросить.
– Наверное, ты права, – вздохнул миллионер. – Тебе уже пора садиться, Рут. Где твое место?
Рут Кеттеринг оглядела поезд. На площадке одного из пульмановских вагонов стояла высокая, худая женщина в черном – горничная американки. Она отошла в сторону, когда хозяйка подошла к двери.
– Сумку с одеждой я поставила вниз, мадам, на случай если она вам понадобится. Пледы мне забрать с собой или они вам будут нужны?
– Нет, нет, спасибо. Идите-ка на свое место, Мейсон.
– Хорошо, мадам, – и с этими словами горничная ушла.
Ван Олдин вошел в вагон вместе с дочерью. Она нашла свое место, и американец выложил целую кучу газет и журналов на столик перед ее креслом. Место напротив было уже занято, и мужчина бросил мимолетный взгляд на женщину, сидевшую там. В памяти остались приятные серые глаза и хорошо сшитый дорожный костюм. Он еще немного поговорил с дочерью о всяких пустяках – так, как обычно говорят люди, которые провожают своих близких, – и, услышав свистки на платформе, посмотрел на часы.
– Ну, что же, пора бежать. Счастливого пути, дорогая. И ни о чем не волнуйся, я обо всем позабочусь.
– Папочка!
Отец быстро повернулся. В голосе дочери ему послышалось что-то настолько чужое, что он испугался. Ему показалось, что это был крик отчаяния.
Рут импульсивно бросилась к нему, но уже через мгновение полностью взяла себя в руки.
– До встречи через месяц, – весело попрощалась она.
Через две минуты поезд тронулся.
Рут сидела абсолютно неподвижно, прикусив нижнюю губу и изо всех сил стараясь сдержать непривычные для нее слезы. Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. У нее появилось дикое желание выпрыгнуть из поезда, пока еще не стало слишком поздно. Она, всегда такая уравновешенная, такая уверенная в себе, впервые в жизни почувствовала себя листком, который несет ураган… Если бы ее отец узнал – что бы он сказал?