Персидское посольство прибыло на четырех корабликах в сопровождении галеры Выга. На первый взгляд флот Ширвана ничем не отличался от галеасов Норманна, если не считать традиционного для Востока парусного вооружения.
— Этот тип галер персы называют «ганья», что можно перевести как «щука», — пояснил Максим.
— Они быстроходны? — не отрывая взгляда от швартующихся кораблей, поинтересовался Норманн.
— На сегодняшний день флот всего мира ходит с одинаковой скоростью, и конструктивно суда ничем не отличаются друг от друга, — ответил профессор.
— Не скажи, сам мне показывал поморскую ладью. По сравнению с европейскими лоханками это революционный прорыв!
— Не торопись с выводами, Норманн. Кораблестроение напрямую зависит от условий плавания. На Шпицберген или Медвежий идут практически по открытому океану, причем в условиях переменных ветров.
— Все равно приятно сознавать, что наши корабелы опередили Европу на несколько сотен лет.
— Можно и так сказать, — не стал спорить Максим. — А что ты скажешь про корпуса персидских кораблей?
Норманн внимательно оглядел швартующиеся галеры, пытаясь высмотреть какую-нибудь изюминку. Вроде бы ничего необычного, на Красном море обшивку крепят к набору не нагелями — деревянными гвоздями, — а обвязывают пеньковым тросом. Вполне надежное крепление, дерево в воде набухает, а пенька садится. За многие века мореплавания люди сумели найти самые оптимальные варианты сборки кораблей. Наконец он обратил внимание на очевидную для четырнадцатого века несуразицу. Персидские галеры были окрашены в ярко-желтый цвет!
— Увидел? — с улыбкой спросил Максим. — Персы всегда покрывают свои корабли лаком.
— Но зачем? — не понимая, спросил Норманн. — Окраска не спасет от гниения.
— Определяющим фактором служат местные условия, в частности, хороший лак не дает кораблям рассыхаться, — пояснил Максим.
— Так просто! Хотя… у нас всякие деревянные ложки-миски тоже покрывают лаком.
— Ваша традиция лакировать посуду имеет еще и гигиеническую составляющую, — кивнул профессор. — В Европе этого нет, поэтому там часто свирепствуют кишечные инфекции.
— Они в Европе вообще живут как-то странно. Здесь, в Новгороде, женщины красят губы, пользуются духами и лаком для ногтей, а там, — Норманн неопределенно махнул рукой, — ничего этого нет, купцы Ганзы косметику практически не ввозят.
— Сейчас Европой правит церковь и порой издает абсурдные законы. На кострах инквизиции в основном гибнут женщины! А ты о восковых карандашах для губ и тамариндовом лаке для ногтей,[4] — со вздохом ответил Максим.
— Кстати, почему у нас с персами так много общих слов? На рынках Бандар-Е Анзали только и слышишь «кафтан» да «камзол», не говоря уже о «магазине», «мармеладе» и «тюльпанах», — вспомнив свое пребывание в Персии, спросил Норманн.
— Нормальное взаимообогащение лексики, — пожав плечами, ответил профессор, — например, слово «адмирал» переводится с персидского как «капитан корабля», а у нас это военно-морской чин.
Но вот галеры элегантно подошли к причалу, гребцы синхронно поставили весла на укол. Многие по незнанию воспринимают подобное действие как приветствие, на самом деле весла с мачтами сушат и хранят в вертикальном положении. Норманн посмотрел на Михаила Симеоновича с Дидыком, которые встречали персидских послов, затем обернулся к Максиму и спросил:
— Может, зря не пошел на причал? Как бы заминки с переводом не вышло.
— Я в Персии успел отметиться. Прятаться не стану, но лезть на глаза в качестве переводчика было бы неразумно.
— Тихоня! Вся ваша припортальная база еще то змеиное логово! У тебя по случаю не припрятана лучевая пушка? — с насмешкой спросил князь.
— Перечитай школьный учебник физики! — столь же насмешливо ответил Максим. — Лучевое оружие в принципе невозможно.
— Нет, ты посмотри! Постельничий с воеводой на причал вышли, а Гианопулоса с Выгом нигде не видно.
— Брось суетиться и вообще отойди от края башни, не маячь Родосским колоссом. — Профессор потянул Норманна вниз к лестнице.
— Ты прав, новости от нас никуда не денутся, пойду лучше постреляю из лука.
В любом деле требуется постоянная тренировка: летчики должны регулярно летать, хирурги — делать операции, дровосеки — работать топором. Создавая армию, Норманн отталкивался именно от этого принципа и требовал от воинов ежедневных занятий с оружием и строевой подготовки. Не ленился он и сам, уделяя занятиям не менее полутора часов по два раза в день. Как следствие, дружина Медвежьего замка вызывала восхищение не только у девиц. Все воины были как на подбор, широкоплечие, мускулистые, любой двухпудовую гирю запросто сто раз подбросит.
Череда торжеств и пиров началась с приема персидского посольства в Большом тронном зале. Следом прошла церемония возведения боярина Михаила Всеволодовича Телятьинского в чин удельного князя. Завершающим этапом праздничных церемоний и пиров стало вручение титульных грамот с золотыми цепями и парадными мечами. Все новоявленное дворянство фактически уже имело собственные уделы, лишь французским шевалье пришлось дать пока пустующие земли Юго-Восточного Прионежья. В качестве компенсации они получили право самостоятельно брать в плен рабов. К этому времени в Медвежий замок приехала делегация псковского вече. Впрочем, всем было ясно, что чествование князя Михаила Телятьинского псковитяне использовали как повод. Истиной целью визита были персы с китайцами, грех не воспользоваться удобным случаем и не завести дружеские отношения с выгодными торговыми партнерами. Норманн не возражал, позволял гостям вести самостоятельные переговоры. При любом раскладе он со своей продукцией был вне конкуренции. Вопреки предположениям первая деловая встреча с персами началась с обсуждения мирной темы.
— Вы отправляете торговую экспедицию в Африку? — заинтересованно спросил персидский посол.
Норманн немного замялся, затем вспомнил об огромном расстоянии между Западной Африкой и Персией и ответил:
— Уважаемый Садиги ас-Хафиз, я недавно был на Альбионе.[5] Заселившие остров варвары так и не нашли старые копи Римской империи.
Посол захохотал, похлопал себя ладонями по бокам, а отсмеявшись, ответил:
— Нам это хорошо известно! Аскеры[6] не раз выкупали у франков замки, отдавая в оплату куски желтой бронзы!
С этим не поспоришь, «палестинское золото» гуляло по Европе многие столетия, пока алхимики не нашли способа проверки с помощью ляписного карандаша.[7] Норманн ухватился за подсказку и продолжил:
— В Европе очень мало золота, по этой причине я решил испытать удачу в торговле с неграми.
— В Африке много золота! — уверенно заявил Садиги ас-Хафиз. — Но если ваши корабли привезут оружие в Маскат, вы получите десятикратную цену от вашей торговли с Атсиз Тутушем.
— Маскат? — переспросил Норманн и беспомощно посмотрел на Максима.
— Да, Маскат, — подтвердил посол, — мой брат Абу-ас-Хафиз служит визирем у великого Джабира ар-Рахмана.
Совершенно непонятное предложение — от устья Невы до реки Вольта как минимум два месяца пути. А что дальше? Индийский океан доступен для парусных судов во время сезона северо-восточного муссона, который продолжается с сентября по май. Остальные четыре месяца там бушует шторм, который пережидала у Мадагаскара даже погибшая в Цусимском бою эскадра. Золото конечно же хорошо, но, погнавшись за халявой, можно потерять больше, чем получить. Норманн снова обернулся к Максиму и спросил:
— Я должен сделать экономический расчет, но не знаю, где этот Маскат.
— Ты рисовал карту для правителей Ганзы, вот и найди Оман, — с ленцой ответил профессор.
И верно! Открыв медным ключиком ящичек с картами, Норманн быстро нашел нужную и расстелил ее на столе. Ба! Да от этого Маската до Индии рукой подать! Что-то недоговаривает персидский посол.
— Не могу понять вашего предложения, — озадаченно заговорил Норманн, — корабль из Карачи обернется за две недели, а вы предлагаете мне двухгодичное плавание.
— Мой брат и рад бы торговать с индусами, да вайшьи[8] обходят Маскат стороной, — с показной скорбью ответил Садиги ас-Хафиз.
Паршивая новость: вступить в деловые отношения с отверженными — значит изначально противопоставить себя местному торговому сообществу. Норманн снова покосился на Максима, но тот с невозмутимым видом разглядывал узор на портьере. Учитель называется! Нет бы подсказать что-то дельное, вместо этого делает вид, будто сидит здесь по принуждению. Ладно, придется разбираться самому. Князь решительно заявил:
— На моей карте Маскат отмечен как «Берег пиратов». Я не хочу рисковать ни кораблями, ни товаром, ни людьми.
