К тому времени, как Маруся справилась с кашей, Софья успела вдоволь нагуляться по небольшой квартирке и, вернувшись на освободившуюся кухню, почувствовала, что в груди перекипело: боль выпарилась и налипла по стенкам засохшей пеной. Не о чем говорить! Только зря нагрузит Саню тем, чего уже не исправить. Извиниться и уйти куда глаза глядят!
Может, она так бы и сделала, если бы Саня не догадался включить на подоконнике загостившуюся с Нового года рождественскую горку, чей-то подарок – семь свечек на деревянной дуге, а под ними домики, ёлки и человечки – католическая братия – по нотам поют псалмы. Братию Саня скрыл, прислонив к поющим фигуркам семейную фотографию из детства. Соня с дуршлагом, мама с кастрюлей на пояске, бабушка с корзиной, трёхлетняя Ася с корзинкой крохотной плюс кузен Болек без тары, с утомлённым жизнью взглядом – на принудительном сборе смородины.
Здесь, за кухонным столом, убрав после ужина посуду, Саня отвечал на письма, искал информацию по медицинским вопросам и вообще приводил мысли в порядок. Иногда читал для души.
Сев по одну сторону стола, плечом к плечу, перед слишком уж скромно, не по-спасёновски, сервированным чаем – две чашки, сахарница и сухарики, – брат и сестра молча смотрели на огоньки.
– Саня, я должна сказать тебе страшное, – наконец проговорила Софья и, устроившись виском на плече брата, так чтобы можно было смотреть на свечки, вздохнула. – Не волнуйся, ты ничего тут не сможешь поправить. Просто помоги мне выстоять духом. Я по дури, по идиотству и самомнению подставила Серафиму и всех нас… Помнишь, ты ещё спросил, что случилось?
Саня кивнул, напряжённо слушая.
– Я сбила дядю Мишу. Насмерть.
– Ничего! Это ничего! – мгновенно отозвался Саня и, крепко прижав Софьину голову к плечу, перевёл дух. – Это беда – но ничего! Как это вышло?
– Лихо ехала.
Саня кивнул и мучительно сморщил лоб, что-то сам с собой решая.
– Ты не виновата! – помолчав, сказал он. – Это я виноват! Занимался кем угодно, только не тобой. Моя, моя вина! Подожди, мы сейчас подумаем…
– Саня, есть ещё одно, – перебила Софья. – Ты дашь мне слово, никогда, никому, могила?
– Конечно! Говори! – сказал Саня, торопясь придать выражению лица уверенность.
– Это будет подлость с моей стороны – сказать. Но я не могу одна это нести. Скажу только тебе. Больше никто не должен знать. Ты обещаешь?
Брат твёрдо кивнул.
– Саня! Сбила не я! Я просто взяла чужую вину!
Саня приложил ладонь ко лбу и тихо рассмеялся.
– Я брала машину у Курта, пока моя в ремонте, – торопливым шёпотом принялась рассказывать Софья. – Он всё равно редко ездит. Доверенность нотариальная, всё хорошо. И вот вчера вечером договорились, что он подъедет, заберёт, потому что мою уже возвращают…
– Ты сидела рядом с водителем?
– Да меня вообще там не было! Я задержалась… Он в кафешке меня дожидался. Посидели, поболтали. Потом вместе пошли к машине, и он поехал. Я не успела дойти до подъезда, буквально через минуту – жуткий визг тормозов. Где он только разогнаться успел! Понимаешь, меня как пронзило! Он в последний год всё время чего-нибудь пьёт, от сознания собственной никчёмности, я думаю. Не напивается, а так, по-французски. Я пулей туда. Дядя Миша валяется. Этот сидит в машине, ничего не соображает – шок. Еле вытрясла: да, говорит, пил вино. Но часа три уже прошло – может, выветрилось? Саня, ты же знаешь его – он хрупкий, как наш папа! Если бы мама папу не подхватила вовремя, он бы так и пропал со своими фантазиями!
Саня в изумлении смотрел на сестру и не мог понять – как случилось, что он не узнал её за всю жизнь? Точнее, что его знание о Софье было таким неполным?
– Но самое ужасное, Саня, что я всё это сделала совершенно зря. Я в Интернете почитала, оказывается, ему надо было убежать и через день прийти с повинной, когда всё выветрится. Сказать, что испугался. Тогда его бы судили как трезвого. Все так делают, а я просто зря подставилась, по безграмотности! Скажи, ну как я могла? – И в величайшем недоумении поглядела на брата.
– Я тогда не подумала про тормозной путь, – опять, как в бреду, заговорила она. – Я просто подумала: ну разве он это вынесет? Он и в армии-то не смог бы. Кудри сбреют… А мне ничего не грозит. Дядя Миша пьяный, а я – достойный человек, работаю, мать к тому же. Вот как я думала. Разве я знала, что это вообще им без разницы – пьяный, трезвый, хоть наркоман…
Софья снова приникла виском к Саниному плечу и задумалась. В отличие от брата она никогда не была альтруисткой. Помогала своим – да. Кормила, лечила, способствовала деньгами. Но чтобы рискнуть за чужого – глупости! А тогда, в машине, рядом с потрясённо замершим Куртом, ей вдруг так ясно представилось, как этого доброго слабого мальчика упрячут в камеру, станут мучить.
– Я ведь правильно сделала? Это не бессмыслица? Или, думаешь, он просто трусливый дурак? – заплакав, спросила Софья и, наверно, совсем бы раскисла, если бы под кухонной дверью не дрогнула тень. Брат и сестра одновременно уловили движение: это Маруся беззвучно отдалилась от двери и, шмыгнув по коридорчику, скрылась в спальне.
Присутствие лазутчика сообщило Софье мужество. Кухонным полотенцем она вытерла слёзы. На ткани остались чёрные полосы от подводки и маковая крошка «ресниц». Вышла из-за стола и умылась под краном. Лицо без доспехов посветлело и стало юным. Успокоившись, вернулась, глотнула из чашки остывающий чай.
– Сань, а лимона нет? И чайник ещё включи, а то остыл…
Лимона не было, зато нашлось родительское малиновое варенье.
– Помнишь, у нас дома в сахарнице был не песок, а сахар? Но там было мало, мы доставали всю коробку – ну, чтобы строить! – сказала Софья.
Строить разрешалось только чистыми руками на чистой салфетке, и потом весь строительный материал надо было аккуратно сложить на место. Софья и маленькая Ася строили дома, а Саня всякие невероятные предметы. Например, корабли. Однажды он построил биплан, но к его крыльям пришлось приделать подпорки из палочек. «Нельзя быть самолётом на костылях», – сказал он, развалив творение, и потом весь день был грустным.
– А песок можно полить водой и слепить замок, как на море, – заметила Софья, подняв крышку сахарницы. Усмехнулась и опустила с тихим стуком.
– Послушай меня! – заговорил Саня. – Ты всё правильно сделала. Мы ведь на очень хлипком плоту! Всё время кого-то смывает волной. Всё время! Я это каждый день вижу. И чтобы была надежда, нужно как раз то, что сделала ты! – Он осёкся, заметив, что у сестры задрожали губы.
Что поделать, накатывали, подпирали слёзы.
– Ты опять, что ли, о своём? – усмехнувшись, спросила Софья. – Хочешь сказать, моя глупость тоже пойдёт в твою копилку?
Софье было лет двадцать, Саня заканчивал учёбу и, в пику непроглядному материализму, которым пресытился в институте, решил, будто бы чёрная тайна смерти – лишь временное обстоятельство в истории человечества, сродни ледниковому периоду. В свете этой надежды всякое доброе дело становилось взносом на демонтаж «Берлинской стены», поделившей вечную жизнь на «до» и «после» смерти. Хотелось, чтоб поскорее этих «взносов» набралось достаточно. Тогда же в Санином лексиконе возникло странное автомобильное слово «Противотуманка».
Софья недоумевала и расстраивалась, пока вдруг не поняла: брат не выдерживает гнёта профессии. Чтобы оставаться профпригодным, ему надо верить в утешение для всех. Ну что ж, пусть фантазирует, раз ему так легче! И всё-таки, может быть, не случайно Саниных родственников, знакомых и пациентов, охватывало в его обществе нечто вроде доброго предчувствия.
– С тобой ничего не случится плохого! Вот посмотришь! – сказал брат, как любил порой, не зная наверняка, пообещать – и сбывалось.
– Ну тогда хорошо, – кивнула Софья и тихо встала из-за стола. Светили рождественские свечки, а в окне снова закапал жидкий снег. – Пойду. А то Лёшка разворчится, что я Серафиму на них свалила.
– Ты ангел наш! И поступила как ангел! Ни в чём не сомневайся! – проговорил Саня, выходя за сестрой в прихожую, и, смущённый собственной репликой, подал ей пальто.
– За бабушкой повторяешь? У неё тоже все ангелами были, – сказала Софья, нырнув в рукава. – Грустно мне. Нет любви! Была бы любовь – разве бы я во всё это вляпалась!
– Как же нет любви? – удивился было Саня и осёкся. Покачал головой и решительно сорвал с крючка куртку. – Я провожу!
– Подожди, мы с тобой! – в тот же миг выскочила из спальни Маруся. Она контролировала ситуацию за дверью и, конечно, подозревала, что добром визит золовки не кончится. – Мы с Леночкой всё равно ещё хотели погулять на ночь! – заторопилась она и, дёрнув дочь за руку, прочь с кровати, от уложенных на ночь кукол, поволокла одеваться.
Софья усмехнулась:
– Ладно, Сань. Ну куда ты от них пойдёшь!
Поцеловала брата, крепко прижалась к щеке и, подхватив сумку, вышла.
