Тихонечко я поднялась обратно по лестнице и села на ступеньку. Тут и шаги услышу и если что к принцу в объятья распростертые кинусь, пусть защищает девишну красную, али не мужик вовсе? Хотя у них в народе такие девушки, быка на скаку остановят еще и пинка дадут, для пущей важности дом построят и сынишек нарожают… А хотя что принц? Может еще и сам отдаст, для «урока» жизненного на растерзание… Ну нет, здесь я палку перегнула, от страха совсем потеряла голову… Так и затаилась я, как мышка. Сижу и жду, когда эта нечисть семечки лузгать перестанет и на свой пост вернется, вон, шелухи накидал, паразит несчастный, потом ведь на меня повесят, что принцу мешаю, сор в дом ношу… Он начал подниматься, тихо так, медленно, видимо, чтобы не спугнуть… а сердце мое уже из груди выпрыгнуть готово и куда бежать, и кого кричать не знаю, не поможет же никто. А шаги все ближе, четче слышны… Завидев меня страж тут же все понял. Блеснув слащавой улыбкой он жестом пригласил меня спускаться, изображая покорность и уважение.
– Неа, – отчеканила я басом, дабы дрожь в голосе унять, – не пойду. Мне и тут неплохо сидится.
– Да неужели? – усмешка отразилась на лице прихвостня, да так и не исчезла, обрадовало то, что зубки у него черненькие, кариозные. Видимо, мама в детстве чистить не учила, вот пусть гниют теперь, запах душистый излучают, – и что же тут такого хорошего?
– Птички, яблоньки да зайки, как что? Не видишь? А ты приглядись, коли фантазия не богата, может на фоне маразма и додумаешь, ну на худой конец можно и мухоморчиков погрызть, так сказать, восполнить запас.
– Ах ты ж зараза…
Но договорить не дали, так же, как и за руку схватить, и в логово уволочь. Вот явно в детстве мама не учила, что женщины всегда в первую очередь будут бить по самому больному месту, а если еще и каблуком, так совсем в женитьбе надобность-то отпадет. Вон как орет теперь, прям сокол ясный, соловей лесной, хоть сейчас в хор отдавай на воспитание да учение сие нелегкое. Еще и спасибо за пополнение в труппу скажут и монетками озолотят. Схватившись за больное ушибленное место, страж зарычал как бык в брачный сезон, да так и застыл на месте, не в силах и слова выдохнуть. Впрочем, как и принц. Хороша картина! Принцесса (срам-то какой) на ступеньках сидит, нога из-под платья торчит в позе бойца заморского, а солдат за то самое причинное место держится, да на одной ноге скачет, что-то щебеча нецензурной бранью. А принц не дурак попался, и на том спасибо, смекнул что к чему и сразу стража от службы отстранил, правда не насовсем.
– Ну хоть честь свою защитить ты сможешь, – с чувством полного недоумения Рэн закрыл за собой дверь на большой тяжелый ключ. Неся стопку пергамента, он знаком показал мне спускаться, если жизнь моя мне еще дорога, – Ну и чего не закричала?
– А ты бы помог?
– Да я тут так, для красоты, в лучах солнца заходящего тебя на смерть отправляю и на путь истинный наставляю. Эллин, ты в своем уме?
Рэн в бешенстве зарычал, при этом теряя пергаменты. Один из свитков упал прямо мне под ноги. Делать нечего, пришлось поднимать. Отняв половину ноши, я взглядом спросила куда нести, так что последние несколько этажей мы шли рядом. Он впереди путь дорогу показывал, я сзади пристроилась, как хвостик. Шел он быстро, при этом кончик хвоста все время так и норовил выполнить роль местного веника и подмести ковры, уже давно в этом нуждавшиеся. Мне же ума хватило, чтобы не наступать и не позорить его царское достоинство, а просто следовать рядом. Мимо пробегавшие прислуги реагировали все как один – удивление с их лиц не сходило ни на минуту. Видимо, представить Рэна и меня, следующей за ним по пятам, было сложно (не видели они еще, как я его уму разуму учу, что «Лежит», а что «Стоит», будь они не ладны), так что некоторые еще и по несколько раз мимо пробегали, словно по делам да по работе, при этом вглядываясь усерднее в мое лицо, чтобы убедиться – не померещилось. Слухи о том, что нас видели вместе разнеслись со скоростью звука, но вот что странно – меня пугало их содержание: «укрощение» меня, как животного, для них прошло успешно и, видимо, даже такая, как я признала силушку и мужество их временного Повелителя. И тут все с ног на голову перевернут в свою пользу, лишь бы принца благодетелем сделать.
– Не такая уж я и страшная, очень даже милая, если захочу.
– Ага, – согласился принц, – вот только даже и не знаю, чего от тебя ожидать. Вроде милая, а похлеще наших женщин мужика на лопатки положишь. Если все принцессы такие, то я вашим мужчинам не завидую. Правит, видимо, твоя мать, нежели отец…
– Мама не правит…
Прошлая жизнь постепенно предстала перед глазами. Видимо, я от нее никогда не избавлюсь. Принц, конечно, подметил, что со мной опять что-то не так, но вопросов лишних не задал. Учтивый блин, как моя собака, что в замке осталась, только что не гавкает.
– Я без матери росла с десяти лет.
– Я могу узнать, что произошло?
– Нет. Я уже говорила почему.
– Все ясно. Мы на месте.
Пока мы шли, длинные коридоры пересекались и петляли, в конце концов приведя нас в тупик достаточно узкий, чтобы в нем поместилось только двое. Сбоку стояли фарфоровые вазы, цветы, на стенах, покрытых темно-красными коврами, висели картины и прочая всячина, как обычно. Принц на что-то нажал и стена внезапно отъехала в сторону, открывая проход. Мгновенно дунуло затхлым воздухом перемешанным с многовековой пылью и какой-то тухлятиной.
– Пыточная? – с ужасом поинтересовалась я.
– Туда тебе нельзя… пока… так что давай свитки и иди гуляй куда глаза глядят. А завтра продолжим обучение, хорошо?
– Как скажете, ваше сиятельство, принц Рэн.
Ухмыльнувшись, я взвалила остаток свитков на руки Рэна (при этом чуть не закрыв обзор совсем), поклонилась и по-тихому вышла из поддельного тупика. Осталось только понять, как вернуться обратно. Я была настолько удивлена реакции слуг, что и на дорогу-то не шибко смотрела. Спустившись на несколько этажей ниже, я всё-таки отыскала кухню по запаху. Ага, значит от кухни мне нужно найти коридор с белой вазой и красным орнаментом, а потом свернуть направо к залу Славы и Почета.
– Хвала небесам, живая вернулась! – заголосила повариха, наткнувшаяся на меня прямо перед дверьми своей обители, – а мы уж думали все, что пропала ты! Ты заходи, заходи. Не стесняйся! Схватив своими огромными ручищами меня втолкнули внутрь просторного помещения, уставленного разнообразной посудой и кухонными принадлежностями. Котлы всякие, специи на каждом углу. Хлебушек свежий, из печи только что вынутый. В прошлый раз ночью этого и не заметила совсем.
– Да ты не бойся, не укусим, – передо мной поставили тарелку с кашей и молоко с пряником, – вот, кушай, сил набирайся. А то совсем тощая, как глиста, нет мяса ни грамма – кожа да кости. Чего уставилась? Жуй давай! Раз принц принял, то и нам тепереча бояться нечего, а то все и не знали, как к тебе подойти и помочь чем, чтоб самому-то не влетело. Только что через Анна и узнавали, как ты там, живая ли мертвая. Да вкусности всякие подкидывали под дверь, а то заперто было!
Не знаю, что на меня нашло, но молоко и пряник вновь напомнили о детстве. Не всегда мне сильной быть, наверное здесь и поплакать можно, коли не выгонят. Слезы брызнули из глаз, рученки затряслись и вообще пришлось сгорбиться, волосами лицо прикрыть, чтобы уж совсем стыдно не было. Стряпухи с пониманием отнеслись к моему состоянию, рядом сели, за плечи потрясли и крепко обняли.
– Не переживай, деточка, не обидим мы тебя, – успокаивали хором всей кухней, – меня Сенькой звать можешь, ты перестань слезы-то лить, уж совсем от тебя не ожидали. Резвая же, как кобыла молодая, по двору с животиной своей, мантихорой, бегала. Такого зверя приручила, мы никак не ожидали! Мужики сразу заголосили, что ты та, кто у вас ведьмой зовётся, всякие вещи волшебные и непонятные делает. У нас ведь и свои ведуньи есть, да только кто знает, на что вы, люди, способны!
Долго еще успокаивали. Рада я была, что есть те, кто не испытывает ко мне ненависти, да вот только ведьмою лучше бы не называли… Ведьма – значит страх. Мой собственный страх. Я часто сидела у мамы в комнате перед сном. Она все время перебирала разные травы, что покупала в местной лавке, и высушивала их. Приятный запах мяты, рыжие колосья и лепестки роз, свернувшиеся замысловатой фигурой, я любила больше всего. Мне нравилось, что под потолком и на стенах висели пучки трав, словно я попадала в сказку, где правят добрые волшебницы, готовые прийти на помощь по первому зову его величества. Зимой на улице всегда страшно. Зима – пора голодных волков, что воруют скот и крадут детей, как говорят взрослые, чтобы дети слушались. Но я никогда их не боялась, ведь мама всегда рядом.
– Я люблю тебя.
Мама лишь улыбалась и тихонько целовала в лоб перед сном, а затем я шла к себе в комнату. Зимнее утро – время, гораздо страшнее любой ночи. Для меня. Ведьма – это приговор в нашем городе. Ведьма – это зло, что поглощает разум и тело человека. И люди в это время гораздо хуже голодной стаи волков, забирая чью-то жизнь, они становятся ненасытными…
