Ночь завладела природой, а где-то на окраине поселка жалобно и протяжно выла собака…
* * *
На следующее утро их пришел будить молодой парнишка, босой, в подпоясанной веревкой длинной рубахе с плеча явно старшего брата или отца. Он что-то сказал и жестами пригласил во двор. Выйдя, они увидели бочку, полную воды, рядом стояло деревянное ведро. В избу проскочила вчерашняя девчушка с большой тарелкой вареных яиц, хлебом и крынкой. Раздевшись по пояс, друзья умылись, сетуя на отсутствие мыла. После утреннего моциона парнишка пригласил их обратно в избу.
Стол был уже накрыт. Друзья сели и не спеша принялись завтракать. Парнишка устроился на лавке и стал с любопытством разглядывать гостей. Дождавшись, когда они закончат трапезу, он встал и жестами опять позвал во двор. Во дворе друзья не задержались, парнишка повел их дальше.
Подойдя к большому дому, мальчик указал на дверь — мол, вам туда, заходите. Вадим первым толкнул дверь и переступил через низкий порог, успев сказать друзьям, чтобы не наступали на него.
— А чего? — не удержался от вопроса Павел.
— Нельзя наступать на порог, — шепнул ему на ухо Андрей, — примета плохая, да и хозяев обидеть этим можно…
Внутри их встретили двое. Молодой вепс в нарядной рубахе и второй, явно не вепсской наружности, в короткой кольчуге, при мече и шлеме. Окольчуженный внимательно осмотрел гостей и отступил в сторону, а вепс провел друзей в просторную комнату, где их уже ждали. Конди, в длинной беленой рубахе с вышивкой крестообразным узором вокруг шеи, рукавов и низа рубахи, восседал на резном стуле с высокой спинкой во главе длинного стола. По правую руку от вепса сидел какой-то светло-русый мужик с окладистой, уже почти полностью поседевшей бородой. Одет он был в травянистого цвета рубаху с незатейливой вышивкой, а на коленях держал серый плащ. Друзья заметили, что этот незнакомец, в отличие от вепса, опоясан длинным мечом. На вид мужику было не более сорока — сорока пяти лет, во всяком случае, так показалось Вадиму.
— Хюваа хуомента,[11] — поздоровался Конди, не вставая с места.
Друзья поздоровались в ответ. Русый мужик прищурил правый глаз и тоже изрек:
— Здраве буде!
Друзья переглянулись. Конди жестом указал им за стол. Они сели слева от вепса, напротив мужика.
— Елико сякие?[12] Откель грядеши?[13] — спросил светло-русый.
Вадим взглянул на вепса, тот кивнул головой — мол, отвечай.
— А вы русск… Простите, словен?
— Словен! — подтвердил мужик.
Вадим невольно обрадовался и даже улыбнулся. Еще учась в университете на историческом факультете, он активно изучал древнерусский язык и заметно в этом преуспел, что не раз ему пригождалось и на фестивалях, и на ролевых играх.
— Идее ваше мисто? Порекло е?[14] — вновь спросил словенин.
Однако Вадим понимал, одно дело на играх, а тут момент серьезный, исторический, так сказать. «Как бы не облажаться», — подумал Вадим и вслух произнес, представляясь:
— Аз Вадим, овый Паша, овый Андрей, — он указал на друзей.
Юноши, услышав свои имена, слегка кивнули. Вадим почувствовал, что уверенность в языке вернулась к нему полностью.
— Мы словене, — утвердил он.
Мужик недоверчиво глянул на реконструктора и, указав на него пальцем, строго спросил:
— Овый словен?
— Да, — искренне ответил Вадим.
— Блядь![15] — громко сказал мужик, хлопнув ладонью по столу.
— А что вы ругаетесь? — воскликнул Павел, не терпевший матерщинников.
Вадим посмотрел на Андрея:
— Не поверил, что ты словенин.
— Да я понял, — вздохнул реконструктор.
— Речи борзо! — поторопил мужик. — Елико сякий?
— Кажись, влипли, — тихо произнес Паша.
Реконструктор не выдержал пристального взгляда мужика, встал из-за стола и гордо произнес:
— Я… Эк варяг, эк хейтир Сигурд![16]
— Варяг?! — Конди вскочил со своего места и выхватил висящий на поясе нож.
Мужик потянулся к мечу.
— Стойте!!! — крикнул Вадим, бегло перейдя на древнерусский. — Стойте! Это мой варяг и мы вам «пойку» спасли. Вы не можете его убить — законы очага святы, боги проклянут вас…
Он особенно не рассчитывал, что его поймут, но сработало. Вепс остановился, а словенин произнес:
— Сядь, Конди, сядь! Сейчас мы все выпытаем.
Вепс немного успокоился, сел, но продолжал недобро коситься на реконструктора.
— Ну, давай свою сказку, — предложил мужик.
Вадим перевел дух и заговорил, на ходу придумывая, как доходчиво и более или менее правдиво объяснить им, откуда они взялись в здешних краях.
— Мы возвращались из дальней стороны, шли вдоль озера. Остановились искупаться и тут мы заметили лодку… и дым из-за леса. Лодка причалила к берегу… там был парень. Он попытался нам рассказать, что случилось. В лодке был ребенок. Потом приплыл черный драккар и те, что были на нем, стали стрелять. Парня убили, а мы схватили «пойку» и дали плеча,[17] в лес. Так и ушли. Переночевали в лесу, а утром пошли в сгоревшую деревню, где и встретили Конди с его людьми. Остальное вы знаете.
— Добро, — произнес мужик, похлопывая ладонью по столу, — а где ты этого варяга взял?
— Я победил его в поединке… но оставил ему жизнь, теперь он служит мне.
Сигурд смутно, но все же понял о чем речь:
— Это ты хватил, — прошипел Андрей.
— Да молчи уж, пока голову не срубили, — едва слышно ответил Вадим.
— Добро! С варягом пусть будет, как говоришь, а этот чудин,[18] — он кивнул на Павла, — откуда при тебе?
Вадим осмелев, уверенно спросил сам:
— Мы уже достаточно рассказали о себе и назвали тебе свои имена, а почему ты не хочешь?
Мужик пристально оглядел Вадима, оценивая его. Поняв, что если словенин скажет свое имя, контакт будет окончательно налажен, Вадим выпрямился, расправил свои не хрупкие плечи. Под льняной рубахой проступила мощная грудь — спасибо родному спортзалу.
— Я Боривой из Новограда, — наконец ответил мужик. — Так ты теперь скажешь, откуда у тебя этот чудин, который так плохо говорит на родном языке?
— У него отец чудин, а мать словенка, — ответил Вадим.
— Вадя, это вы про меня? — встрял Паша.
— Что за странный у вас говор, ничего не понять? — вновь спросил Боривой.
— Это древний язык москалей, — не растерялся Вадим, — мы жили у них долго, так долго, что Паша забыл родную речь.
— П-а-в-е-л, — неожиданно нараспев произнес до сих пор молчавший Конди, — что за странное имя? Я еще вчера приметил.
Вадим несколько удивился, что тот знает по-славянски.
— Это москальское имя, — уверенно соврал он. — Можно просто Паша. Он попал к москалям еще ребенком, его варяги продали. Я там с ним и познакомился, выкупил его, он очень хотел вернуться домой. Но дом его тоже сожгли варяги.
«Вот ведь наплел», — подумал Вадим.
— Ай-яй-яй, — покачивая головой, посочувствовал вепс и добавил еще что-то на своем языке.
— Я хотел просить тебя, — обратился Вадим к вепсу, — не найдется ли подходящей одежды для Паши, а то его москальская одежда очень уж некрасивая.
— Найдем, — ответил Конди, — конечно, найдем. — Я еще должен поблагодарить вас, — он покосился на Сигурда, — поблагодарить вас всех, что вы спасли моего внука.
Конди вдруг нахмурился, его кулаки сжались.
— Я потерял Митту, своего единственного сына, но вы уберегли мне внука, и я хочу отблагодарить вас. Среди вас есть сын нашего племени — он станет сыном нашего рода, моим сыном.
Вепс встал. Друзья тоже невольно поднялись. «Вот так поворот событий», — подумал про себя Вадим, а вслух молвил:
— Это большая и заслуженная честь, тем более что именно Паша первым схватил твоего внука и вынес из-под стрел, а потом всю дорогу заботился о нем.
Павел открыл было рот, он хотел что-то сказать, но слов не находил. Конди подошел к нему и крепко обнял.
— Кровь не обманешь. Сегодня вечером перед всем своим родом я назову тебя своим сыном.
Паша едва не проронил слезу от переполнявших его чувств.
— Спасибо, — с трудом выдавил он из себя.
Вепс разомкнул объятия и обратился к Вадиму:
— Ты выкупил его у чужеземцев, и я готов уплатить тебе долг.
— Нет, что ты! Не надо, Конди, — запротестовал Вадим. — Паша стал мне другом, а я друзьями не торгую — он свободный человек.
— Тогда не отказывай мне и прими подарки.
Он громко крикнул что-то по-вепсски, и в комнату тут же вошел воин. Пройдя вперед, воин положил на стол два меча. Один был длинный, в деревянных, обтянутых кожей ножнах, и украшенный бронзовыми накладками. Гарда[19] и навершие тоже были бронзовыми, с красивым вытравленным узором. Вадиму меч напоминал настоящий «Каролинг»[20] эпохи викингов. Сигурд же при виде меча нервно сглотнул слюну — вот она, реконструкция, история лежала прямо перед глазами, только руку протяни. Почти такой же он видел сегодня во сне, только тогда это был его меч.
