СТРАНА СНОВИДЕНИЙ[59]
Вот за демонами следом,Тем путем, что им лишь ведом,Где, воссев на черный трон,Идол Ночь вершит закон, —Я прибрел сюда бесцельноС некой Фулы запредельной, —За кругом земель, за хором планет,Где ни мрак, ни свет и где времени нет.
Пещеры. Бездна. ОкеаныБез берегов. Леса-титаны,Где кто-то, росной мглой укрыт,Сам незрим, на вас глядит.Горы рушатся, безгласны,В глубину морей всечасно.К небу взносятся моря,В его огне огнем горя.Даль озер легла, простертаВ бесконечность гладью мертвой,Над которою застылиСнежным платом сонмы лилий.
По озерам, что простертыВ бесконечность гладью мертвой,Где поникшие застылиВ сонном хладе сонмы лилий…По реке, струящей вдальСвой вечный ропот и печаль…
По расселинам и в чащах…В дебрях, змеями кишащих…На трясине, где ВампирПравит пир, —По недобрым тем местам,Неприютным, всюду тамВстретит путник оробелыйТень былого в ризе белой.В саванах проходят мимоПризрак друга, тень любимой —Вздрогнут и проходят мимо —Все, кого, скорбя во мгле,Он отдал небу и земле.Для сердец, чья боль безмерна,Этот край — целитель верный,Здесь, в пустыне тьмы и хлада,Здесь, о, здесь их Эльдорадо!Но светлой тайны до сих порЕще ничей не видел взор.Совершая путь тяжелый,Странник держит очи долу —Есть повеленье: человекИдет, не поднимая век.И только в дымчатые стеклаУвидеть можно отсвет блеклый.
Я за демонами следом,Тем путем, что им лишь ведом,Где, воссев на черный трон,Идол Ночь вершит закон,В край родной прибрел бесцельноС этой Фулы запредельной.
НЕЛЛИ[60]
Я жил одиноков печали глубокойс душой океана мрачней,пока не назвал я красавицу Неллистыдливой невестой своей,пока не назвал златокудрую Неллия радостью жизни моей.
Ах! звезды полночине ярче, чем очипрелестной малютки моей,и блеск перламутрарумяного утра,и золото первых лучей —ничто не сравнится с окутавшей Нелливолной золотистых кудрей,с волной небрежно откинутых Неллина детские плечи кудрей.
Теперь ни волненья,ни муки сомненьяне смеют мрачить моих дней.Весь день надо многосияет звездоюбогиня блаженства, — и к нейвесь день устремляет красавица Неллифиалки лазурных очей;все время не сводит с нее моя Неллисияющих счастьем очей.
ЕВЛАЛИЯ
(Песня)[61]
Дарил мне светНемало бед.И чахла душа в тишине,Но Евлалия, нежная, юная, стала супругою мне —Но Евлалия светлокудрая стала супругою мне.
О, блеск светилТусклее был,Чем свет ее очей!Никакой дымокТак завиться б не могВ переливах лунных лучей,Чтоб сравниться с ничтожнейшим локоном Евлалиискромной моей —С самым малым, развившимся локоном ясноокойсупруги моей.
Сомненье, БедаУшли навсегда:Милой дух — мне опора опор!Весь день напролетАстарта льетЛучи сквозь небесный простор,И к ней дорогая Евлалия устремляет царственный взор —И к ней молодая Евлалия устремляет фиалковый взор.
ЕВЛАЛИЯ — ПЕСНЯ[62]
В ночи бытияНадежда мояКак узница, изнывала.Но солнечная Евлалия желанной подругой мне стала,Евлалия в золоте волос невестой стыдливой мне стала.
Озера очейЛюбимой моейМне ярче всех звезд заблистали.В полуночной мглеНа лунном челеВолокна тумана едва лиСравнятся с кудрями Евлалии, что вольно на плечи ей пали,Поспорят с кудрями Евлалии, что мягко на плечи ей пали.
О мире скорбейЗабыли мы с нейПод нашим незыблемым кровом.А с горних высотНам знаменье шлетАстарта в сиянии новом.И юная смотрит Евлалия на небо взором лиловым,И смотрит Евлалия взором жены, взоромхрустально-лиловым.
ВОРОН
Поэма[63]
Когда в угрюмый час ночной,Однажды бледный и больной,Над грудой книг работал я,Ко мне в минуту забытья,Невнятный стук дошел извне,Как будто кто стучал ко мне,Тихонько в дверь мою стучал —И я, взволнованный, сказал:«Должно быть так, наверно, так —То поздний путник в этот мракСтучится в дверь, стучит ко мнеИ робко просится извнеВ приют жилища моего:То гость — и больше ничего».
То было в хмуром декабре.Стояла стужа на дворе,В камине уголь догоралБагряным светом потолок,И я читал… но я не могУвлечься мудростью страниц…В тени опущенных ресницНосился образ предо мнойПодруги светлой, неземной,Чей дух средь ангельских именЛенорой в небе наречен,Но здесь, исчезнув без следа,Утратил имя — навсегда!
А шорох шелковых завесМеня ласкал — и в мир чудесЯ, будто сонный, улетал,И страх, мне чуждый, проникалВ мою встревоженную грудь.Тогда, желая чем-нибудьБиенье сердца укротить,Я стал рассеянно твердить:«То поздний гость стучит ко мнеИ робко просится извне,В приют жилища моего:То гость — и больше ничего».
От звука собственных речейЯ ощутил себя храбрейИ внятно, громко произнес:«Кого бы случай ни принес,Кто вы, скажите, я молю,Просящий входа в дверь мою?Простите мне: ваш легкий стукИмел такой неясный звук,Что, я клянусь, казалось мне,Я услыхал его во сне».Тогда, собрав остаток сил,Я настежь дверь свою открыл:Вокруг жилища моегоБыл мрак — и больше ничего.
Застыв на месте, я впотьмахИ средь полночной тишиныПередо мной витали сны,Каких в обители земнойНе знал никто — никто живой!Но все по-прежнему кругомМолчало в сумраке ночном,Лишь звук один я услыхал:«Ленора!» — кто-то прошептал…Увы! я сам то имя звал,И эхо нелюдимых скалВ ответ шепнуло мне его,Тот звук — и больше ничего.
Я снова в комнату вошел,И снова стук ко мне дошелСильней и резче, — и опятьЯ стал тревожно повторять:«Я убежден, уверен в том,Что кто-то скрылся за окном.Я должен выведать секрет,Дознаться, прав я или нет?Пускай лишь сердце отдохнет, —Оно, наверное, найдетРазгадку страха моего:То вихрь — и больше ничего».
С тревогой штору поднял я —И, звучно крыльями шумя,Огромный ворон пролетелСпокойно, медленно — и селБез церемоний, без затей,Над дверью комнаты моей.На бюст Паллады взгромоздясь,На нем удобно поместясь,Серьезен, холоден, угрюм,Как будто полон важных дум,Как будто прислан от кого, —Он сел — и больше ничего.
И этот гость угрюмый мойСвоею строгостью немойУлыбку вызвал у меня.«Старинный ворон! — молвил я, —Хоть ты без шлема и щита,Но, видно, кровь твоя чиста,Страны полуночной гонец!Скажи мне, храбрый молодец,Как звать тебя? Поведай мнеСвой титул в доблестной стране,Тебя направившей сюда?»Он каркнул: «Больше никогда!»
Я был немало изумлен,Что на вопрос ответил он.Конечно, вздорный этот крикМне в раны сердца не проник,Но кто же видел из людейНад дверью комнаты своей,На белом бюсте, в вышине,И наяву, а не во сне,Такую птицу пред собой,Чтоб речью внятною людскойСказала имя без труда,Назвавшись: Больше никогда?!
Но ворон, был угрюм и нем.Он удовольствовался тем,Что слово страшное сказал, —Как будто в нем он исчерпалВсю глубь души — и сверх тогоНе мог добавить ничего.Он все недвижным пребывал,И я рассеянно шептал:«Мои надежды и друзьяДавно покинули меня…Пройдут часы, исчезнет ночь —Уйдет и он за нею прочь,Увы, и он уйдет туда!..»Он каркнул: «Больше никогда!»
Такой осмысленный ответМеня смутил. «Сомненья нет, —Подумал я, — печали стонИм был случайно заучен.Ему внушил припев одинЕго покойный господин.То был несчастный человек,Гонимый горем целый век,Привыкший плакать и грустить,И ворон стал за ним твердитьСлова любимые его,Когда из сердца своегоК мечтам, погибшим без следа,Взывал он: «Больше никогда!»
Но ворон вновь меня развлек,И тотчас кресло я привлекПоближе к бюсту и к дверямНапротив ворона — и там,В подушках бархатных своих,Я приютился и затих,Стараясь сердцем разгадать,Стремясь добиться и узнать,О чем тот ворон думать мог,Худой, уродливый пророк,Печальный ворон древних дней,И что таил в душе своей,И что сказать, хотел, когдаОн каркал: «Больше никогда»?
И я прервал беседу с ним,Отдавшись помыслам своим,А он пронизывал меняГлазами, полными огня —И я над тайной роковойТем глубже мучился душой,Склонившись на руку челом…А лампа трепетным лучомЛаскала бархат голубой,Где след головки неземнойЕще, казалось, не остыл,Головки той, что я любил,И что кудрей своих сюдаНе склонит больше никогда!..
И в этот миг казалось мне,Как будто в сонной тишинеКурился ладан из кадил,И будто рай небесных силНосился в комнате без слов,И будто вдоль моих ковровСвятой, невидимой толпыСкользили легкие стопы…И я с надеждою вскричал:«Господь! Ты ангелов прислалМеня забвеньем упоить…О! дай Ленору мне забыть!»Но мрачный ворон, как всегда,Мне каркнул: «Больше никогда!»
«О, дух или тварь, предвестник бед,Печальный ворон древних лет! —Воскликнул я. — Будь образ твойИзвергнут бурею ночнойИль послан дьяволом самим,Я вижу — ты неустрашим:Поведай мне, молю тебя:Дает ли жалкая земля,Страна скорбей — дает ли намОна забвения бальзам?Дождусь ли я спокойных дней,Когда над горестью моейПромчатся многие года?»Он каркнул: «Больше никогда!»
И я сказал: «О, ворон злой,Предвестник бед, мучитель мой!Во имя правды и добра,Скажи во имя божества,Перед которым оба мыСклоняем гордые главы,Поведай горестной душе,Скажи, дано ли будет мнеПрижать к груди, обнять в раюЛенору светлую мою?Увижу ль я в гробу немомЕе на небе голубом?Ее увижу ль я тогда?»Он каркнул: «Больше никогда!»
И я вскричал, рассвирепев:«Пускай же дикий твой припевРазлуку нашу возвестит,И пусть твой образ улетитВ страну, где призраки живутИ бури вечные ревут!Покинь мой бюст и сгинь скорейЗа дверью комнаты моей!Вернись опять ко тьме ночной!Не смей пушинки ни однойС печальных крыльев уронить,Чтоб мог я ложь твою забыть!Исчезни, ворон, без следа!..»Он каркнул: «Больше никогда!»
Итак, храня угрюмый вид,Тот ворон все еще сидит,Еще сидит передо мной,Как демон злобный и немой;А лампа яркая, как день,Вверху блестит, бросая тень —Той птицы тень — вокруг меня,И в этой тьме душа мояСкорбит, подавлена тоской,И в сумрак тени роковойЛюбви и счастия звездаНе глянет — больше никогда!!
ВОРОН[64]
