Попик, тоже полуодетый, воздел крест и двинулся на меня. И нарвался — злой я. После таких… само-ограничений и само-останавливаний… очень естественная реакция. Морду ему прилюдно не бил, но за крест потаскал.
Кстати, рекомендую всем коллегам-попаданцам — очень удобно. У каждого туземца на шее — крестик. Фактически — ошейник с поводком. Берёшь и тянешь куда надо. Например, в подземелье. Где и тыкаешь мордой в стольниковы сапоги с риторическим вопросом:
— Как же ты, хренов служитель культовый, прохлопал вселение беса в приличного человека?
— К-какого беса?!
— Да хоть какого! Имени бесу пока не знаю. Но сам посуди: зачем доброму человеку лезть ночью в усыпальницу? И кидаться с воем сатанинским на человека, отпевальный канон читающего?
Как всегда у меня — чистая правда: он на меня кинулся — я ж у выхода стоял! При этом выл. А я читал канон.
— Столкнувшись же со святой книгой, вот — вмятина на окантовке, бес своё бессилие противу силы господней уяснил и бросился бежать. Тем путём, коим и сюда попал: через гроб каменный. А крышка-то закрыта была! Вот он её в спешке-то и сшиб. А тело ненадобное — здесь бросил. Душу-то он, поди, сразу с собой в пекло уволок.
Народ ахал и согласно кивал: мои объяснения вполне укладываются в общепринятую картину мира.
Я собрался, было, вздремнуть чуток, но не учёл местных технологий.
Есть вполне определённая последовательность действий на случай проявления бесов. Обязательным является чтение известного набора молитв, окропление святой водой, хождение по кругу с размахиванием крестами и поклонами, оплёвывание и обругивание нечистого… Эти «притопы и прихлопы» должны, в предопределённом порядке и количестве, быть произведены во всех местах, где проявлялась чертовщина.
Попик, уверовавший, под тяжестью неоспоримых и очевидных доказательств, в мои способности экзорциста, пытался заставить меня провести процедуру в подземелье. Но я отбился. Потому что внимание привлекла воющая по покойнику женщина.
Не надо приписывать мне… всякое чего. Хотя она и была в ночнушке. Но дело в другом: эта свежая вдова — стольничиха.
Поскольку я предполагаю, что стольник не только «ёмкость для бесовщины», но и «воришка имущественный», то тема из разряда теологических переходит в разряд уголовно-процессуальных.
Отвели бедняжку во флигель, который нам для постоя выделен, посочувствовали, успокоили, утешили… Заливая Ивашке, как самому старшему и внушающему доверие, горючими после-бражковыми слезами рубашку, новоявленная вдова поделилась с нами своим мнением о покойном муже-скряге, о его тайниках, о его друзьях-подельниках и о злыднях-противниках…
Когда вдовица начала посапывать да похрапывать — спать уложили.
Сами же перешли в хоромы покойного. Детей малых, три штуки, отнесли сонных к соседке. И исполнили «экзорцизм обыкновенный» типа «обыск тотальный».
Коллеги-попаданцы очень поверхностно упоминают о целой группе специфических мероприятий как то: сбор трофеев, конфискация имущества, изъятие ценностей…
А ведь именно проведение таких операций и является целью подавляющего числа средневековых походов, подвигов и героизмов.
И наоборот: результативность подобных имущественных актов является обязательным условием всякого успешного попадизма и прогрессизма.
Как гласит американская народная мудрость: «О чём бы с вами не говорили — мы говорим о деньгах».
Картинка: ГГ под рёв воодушевлённой толпы соратников награждает одного из своих героев парчовым халатом с бобровой опушкой.
Мило. А теперь отмотаем по шагам назад.
Перед награждением кто-то эту вещь осмотрел? Может, там мех — моль поела, локоть — дерьмом заляпан, на спине — шов расползшийся? Такой подарок уже не награда, а оскорбление.
Ещё на шаг назад: халат вынули из сундука ГГ. А сам-то сундук откуда взялся? Кто привёз, сколько сундуков? Кто туда этот халат положил? У вас отдельный сундук для парчовых халатов с бобровой опушкой? А для таких же, но с куницей — другой? Маркировка на сундуках уже нанесена? Вот куча захваченного барахла — как вы его будете сортировать? Кто и как его регистрирует?
Совершенно не ГГуёвые вопросы. Нормальный ГГуй издаёт звуки типа:
— Ура! Мы победили! Треть мне, остальное, любезные и хоробрые други мои, поделите промеж себя.
И получает гулькин… ну, положим, нос. Потому что конкретный воин, который ховает в свой вьюк серебряную ложку, отнюдь не знает — сколько здесь ложек вообще и вписывается ли его конкретная — в общевойсковые две трети.
Всеобщий восторг совместного грабежа… приятно. Но есть три негативных, весьма разрушительных для ГГуя, последствия:
— он не получает необходимых ресурсов для следующего шага своего прогрессизма;
— воинское братство превращается в братство воровское;
— «други своя» привыкают жить на собственном — награбленном-накопленном, а не на господском — данном-жалованном.
Имущественная независимость военных при феодализме приводит к феодальной раздробленности. На смену «ближнего» из «возлюби ближнего своего», приходит «дальний» и сильно… «любит» всех присутствующих.
Разбираем имущество покойного, проводим полномасштабную «фактическую инвентаризацию». На ходу придумываю «Гармонизированную систему описания и кодирования товаров».
Госплановские шестиразрядные «высшие классификационные группировки» чересчур громоздки, европейские-американские штрих-коды типа UPS/EAN13 мне не нравятся — малоинформативны… Чисто иерархические системы не пойдут, чисто порядковые — аналогично. Нужна многокоординатная система классификации: по функционалу, размеру, материалу, изготовителю… Обязательно — по уровню износа. В средневековье почти всё — секондхенд. А уж трофеи и конфискат — сплошное б/у.
Факеншит! Покажите мне ГГуя, который бы так заморачивался! Да я бы тоже… на всём готовеньком и отсортированном…
Но вот я смотрю на рябиновского мужичка, которого мы писарем посадили. Нормальный парень, ногу при погрузке попортил — вот и попал в писарчуки. Когда-то в детстве выучился грамоте, как многие мальчишки в это время в городках и боярских усадьбах. С тех пор и одного А4 не исписал. А зачем?
Мучается — бересту карябает. Высовывает от напряжения язык, постоянно вытирает рукавом выступающий пот, весь скособоченный, скукоженный…
Я могу весь дерьмом изойти, могу его на то же самое перевести — стенографисткой он не будет. Медленно, по буковке: «х-а-л-а-т п-а-р-ч-о-в…»…
— Это… боярич… а какую буковку писать после «червь» — «есть» или «он»?
— Пиши «ук».
Фиг его знает как правильно по здешней грамматике.
Но если меня здесь не будет — он «зависнет». Побежит меня искать. Со второго-третьего раза скажет себе:
— да ну его, тяжко бегать, пропустим-ка этот халат.
Неучтённое — хозяйским не считается. Вещица попадёт не в мои, господские, закрома, а в его торбу. Он поймёт, что имущество, в момент, когда оно от старого, покойного хозяина уже ушло, а к новому ещё не попало — очень легко сделать своим.
Это станет «нормально»: оторвать кусочек — себе лично. Граница «допустимого» сдвинется и поползёт.
Сначала — хабар, добыча, потом — просто приход. Потом — лежит ненужное.
«Плохо лежало» — русская народная аргументация для каждого факта кражи.
Дальше — чужое, нужное, «лежит хорошо», но… если клиент сильно вякать не будет… или его заткнуть можно…
Мне не денег жалко. «Деньги — навоз. Сегодня нету — завтра воз» — русская народная мудрость. Мне нервов своих жалко: как скоро мне придётся смотреть в глаза его вдове и сиротам?
Потому что против ГГуевого восторга коллективного грабежа у меня природный иммунитет — «жаба» называется.
Развращать души русских людей дармовщиной, как делал батька Махно, кидая награбленное в городах, с тачанок в лес жадных на халяву селянских ручек, как делали до него десятки «борцов за народное счастье» включая Разина, Булавина, Хмельницкого… подкупать души православные ворованным… — не буду.
Не потому, что я такой… чистенький, идейный… Я — жадный. Я чётко ощущаю права собственности. Моей — прежде всего.
То, что это «моё» я собираюсь использовать на строительство, обучение, всякий разный прогрессизм… — «отдать людям» — это моя личная воля. Воровать у меня — эту волю уменьшать, урезать. «Воли своей не отдам никому!».
Этот парнишка, когда я уйду, ступит на «воровскую дорожку». Не потому, что он сволочь, а просто потому, что я не сумел организовать его труд, не предусмотрел его обучение, не озаботился писарем… Мой прокол — не его. Но со временем на меня будут смотреть вдова и сироты казнённого мною придурка.
Как говаривала одна моя знакомая:
— Шо ви делаете мине нервы?! Не делайте!
