— У тебя есть преимущества, которых нет у многих других людей, Оливия. Ты умна и сможешь легко всему научиться. Ты обладаешь смелостью и крепким здоровьем… — он не упомянул ее красоту, чувствуя, что в данный момент красота не покажется ей таким уж большим преимуществом, — и быстро приспособишься к новой жизни; ты же все равно собиралась начать новую жизнь, когда появился я со своими предложениями. Просто придется сразу перескочить через одну ступеньку. Не относись к переменам в жизни как к препятствиям, Оливия. На самом деле они скорее похожи на камни, по которым можно перейти бурный поток.
Последние слова заставили ее пристально взглянуть на него. Камни, положенные для перехода через реку? Она вспомнила ручей, бегущий вдоль монастырского поля. Вода журчала, закручиваясь в воронки возле больших камней, пунктиром перечертивших поток. Она по этим камням бежала через поток… потом вошла в калитку и там… там был он. Да, он был там, по другую сторону ручья. Она повернула голову в сторону монастыря, ее тело слегка напряглось, она как будто присматривалась к стоявшему перед ней мысленному образу, примеривала его к сегодняшнему дню. Затаив дыхание, она осмысливала только что услышанное от него. Камни, по которым можно перейти бурный поток, а не препятствия. Вот в чем заключался ответ, который нужен был ей тогда у ручья, а она этого не поняла.
Сэр Лоуренс молча ждал, понимая, что в ней происходит борьба и что она вполне может через мгновение улететь прочь, как дикая птица. Он отнюдь не был уверен в том, что победил. Наконец она повернулась к нему, с шумом выдохнув воздух, и посмотрела ему прямо в глаза. Он понял, что кризис миновал, что теперь она должна принять решение. Это означало, что пора опять вернуться к главной теме их разговора.
— Несомненно, что любой, с кем ты общаешься, ограничивает твою свободу, а если ты им позволяешь, то и распоряжается твоей жизнью. Но если боишься перемен, то оставайся одна среди холмов в своей тесной норке.
По ее резкой реакции он убедился в том, что попал в цель.
— А ты, сэр? Ты бы стал управлять моей жизнью, если бы я позволила тебе?
В его голосе неожиданно зазвенела сталь и в глазах появился опасный блеск.
— Я буду управлять твоей жизнью, дамуазель, позволишь ты мне это или нет!
Волна возбуждения, смешанного со страхом, окатила ее, и ноги ее стали ватными, когда она вспомнила силу его поцелуя, его руки, то, как он поддерживал ее, когда вел через холл, такой независимый и безразличный к чужим взглядам. Кудато исчезли все разумные мысли, а их место заняло нечто совершенно не поддающееся объяснению. На несколько мгновений у нее пропало ощущение реальности. Она вглядывалась в его лицо в надежде увидеть хоть какой-то признак слабости, компромисса, но нет — это лицо оставалось безжалостным, властным лицом хозяина. Не было никакого сомнения в том, что он использует все средства, чтобы распоряжаться ее жизнью, в этом она была совершенно уверена.
Никогда она не смогла бы объяснить, что заставило ее поступить так, как она поступила в тот момент. Как во сне она взяла его правую руку в свою и, сняв с головы свой золотой обруч, положила на его ладонь. Она увидела, как потемнели его серые глаза, встретив ее взгляд, и почувствовала, что он все понял.
В ответ он снял с пальца массивное золотое кольцо с топазом и надел ей на правую руку. Кольцо было так велико ей, что пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы оно не слетело.
— Скажи, Оливия, — тихо сказал он.
— Я… я не знаю, что я должна сказать…
— Ты должна сказать: «Я, Оливия Джиллерс, даю обет взять тебя, Лоуренс Миддлвей…»
— Я, Оливия Джиллерс, даю обет взять тебя, Лоуренс Миддлвей…
— «…в мужья, когда придет время…»
— …в мужья, когда придет время…
— «…и сим скрепляю помолвку».
— …и сим скрепляю свой обет.
— А я, Лоуренс Миддлвей, даю обет взять тебя, Оливия Джиллерс, в жены, когда придет время, и сим скрепляю свой обет.
Он обнял ее, на этот раз нежно, и поцеловал долгим сладким поцелуем, от которого у нее закружилась голова. Когда он отпустил ее, она не смогла сразу открыть глаза.
— Я заставлю тебя заплатить за это, — прошептала она, — клянусь, что заставлю.
Его рука, обнимавшая ее тонкую талию, напряглась, и он хмыкнул.
— Уж ты постарайся, дамуазель, — насмешливым голосом проговорил он, касаясь губами ее волос, — показать мне, почем фунт лиха.
С этими словами он отпустил ее и спрятал золотой обруч на груди под своей туникой. Он взял ее за руку и повел в дом.
* * *
Ее брат и невестка завтракали в своей комнате.
— Я заходила к тебе, но ты, наверное, выходила, — сказала Кэтрин, обнимая Оливию.
— Да, я была в парке, искала свой обруч.
— Нашла?
— Нашла, но… потом снова потеряла!
— Садись, поешь с нами. Как прошел вчера твой разговор с сэром Лоуренсом?
— Так ты знаешь, что он говорил со мной?
— Олли, я сам хотел вчера поговорить с тобой, — начал Генрих, — чтобы извиниться за все. Все это так… — Он замолчал, не в силах найти слова, чтобы описать свои чувства, — он слишком остро переживал собственную беспомощность, чтобы облечь ее в слова. — Но сэр Лоуренс остановил меня. Он посчитал, что лучше, если ты не будешь думать об этом слишком долго… — Он в растерянности замолчал, заметив нахмуренный взгляд своей жены.
Кэтрин быстро заговорила:
— Видишь ли, у нас еще не было возможности сказать тебе, что ты не должна думать, будто мы хотим, чтобы ты уехала с ним. Если тебе так не по душе выходить за него замуж, мы постараемся что-нибудь придумать… — Она говорила ласково, но в ее голосе не было убежденности.
— Пожалуйста, Кэтрин, не стоит больше ничего говорить.
Оливия разжала правую руку, которую она до этого прятала под столом, и показала им кольцо, блестевшее в свете раннего утра. Она перевернула его так, чтобы камень был обращен к тыльной стороне ладони, и прошептала:
— Оно мне слишком велико, но сэр Лоуренс сказал, что он закажет для меня кольцо, которое будет мне впору.
Генрих и Кэтрин потеряли дар речи.
Женщины сидели вдвоем за столом, молча глядя друг на друга. Кэтрин ласково положила ладонь на руку Оливии, как бы приглашая ее к разговору. Та как будто ждала этого.
— Что я наделала, Кэт! Что я наделала!
— Хочешь рассказать мне все, родная?
— Мне вдруг показалось, что я должна это сделать. Но клянусь Господом, я не знаю почему. — Она покачала головой, вопросительно глядя на Кэтрин. — Он сказал мне про камни, по которым можно перейти бурный поток…
— Камни?..
— Да, камни, но те, по которым можно пройти, а не препятствия… Он сравнил их с переменами в жизни… Понимаешь?
