Гипнотизер долго взирал на плотную пачку крупных купюр. Затем, тряхнув седыми кудрями, решительно протянул ее Лансу назад.
– Уважаю ваше мужество и щедрость, юный Кристенсен, но… свозите-ка лучше подругу в санаторий. Будем считать это моей врачебной рекомендацией. И передавайте привет старине Элу.
Уходя, Ланс украдкой сунул деньги в книгу на тумбочке.
Когда мы уже спускались по лестнице, Герман Вольфович вдруг окликнул меня.
– Диана! Подождите.
Как был – в домашних тапочках и криво застегнутом халате, старый гипнотизер поспешил к нам.
– Я вот что еще хотел сказать. Обрывки горестных воспоминаний больше не будут вас мучить. Когда именно полностью вернется память, я не знаю, но… уверены ли вы, что это в принципе необходимо? Иногда желание полностью вернуть себе память о прошлом, будь то регрессия или просто травмирующие события данной жизни, от которых мозг предпочел избавиться, напоминает попытку вытащить с пыльного чердака старый бабушкин сундук и водрузить его на самое видное место.
– Что вы хотите этим сказать? – произнесли мы с Лансом практически одновременно.
– То, что вы не можете быть уверены, что найдете в нем нечто полезное. Даже если сто лет назад ваша бабушка удосужилась наполнить его дорогими платьями да вкусной едой, по прошествии времени все это примет вид истлевшего тряпья и плесени. Вдобавок тараканы разбегутся из сундука по дому.
– И это говорит человек, всю жизнь отдавший теории и практике регрессивного гипноза, – пробурчал Ланс себе под нос.
– Вот именно, мой мальчик, именно поэтому я даю вашей подруге такой совет. Диана, прежде чем открывать, и даже только вытаскивать с чердака старые сундуки, вы должны быть точно уверены, что среди плесневелых тряпок найдете нечто ценное, над чем время просто не властно. Нечто, ради чего стоит рыться в гнилье и распускать тараканов. Скажем, фамильный бабушкин алмаз. Собственно, это все, о чем я хотел предупредить вас.
***
Домой мы шли молча. Действительно чувствовалось, что это – второе утро нового года. Впервые в моей жизни год был настолько… новым.
Молчание нас совершенно не тяготило.
Многие люди не могут молчать друг с другом. Кто-то, наверное, вообще не умеет молчать. А кто-то боится, так как в тишине теряет иллюзию связи, единства с человеком, понимания. Нам было нечего терять, ведь у нас в отношении друг друга никогда не было иллюзий.
Возможно ли такое в принципе? Видимо, да, раз мы с Лансом – тому пример. Иллюзий – не было. Понимание есть.
– Хочешь, пойдем встречать в оранжерее рассвет и допивать «Вдову Клико»?
Спросил так легко, как будто ничего не случилось, и этой ночью мы как раз вышли нагулять аппетит, чтобы потом вновь вернуться к праздничному столу. Как странно. Обычно мне стоило немалого напряжения воли терпеть людей с легким восприятием жизни. Они казались мне пустыми или, по крайней мере, неглубокими… «Невыносимая легкость бытия» – так я любила их называть.
Но умение Ланса разрядить обстановку и любовь к простым радостям жизни меня совершенно очаровали… ведь легкость его натуры рождалась не из инфантилизма или внутренней пустоты, а как раз напротив… от глубины понимания и милосердия. Милосердия, удивительно верно подсказывавшего, когда нужно действовать решительно, а когда гораздо эффективней – забыть тревоги и улыбнуться.
– Пить?.. Возможно, лучше сразу в… санаторий.
Он улыбнулся моей простенькой шутке.
– Поедем. Это именно то, что доктор прописал…
– Брось, Ланс, нечего делать в санатории зимой.
– Значит, отправимся за экватор – там лето. Не переживай ни о чем, с финансами порядок, и они не из семейной «коллекции».
Я не стала спрашивать, откуда у него свои деньги в таком изрядном количестве. Я не желала их тратить. Мне было все равно. Какая, в общем-то, разница, где мы находимся и сколько градусов ниже нуля? Ланс шел рядом, от чего на душе у меня наступало явное потепление. Полностью бесплатное и совершенно бесценное.
– А ведь объяснение нашему внезапному и полному пониманию – та жизнь?
Прежде чем ответить, он притянул меня к себе за плечи.
– Мы были всем друг для друга, Ди.
Он всё ещё улыбался.
– Ланс… сдается мне, в той жизни мы были куда способней на подвиги, чем теперь.
Улыбка стремительно сорвалась с его красиво очерченных губ, словно последний яркий лист, подхваченный ветром.
– В том-то и проблема.
Глава 8. Новичок
Мария Ивановна внимательно изучала журнал. Выбор, впрочем, был невелик. Прекрасно отдавая себе отчет, что спрашивать некого, она задумчиво вздохнула.
– Ну, 11«Б», желающие отвечать по четвертой планете солнечной системы не появились?
Тишина…
– Вы хотя бы можете сказать, как она называется?
Риторический вопрос…
– Марс, – буркнула я себе под нос, и через секунду с двух соседних парт раздалось робкое эхо:
– Марс…
Астрономию никто в классе принципиально не учил.
В этот момент послышался негромкий стук в дверь.
– Войдите! – разрешила Мария Ивановна, продолжая изучать журнал теперь уже почти с отчаянием. Дверь открылась, и стройный светловолосый юноша остановился на пороге.
– Здравствуйте. – Он привычным жестом откинул с лица непослушную челку и обвел класс внимательным взглядом. Все зашептались.
– Здравствуйте-здравствуйте, – живо отозвалась учительница, радуясь отсрочке «судных» двоек. – Вы что хотели?
– Да я, собственно, учиться пришел. Простите за опоздание, только уладил вопрос с зачислением.
– Новичок в третьей четверти? – учительница нахмурилась. – Наверное, сбежал из предыдущей школы из-за «хорошей» в кавычках успеваемости, да? Ну ладно… садись. Что ж с вами такими поделаешь.
– Привет, – шепнул Ланс, приземляясь на соседний стул. – Не против?
– Раз уж ты сбежал сюда вместе со своей успеваемостью, то мне впервые будет у кого списывать.
Мы тихонько засмеялись.
– Оглянись.
– На нас смотрят все до одного.
– Это не на нас. На тебя.
– Можно глупый вопрос? Что-то не так?
Ха, все дело, видимо, в том, что Ланс раньше не учился в местной школе. По крайней мере, он точно никогда не учился в обычной провинциальной школе…
– Наоборот. С тобой все «так». Кроме того… ты сел со мной.
– Да. И?
Терпению Марии Ивановны, все это время старательно игнорировавшей наши перешептывания, настал неминуемый конец.
– Стогова, что вы там с новеньким столь бурно обсуждаете? Не четвертую ли планету?
Придется мне, наверное, поведать Лансу свою сложную историю как-нибудь потом.
– Ээ… можно идти отвечать параграф?
Учительница вздохнула.
– Да знаю я, что ты можешь ответить. Остальные бы так могли…
Ланс осведомился с лукавой улыбкой:
– Вопрос- четвертая планета С. С?
– А вы, молодой человек, про другую систему можете нам сообщить? – Мария Ивановна внимательно поглядела на него сквозь толстые стекла очков.
– Насколько успеваемость позволяет.
– Пока что и про солнечную систему желающих рассказывать немного. Может, новенький, стоит попробовать?
Он пожал плечами.
– Хорошо.
Не знаю, чего ожидала учительница, но точно не того потока красноречия, который обрушил на нее новичок. У Ланса очень кстати имелся талант говорить о том, что интересовало его самого, так, что слушавшие иной раз забывали дышать. Даже наш неспокойный и малоинтеллектуальный класс сидел тихо. Правда, я в глубине души подозревала, что некоторые больше смотрели, чем слушали.
– Где ты столько узнал по предмету? – спросила учительница, когда Ланс закончил. – Кажется, мне нечему тебя научить.
Я с улыбкой отметила смену тона со снисходительного на уважительный.
– Отец по образованию астрофизик.
– Ну что же, пятерка тебе и передай спасибо своему отцу. Так от чего же ты бежал в середине года, если не от исключения из школы?
– Может быть, не от чего… а куда?
Ланс сел на место. Учительница проводила его внимательным взглядом.
– Тогда ты попал по нужному адресу. Диана, объясни своему соседу, что за подвиги вам скоро предстоят.
Ланс только ухмыльнулся:
– Их, случаем, не двенадцать?..
Я шепнула:
– Школа проходит аттестацию. Скоро нам вместе с тобой и твоими блестящими знаниями предстоит отдуваться на открытом уроке по астрономии. Если с математикой, родным языком и историей однокашки справляются, то английский и астрономия наши, придется принять «огонь» на себя. Честь школы, и все такое.
– Романтично, правда? Только ты, я, и совместная успеваемость…
В этот момент в дверь снова постучали. Обрадованная тем, что, по всей видимости, двойки на сегодня отменяются, Мария Ивановна вновь произнесла сакраментальное «войдите».
На сей раз в кабинете появилась завуч школы и попросила учительницу выйти из класса «пошептаться». Шептались они, надо сказать, довольно громко и несколько взволнованно. То и дело сквозь закрытую дверь до класса доносились обрывки весьма интересных фраз.