– Так что тут все в порядке. Да вы что, ребята, все это всерьез, что ли, воспринимаете? Это ведь игра! Зато мы докажем этому психу!
– А ты уверен, что докажем? – спросил Ахлюстин.
– Вполне. А ты что, хочешь, чтобы наш клуб переименовали в «Дубраву»? Или в «Чугунную Дубраву»?
– Нет, не хочу. Просто не кажется тебе, что доказывать…
Они перешли на шепот, и некоторое время я ничего не слышал. Затем опять прорезалась Октябрина:
– …заставить его играть по нашим правилам!
– Вы что, не понимаете, что вы уже проиграли?! – это Ахлюстин.
А Ахлюстин, оказывается, опасный тип.
– Ладно, вы как хотите, а мне все это не нравится! – сказал Ахлюстин.
– Сдох, – усмехнулся Потягин. – Так и скажи, Ярик, что ты сдох!
– Дурак ты.
– Ну да, мы дураки, а ты один умный!
– Может, не стоит спешить?
Ай-ай-ай, Октябрина, не стоит, значит, спешить.
– Нам пару дней до Лунной Карты остается, – напомнил Урбанайтес. – Может, неделя…
– Я же говорю!
– Октябрина!
– Вы как хотите, а мне все это надоело. – Ахлюстин кашлянул. – Очень, очень надоело, мне никогда ничего так не надоедало. Я думаю, надо…
Интересно-интересно…
Ахлюстин замолчал.
– Не знаю, – сказал Урбанайтес. – Мне, конечно, тут тоже не нравится, но…
– Лунная Карта, – произнесла Октябрина зловеще.
Она решительно невыносима.
– Ты все время иронизируешь, и это понятно, – Урбанайтес был удивительно рассудителен. – Но все идет действительно более-менее спокойно, почему мы должны упускать Лунную Карту? Жуткин сядет в лужу, а мы получим карту. Какая разница, кто именно ее получит, она все равно будет у нас, в нашем клубе…
Остальные издали сразу несколько звуков. Потягин испустил звук согласия, Октябрина – звук презрения, Ахлюстин просомневался.
– Вы как хотите, но я долго терпеть не собираюсь, – сообщил Ахлюстин.
Он с хрустом поперся прямо через джунгли к своей хижине, остальные его не поддержали. Стояли, переминались с ноги на ногу. Трое.
– Может, он прав? – осторожно спросила Октябрина. – Может, и нам стоит…
– Глупо, – перебил ее Урбанайтес. – Трудностей-то, по большому счету, нет никаких…
– И времени у нас много – каникулы ведь, – добавил Потягин. – Делать-то все равно нечего, можно и здесь…
Смех. А потом звук какой-то… Кажется, она плюнула. И снова хруст веток. Октябрина отчалила. Остались Потягин и Урбанайтес.
– Вот так, – сказал Урбанайтес.
– Вот так, – сказал Потягин.
И они тоже поперли по бушу. Как два бессмысленных трактора. Урбанайтес проследовал мимо меня, напевая что-то на незнакомом языке, наверное, эсперантист.
Вернулся домой я уже глубокой ночью. Снял со стены банджо, вручил Андрэ. Андрэ забренчал. Тоскливо так, уныло, будто на самом деле мы на латифундии, величавая Ориноко катит мимо нас свои студеные воды. Только спиричуэлсов, летящих над джунглями, не хватает…
– Как дела, масса? – спросил Андрэ.
– Лучше не бывает.
– Скоро домой, масса?
– Хочешь со мной домой? – улыбнулся я.
– Я не хочу, я интересуюсь.
– Ты мне нравишься. Наверное, я возьму тебя с собой. Ты хорошо готовишь.
– Спасибо, масса, это для меня большая честь. Приходил масса Потягин.
– Когда? – удивился я.
– Сразу после ужина. Вы отправились рыбачить, а масса Потягин приходил. Ждал, потом отбыл.
– Понятно. Ладно, Андрэ, я, пожалуй, прилягу. Погружусь в сон. А ты играй. Такое, лирическое, я люблю кантри… Хотя нет, сделай-ка мне квас со льдом.
– Слушаюсь, масса.
Андрэ принес квас и возобновил музицирование, я вытащил на веранду кресло-качалку и устроился в нем. Квас со льдом в лунном свете был особенно хорош. И в душу мою снизошел мир, спокойствие всяческое, умиротворение и так далее, и только вся эта прелесть начала там укрепляться, как вдруг я почувствовал резкую боль в животе.
Сначала я думал, что мышцу какую растянул, когда хотел смеяться, но не смеялся, а терпел. В Англии каждый год от подобной глупой причины гибнет двести человек. Но я, судя по всему, погибнуть должен был совсем не от этого.
Живот забурлил, как Везувий в трудные дни. И боль, резкая и неприятная, она повторилась, не прекратилась и была так остра, что я вскочил и собрался уже нестись к спасению…
Не смог сделать ни шагу. Потому что каждый шаг был чреват катастрофическими последствиями. К тому же мне показалось, что я услышал в зарослях здешней черешни смешок. Безобразная чудовищная картина сложилась в моей голове: в кустах, расположившись, как в театре, сидят Октябрина, Урбанайтес и Ахлюстин, сидят, наблюдают. Ожидают. Возможно, кто-то даже зарисовывает, сейчас все умеют рисовать, раньше все оскверняли заборы, теперь все рисуют, рисовальщики, чтоб их…
Ну и, разумеется, коварный злодей и мой вечный противник Потягин, он тоже был там и дышал в ладони, предвкушая мой бездонный позор. Вообще за такие дела нужно бить по морде, однако с этим мы повременим.
Ситуация сложилась критическая. Я стоял, на четверть согнувшись, не решаясь сделать ни шагу, потому что этот шаг мог обернуться просто космическим позором. После такого позора я уже не смогу проводить эксперимент, в каждом взгляде, в каждой усмешке я буду искать оскорбление…
Живот между тем продолжал разрываться. Я попробовал сделать шаг, даже не шаг, пополз пальцами ног, и тут же внутри все задрожало и забурлило гораздо сильнее, чем раньше. Я замер. Стоял страдающим изваянием, дышал с опаской.
Решать надо скорее, больше пяти минут я не продержусь.
В голове перещелкивались варианты.
Можно позвать Андрэ, он наверняка где-то неподалеку. Я бы мог приказать ему донести меня до туалета. Конечно, это была бы забавная сцена – бот тащит сеньоре фазендейро в уборную, что-то в этом такое есть, дремучее. Но от Андрэ я отказался – нечего ронять авторитет в глазах персонала. Он хотя и бот, а все-таки…
Можно скрепить душу и нечеловеческим прыжковым усилием перенестись в ближайшие кусты.
Или плюнуть на все и бежать – а одежду потом выбросить или сжечь. С одной стороны, конечно, все-таки позор, с другой – что делать?
Я раздумывал две минуты. Последние два варианта я отверг так же, как и первый. И решил предпринять следующее. Осторожно, как древний сапер, колдующий над сенсорной миной, я опустился на колени, лег на спину и пополз, используя исключительно тяговую силу рук, остальное же туловище удерживая в неподвижности.
Для того чтобы добраться до заветной кабины, мне понадобилось двадцать минут. Я несколько ободрал спину и укротил свою гордыню, это было полезно. Я уже добрался до заветного строения, и тут мне был нанесен очередной удар. Вернее, это я сам его себе нанес. Потому что обнаружил, что дверь закрыта.
На замок.
Я обожаю старинные замки. Особенно те, что начали делать в середине двадцать первого века, собирание замков – одно из моих многочисленных хобби. Так вот, в середине двадцать первого века делали отличные навесные замки, а я сюда приладил один из самых лучших. Больше туалетов на острове не было, и допускать в свой персональный сортир Октябрину или, того лучше, Потягина я не собирался. Пусть соблюдают историческую достоверность – надсмотрщики к своему начальнику в сортир не заглядывали.
И сейчас этот замок стал мне преградой. Подергал несколько раз, дверь была неприступна. Тогда я кликнул Андрэ.
– Что угодно, масса? – спросил Андрэ. – Вы в затруднительном положении?
– Нет, ну что ты… Просто лежу тут, отдыхаю…
– Отдыхаете?
– Ну да, отдыхаю, разве не видно?
Андрэ промолчал.
– Послушай, Андрэ, принеси мне, пожалуйста, ружье.
– Ружье?
Я кивнул.
– Зачем вам ружье, масса?
– Как зачем?! – простонал я. – Отдыхать. Отдыхать с ним буду.
– Здесь?
– А почему не здесь? Чем это место хуже любого другого? Тащи ружье! И патроны! Боевые!
Андрэ отправился к бунгало. Терпение. Я терпел. О, как я терпел! Каждый год в Англии от нетерпения погибает сто сорок человек, из моего терпения можно делать корабельные канаты, я бы победил на чемпионате терпетелей, в самые сложные моменты, когда казалось, что терпению вот-вот придет конец, я начинал петь «Арию варяжского гостя».
Андрэ притащил ружье, и я тут же выстрелил. В замок стрелять бесполезно, я выстрелил в дверь. Хотел прострелять в ней такую круглую дыру, однако дверь оказалась совсем не из дуба, а из какой-то незнакомой мне новопридуманной дряни. Дробь застряла в ней, как в густой смоле, я выстрелил еще – с таким же результатом. Туалет был построен ботами по неизвестной новой технологии и был пуленепробиваемым.
Я застонал.
– Вы уже отдохнули, масса? – вежливо осведомился Андрэ. – Может, вам квасу?
С трудом удержался, чтобы не выстрелить ему в голову.
– Вам что-то требуется? – спросил Андрэ.
Я всхлипнул.
Андрэ понятливо вздохнул, взял замок и стиснул его в кулаке. Дужка лопнула и с треском улетела в сторону. Хорошо, что боты послушные. Если бы они восстали…
