Под утро мне снился какой-то хороший сон. Но Алешка не дал мне его досмотреть. Он безжалостно растолкал меня и сказал решительно:
– Собирайся!
– Куда?
– Наблюдать.
Мне это уже, честно говоря, надоело. Я так и сказал Алешке.
– А этому несчастному человеку не надоело сидеть в грязном трюме с крысами?
– Знаешь что, – сердито сказал я, – все это ерунда. Дурацкая шутка. Если бы это было всерьез, папа уже давно принял бы меры.
– А он принял, – спокойно сказал Алешка. – Я слышал, как он звонил на работу и спрашивал: есть ли сведения о похищении человека?
– И ему сказали.
– Целых пять! Один из них наш! И мы должны его освободить!
Не мальчик, а сплошной восклицательный знак!
Алешка сдернул с меня одеяло и сказал:
– Это, Дим, еще не все. Дело осложнилось. Берем с собой рогатку.
– Чаек будем стрелять? – Я снова натянул на себя одеяло: свежий воздух за окном был довольно прохладен.
Алешка не ответил: он считал стальные шарики, которые выгреб из кармана шортов.
– Десять патронов, – произнес задумчиво. – Думаю, хватит. Пошли завтракать.
Кроме рогатки Алешка захватил с собой еще и этюдник.
На этот раз в Алешкины планы не входило скрытное наблюдение. Наоборот – он установил на песчаной барже этюдник на самом видном месте и уселся перед ним на складном стульчике А я стоял рядом в виде ассистента.
Алешка работал, как мастер. Он кидал короткие, но внимательные взгляды на длинный корпус пассажирского теплохода, затем вглядывался в свой эскиз и что-то добавлял или исправлял в нем. И при этом бормотал себе под нос. Я разобрал в этом бормотанье только отдельные слова. «Иван… Иван да не Грозный… Сундук да не тот… И сколько их еще ждать…»
Часов в десять на палубу «Амелии» выбрался Толстяк. Он покидал руки в стороны и вверх, помахал ногами – ленивую зарядку сделал.
– Здравствуйте! – приветливо крикнул ему Алешка. – Не помешаем?
Толстяк недовольно обернулся:
– А… Это опять вы. Вернулись из Астрахани? Что-то больно скоро.
– Вернулись, – сказал Алешка, делая очередной мазок. – Вы соскучились?
– Вот уж не сказал бы! – откровенно признался Толстяк. – Даже наоборот – вы мне немножко надоели.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул Алешка. С таким искренним сочувствием, что я едва не расхохотался. – Мы здесь надолго.
– Порадовал, – буркнул Толстяк. И скрылся в каюте.
Однако через час примерно он снова появился на палубе и очень недовольно проговорил:
– Вы еще здесь?
– Мы вам мешаем? – спросил я.
– У вас какие-то секреты? – спросил Алешка, не переставая увлеченно работать кистью.
Толстяк вздрогнул.
– Еще чего!
А я тоже чуть не вздрогнул – я и не заметил, что Алешка уже давно заменил на этюднике лист и теперь вовсю малюет портрет Толстяка. Конечно, если бы Толстяк этот портрет увидел, он сильно расстроился бы. Это была какая-то дразнилка. Все не очень привлекательные черты его лица Алешка сильно преувеличил: очень толстые щеки, очень тусклые и узкие глазки, очень жидкие брови. Но ошибиться было нельзя – это Толстяк. Смешной, но узнаваемый с первого взгляда.
– А что ты там рисуешь? – вдруг спросил он.
– Теплоход, – немедленно ответил Алешка. – Старый теплоход по имени «Иван».
Почему-то Толстяку это не понравилось.
– Рисовал бы лучше птичек, – буркнул он. – Где-нибудь дома.
Ага, подальше отсюда.
– Птичек у нас дома нет, – вздохнул Алешка. – Есть ручная рыба. По кличке Каркадил.
Такого я еще не видел: Толстяк подскочил на месте, и его красные щеки мгновенно побелели. И затряслись губы. Он даже заикаться стал.
– Ка-а-кой Кар-кар-кадил?
– Вот такой! – Алешка широко развел руки. – Котлеты жрет. С макаронами.
Это объяснение, похоже, Толстяка успокоило. А до меня дошло, что Алешка и рисует, и врет совершенно не случайно, а с каким-то хитрым умыслом. И вовсю тянет время. Словно кого-то ждет. Речную шпану, что ли? Не зря же он рогатку прихватил.
Но шпана в этот раз не появилась. А появился опять Зубастый Мен на катере. На нас он не обратил никакого внимания, мы потом поняли – почему, и стал грубо разговаривать с Толстяком.
– Время идет, а дело стоит. Ты думаешь, легко было разыскать теплоход?
– Вы бы лучше Криса разыскали, – буркнул Толстяк. – Тогда бы мы знали точное место на этом теплоходе.
– А я и Криса разыскал, – разозлился еще больше Зубастый. – Он далеко на Севере срок мотает. Я на него вышел, маляву ему сумел передать.
– И что он говорит? – с надеждой спросил Толстяк. – Где он прятал этот чертов сундук? В каюте? В машинном отделении? В багажном отсеке? Что он говорит?
– Ничего он не говорит! Вот, говорит, на свободу выйду, тогда скажу. А то вы без меня все Каркадиловы баксы поделите.
– Вот гад, а!
– Ищи, Веня, ищи! Как собака кость ищет! Найдешь – твои десять процентов.
– Маловато будет, – совсем как Полундра, обиделся Толстяк Веня.
– Что?! Да ты знаешь, сколько это? Тебе на три жизни хватит.
– Где уж там три, – вздохнул Веня. – Одну-то на свободе дожить…
Тут Зубастый поднял голову и увидел нас – художника и ассистента.
– А что они не работают? – опять разозлился он. – Гони их в трюм!
– Это не они, – объяснил Веня. – Мои еще не пришли. А это так… обормоты.
– Сам ты обормот! – не удержался Алешка. – А мы людоеды!
Мы сбросили в лодку этюдник и спрыгнули в нее сами. Не сообразили, правда, что догнать нас на катере – две пары пустяков.
Но погони не было. Видно, им было не до нас.
– Ты все понял, Дим? – взволнованно спросил Алешка.
Я понял, что нужно здорово работать веслами, чтобы поскорее выйти из опасной зоны. Все остальное меня сейчас не интересовало. Лешке нужны догадки и отгадки, а мне – его безопасность. И я плюхал веслами, как старинный пароход гребными колесами, – так же часто и с такой же силой.
Как в кино, промелькнули дед с удочкой, пристань «Опенки», знакомые берега. Фу! Причалили!
Алешка выпрыгнул на берег и, не дожидаясь меня, вскачь помчался к дому. Я еле догнал его уже в калитке.
Он влетел в комнату таким метеором, что папа даже подскочил на диване. И мгновенно оказался из лежачего положения в сидячем.
– Тебя какая рыба укусила? – испуганно спросил он Алешку. – Бешеная?
– Пап! – Алешка сунул ему под нос свою карикатуру на Толстяка Веню. – Пап! Это кто, не знаешь?
– Ух ты! – удивился папа. – Старый знакомый. Веня Жук.
– Знаменитый?
– Очень. Он у Каркадила в одной из его фирм работал экономистом. Денежки подсчитывал. Где ты его видел?
– А… Там, вдали. – Алешка махнул рукой. Он умел уходить от прямых ответов кривой дорожкой. – Пап, а кто такой Крыс? Нет, не Крыс. Дим, как?
– Крис, – подсказал я.
– Крис? – Папа подумал. – У моего друга овчарку так зовут.
– А если он не овчарка, то кто?
Папа припомнил:
– Кажется, у того же Каркадила одного охранника так называли. Я точно не знаю – кличка это или фамилия. А тебе зачем?
– Надо! – Алешка умеет давать и прямые ответы. На кривые вопросы.
Тут вошла мама:
– Если ты опять что-то затеваешь, Алексей, то я тебя запру в вашей комнате.
– Недельки бы на две, – мечтательно произнес папа, снова укладываясь на диван.
Глава X
Теплоход «Ива»
Я проснулся очень рано. За окном тихо шелестел дождь. Ленивый такой, мелкий. В такой дождь ничего не хочется делать. Под такой дождь только спится хорошо. Если в школу, конечно, не надо.
Я повернулся на другой бок, поплотнее закутался в одеяло. Прислушался к дождю – начал сладко задремывать. Однако что-то мешало. Какой-то посторонний звук кроме шелестящего за окном дождя. Я приподнял голову: точно, Алешка не спит. Сидит на кровати, накинув на плечи одеяло и, прикрыв глаза, что-то бормочет. Я прислушался.
– Каркадил всех обманывал. Он никому не доверял. В этом сундуке он возил за собой не пивные крышки, а наворованные деньги. Что дальше? Он поплыл отдыхать на теплоходе «Иван Грозный». Его охранник Крис спрятал сундук где-то на теплоходе. Каркадил и Крис в тюрьме. Веня Жук под командой Зубастого… А это кто такой? Ладно, потом… Веня Жук под командой Зубастого обыскивает теплоход «Ива». Что они там ищут с помощью речной шпаны? Клад? Сундук Каркадила? Но ведь сундук-то на теплоходе «Иван Грозный». При чем здесь эта «Ива»? «Ива»… «Ива»… Она поет красиво… И растет криво… Дим! Ива – это дерево? Не человек?
– Отстань! – Я отвернулся к стенке. – Дай поспать!
– Тебе бы только поспать да поесть! Никакой фантазии! – И он снова забормотал: – «Ива» называется теплоход. «Ива»… Дим! – Алешка вскочил с раскладушки и бросился ко мне. – Дим! Это никакая не «Ива»! Это «Иван Грозный»!
Я обернулся и проворчал:
– Там же написано русским языком на борту: «Ива». Где же, по-твоему, «н Грозный»?
– Отвалился, Дим! От старости. Отржавели эти буквы! И утонули! Вставай! Пошли!
– Куда? В Астрахань? Надоело.
