Кто мог, бросались врассыпную. Но зараза успела распространиться повсюду, и бегство не спасало. Убежать удалось только тем некурящим, что бегали быстро.
А дымная смерть принимала всё новые и новые формы.
Некоторые сигаретные запалы просто взрывались, оставляя вместо головы кровавое месиво.
Другие… дотлевали до губ, а затем начинали тлеть сами губы, и по истечении определенного времени на месте человека оставалась серая фигура из пепла, легко разрушаемая порывом любого случайного ветерка, который вытягивал пепел в длинные следы на асфальте.
У отдельных, особо выдающихся личностей, выгорала сердцевина, оставляя тонкую оболочку, которую, грохоча и разламывая, те же случайные сквозняки гоняли по улицам.
У курильщиков солидных размеров голова вспыхивала стеариновой свечой, и они сгорали полностью, светя колеблющимся пламенем, и лишь ботинки оставались стоять в луже застывшего стеарина.
Ещё некоторое время то тут, то там на городских улицах можно было видеть догорающие остатки бывших курильщиков: дымок поднимался из валяющегося на тротуаре рукавного локтя, из засмоленной головы, поодаль от которой отвратительно воняющим мундштуком тлела пятка.
Кое-кому, казалось, повезло больше всех: они сохранились практически полностью, но настолько прокоптились дымом, что мало того, что превратились в негров, так их ещё разорвали и съели обезумевшие любители пива, находящиеся в изрядном подпитии.
Несколько минут – и город опустел. Лишь кое-где валялись почти нетронутые трупы, в которых каждая частичка дыма проросла маленькой сигареткой, и теперь они лежали, ощетинившиеся нетронутыми мундштучными фильтрами.
Но никто и никогда не слышал безмолвного крика раздираемых дымом лёгких…
Информационная война
– Послушайте хоть что-нибудь! – представитель Государственной Информационной Службы потрясал официальным бюллетенем. – Здесь новости со всего света! Вот: в Ираке прогремел…
– Заткнись! – оборвал его один из пацанов. – Не грузи. На … нам те места, где мы никогда не побываем?
– Пожалуйста! – обрадовался представитель Государственной Информационной Службы. – Вот о нашей стране: в Государственной Думе…
– Да пошли они…! – перебил второй пацан. – Болтают, болтают, а всё без толку.
– Послушайте хотя бы о реформе системы образования! – взмолился представитель Государственной Информационной Службы. – Вы ведь скоро школу закончите!
– Один хрен – обманут, – махнул рукой третий.
Девочки скорбно молчали. Веры работникам ГИС не было.
После нескольких безуспешных попыток впарить официальную информацию представитель Государственной Информационной Службы сдался. Но не ушёл, а присел рядом с группой подростков и стал прислушиваться к разговору, надеясь при случае влезть с замечанием. Работникам платили за количество впаренной информации. Официальная доктрина обязана была себя защищать.
Ребята обменивались новостями:
– Антон вчера надрался до чертиков, кроссовку потерял…
– Петьке вчера по морде на дискотеке надавали…
– Пашка с Веркой решили, наконец, пожениться …
– А они давно встречались? – заинтересованно спросил представитель Государственной Информационной Службы.
Комарик
Комарик летал по комнате, словно штурмовик Су-27. Он то опускался до самого пола, то взмывал под потолок, то пытался пробиться на различных высотных горизонтах. Но всё было тщетно: проникнуть сквозь многоярусную защиту он не мог.
Комарик заходил то справа, то слева, делал всевозможные петли и фигуры высшего пилотажа, но оборона оказалась глубоко эшелонированной и хорошо продуманной: во все розетки были воткнуты фумигаторы с непросроченными пластинами, источавшими волны ядовитого запаха, под кроватью тлела тёмно-зелёная спираль, у изголовья и в ногах спящего неслышно верещали ультразвуковые излучатели.
Сам спящий был одет в толстую непрокусываемую шерстяную пижаму, густо смазанную антикомариным кремом. Оставшиеся незакрытыми участки тела поблескивали острыми капельками репеллента.
В довершение всего кровать укрывал двойной противокомариный полог.
Напрасно комарик, ревя форсажем на поворотах, облетал комнату в безнадёжных попытках обнаружить неприкрытый проход: такового не было и не могло быть.
Проведя глубокую разведку и убедившись в невозможности приблизиться, комарик пустил ракеты…
Притча об исполнении желаний
Одному человеку необычайно повезло. Уж не знаю, что он сделал – то ли золотую рыбку поймал, то ли щуку волшебную, то ли бутылку с джинном, то ли самого Бога за бороду. Но, скорее, золотая рыбка с джинном тут ни при чём: они по три желания исполняют. Или же первые два желания проверочными были, потому не запомнились и до нас не дошли. А может, рыбка дохленькая попалась – в связи с загрязнением окружающей среды – и больше одного желания потянуть не смогла. Но не дураком он был, ему и одного желания хватило, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. А может, и дурак. Это уж кто как посмотрит.
Желание он загадал самое простецкое:
– Хочу, – говорит, – чтобы всё, что мне захочется, тутожды бы и исполнялось.
Видать, думал долго, прежде чем высказать. Исстрадался, бедолага, думаючи. Раньше ведь как было? Захочет чего-то, а ему: плати! Или: нельзя, не положено, стыдно! Приходится себя ограничивать, а он не привык. Хотелось, чтобы всего сразу, и много. Словом, замучили разного рода запреты – то материальные, а то моральные.
А как высказал он заветное желание, да осуществилось оно – баста! Никто ему ни в чём запрета не делает, ни в словах, ни в поступках не перечит. Захочется есть – ест, захочется пить – пьёт. Да не абы что, а всё напитки высшей пробы – вина коллекционные, шампанское столетней выдержки, пиво нефильтрованное… Иногда, правда, рассол капустный.
Женщину, опять же, если какую захочет – тоже никогда отказа не получает. Не жизнь, а малина.
Одно нехорошо. Нет, не в том дело, что толстеть он начал, или грамоту забыл – нет, порой ему и книжку хорошую почитать хотелось, и оперу послушать, и балет посмотреть. А спортом он вообще целыми днями занимался – чтобы форму поддержать.
Плохо то, что ссаться он начал бесконтрольно. И ничего нельзя было с этим поделать: ведь всё, что организм хотел, сразу и исполнялось…
Притча о добрых и злых
Где-то – непонятно, где – жили-были Добрые и Злые. Кем они были на самом деле – не знает никто. Потому что туда, где они находились, обычным смертным вход закрыт. Нет, при определённых обстоятельствах кто-то из людей мог проникнуть в пространство Добрых и Злых, но лишь после того, как освободится от материальной оболочки. Ещё можно попасть туда в воображении, исключительно силой мысли, но кто поверит в реальность подобного путешествия?
А Добрые и Злые очень хотели очутиться в мире людей. Но не могли этого сделать в сегодняшнем виде. Поэтому они проникали в человеческие сознания – это проще всего – и заставляли людей действовать так, как хотели. И от этого человек совершал добрые или злые поступки – в зависимости от того, кто в него вселился.
Бывало так, что Добрые или Злые захватывали человека целиком – от рождения до смерти. И окружающие начинали считать человека изначально добрым или злым. Такие люди остались в истории как великие святые, или как ужасные убийцы. Но большинству людей Добрые и Злые являлись лишь на время, сменяя друг друга, и тогда человек либо ужасался своему предыдущему поступку – потому что всегда считал, что обладает свободой воли – либо смеялся над своей минутной добротой.
Добрые всегда помогали людям, Злые – вредили, делали гадости. Правда, порой оказывалось так, что сделанная гадость впоследствии оборачивалась добрым делом, а доброе дело становилось таким, что лучше бы его и не делали…
Но были люди, кто не пускал в себя никого – ни Добрых, ни Злых. Они жили свободно, никому не подчиняясь.
А может, и не было никакого множества Добрых и Злых, а было всего два: один Добрый, а другой – Злой. А ещё может быть, что он – одно и то же существо, только у него почему-то бывает разное настроение…
Притча о Бесподобной груди
Над одной планетой висела во всей красе Бесподобная Грудь. Формы её были совершенны. Не только поэты, но и благопристойные отцы семейств с замиранием сердца поднимали глаза вверх. Но если поэтам это сходило с рук, то отцы семейств тотчас получали подзатыльники от жён, и сразу опускали глаза долу, в надежде увидеть отражение Бесподобной Груди в какой-нибудь луже или водоёме. Именно поэтому они по выходным часто стремились на рыбалку. И кепки с длинными козырьками, в которые их наряжали жёны, надевали спокойно.