В Польше эта задача заключалась в первую очередь в том, чтобы организационно отделить школу и науку от церкви. Собственно, Эдукационная комиссия впервые начала систематически действовать в пользу освобождения польской науки от «римского двора». Коллонтай расценивал опеку «римского двора» как причину упадка Краковской академии. Эта опека вынуждала академию приспосабливаться к вкусам этого двора, «который отвергал все нововведения, если убеждался, что они приносят вред устаревшим, но выгодным для него мнениям. В этом и заключается основная причина столь длительного сна, в котором пребывала эта школа» (16, 458). Отгораживание некогда процветавшего учебного заведения от веяний новых философских и естественнонаучных теорий привело к застою науки и ее «долгому летаргическому сну». Как же могла развиваться наука, если «о Декарте, Гассенди, Лейбнице и Ньютоне в Краковском университете не говорилось, их философские системы просто отбрасывались! Кончалось всегда тем, что христианский философ не имел права идти за новыми философскими учениями, он должен был держаться только одной, а именно аристотелевой, философии, подправленной св. Фомой» (там же, 456). В академию был закрыт доступ истинам, которые провозгласил Ф. Бэкон в «Organon scientiarum», Эразм Роттердамский в «Похвале глупости», где он высмеял существующий способ обучения в школах (см. там же, 457). Закон, принуждавший академиков присягать на верность католицизму, был красноречивым проявлением обуздания науки римской церковью. Это закабаление привело к тому, что «высшие школы в католических странах приходили в упадок, а у диссидентов[16], наоборот, процветали, так как у них папские буллы потеряли былой авторитет» (там же, 457).
Высвобождение просвещения из-под губительной власти и контроля церкви было целью Коллонтая еще и по другим причинам. Руководящим центром этого управления был, как он писад, «чуждый римский двор», который не считался с интересами страны, а монастырские школы, «не подчиняющиеся никакой светской власти, были наставлены римским двором, чтобы воспитывать молодежь в угодном ему духе» (27, 45). Следовательно, борьба против подчинения науки и школы власти церкви преследовала цель: 1) обеспечить свободу научного и философского творчества, а также 2) воспитать молодежь в патриотическом и гражданском духе.
Второй из названных моментов соединялся с более общим вопросом, поднятым польским Просвещением. Именно в это время утверждается взгляд, согласно которому одним из основных условий развития науки признается введение в нее национального языка, что относилось к числу главных постулатов программы связи просвещения с потребностями жизни. Борьба за польский язык в науке и просвещении стала частью борьбы за формирование буржуазной национальной общности в Польше. Показателем уровня образования в стране Коллонтай считал, между прочим, широту распространения знания, а своего рода идеалом в этой области — «доведение научных знаний» вплоть до «простонародья» (25, 156). Поскольку такая популяризация была бы невозможной без разработки науки на национальном языке, то Коллонтай выступает против элитарной латыни в науке. Более того, латынь — эта форма космополитизма — является, по его мнению, преградой не только на пути распространения науки среди простого народа, но и на пути развития самой науки. Запас терминов, которыми оперировала мертвая латынь, был недостаточным для передачи содержания открытий и научных теорий, возникших в новые времена; в любом случае латинская терминология эту задачу не облегчала; «латинский язык, умерший много веков тому назад, не мог больше отвечать новым задачам наук» (27, 177).
Это не означает, что польский язык, за равноправие которого в науках боролся Коллонтай, в данном случае не встретился бы с трудностями. Но эту начальную трудность, вытекавшую из того, что польский язык до тех пор не употреблялся в науках, необходимо было преодолеть для того, чтобы создать одно из необходимых условий развития науки. Необычайно важным для дальнейшей судьбы развития науки в Польше были заботы Коллонтая, братьев Снядецких, Сташица, Линде и других о создании польской научной терминологии, о развитии научного творчества на отечественном языке. Впервые на польском языке стали писать серьезные научные сочинения в области естествознания, общественных наук и философии. Это был переворот не только в истории польской науки, но и в истории польского языка. Просвещение было второй после эпохи Возрождения эпохой великого перелома в развитии языка, но только наука польского Просвещения начала повсеместно пользоваться польским языком. Велик вклад Коллонтая в дело приспособления польского языка «к объяснению наивысших и наитруднейших наук» (23, 1, 158).
В той страсти, с какой Коллонтай боролся за польский язык, проявилась характерная для него общая позиция, которую можно было бы назвать патриотизмом в науке. Она нашла выражение в его последовательной борьбе за подъем науки в стране, в его гордости за каждое истинно научное достижение поляков в прошлом и настоящем. Яркий след этой позиции Коллонтая остался на многочисленных страницах его богатой переписки с Т. Чацким о «научных предметах». Сущностью патриотизма Коллонтая было стремление добиться от наук и ученых плодотворной исследовательской работы в стране и для блага страны, для обеспечения ее экономического и политического развития. Поэтому геология должна заниматься прежде всего исследованием богатств польской земли, ботаника — польской флорой, а история — историей польского народа и вообще историей славян и т. д.
Представив главные идеи и стремления Коллонтая в области связей науки с общественной жизнью, необходимо еще раз подчеркнуть, что в своего рода практицизме теоретика (обусловленном состоянием польской культуры в эпоху заката феодальной Речи Посполитой и борьбой с затянувшимся господством схоластики и клерикализмом) проявлялась по сути дела с теоретически плодотворных позиций социальноосвободительная тенденция. Особой чертой такого практицизма было соединение позиции научного универсализма и важности народных форм развития просвещения со стремлением создать сильную организацию науки и народного просвещения, способную быть полноправным участником в создании общечеловеческой культуры. Это была почти полностью осознанная подготовка условий для сохранения нации в случае упадка государства и разделов страны. И действительно, эпоха Просвещения создала возможность того расцвета польской культуры, несмотря на чужеземное господство, который должен был принести XIX век.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
