— Сэр, это место преступления, вам здесь делать нечего, пожалуйста, покиньте территорию.
У нее были коротко стриженные рыжие волосы, проницательные зеленые глаза и гибкое, сильное, как у теннисистки, тело. Дэйв Доннли повернулся.
— Поднимитесь наверх, сэр. Сейчас же!
Я подчинился. Дэйв со скептическим выражением лица догнал нас на верхней аллее.
— Лоу? Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Ничего, кроме правды, я придумать не смог.
— Охранявший это место полицейский пропустил меня, поэтому я решил спуститься и посмотреть. Тело только что прибило к берегу?
Рыжая не спускала с меня глаз, потом повернулась к Дэйву. В ее взгляде читалась насмешка.
— Вы знаете этого клоуна, детектив?
— Знавал раньше, — сказал Дэйв.
Рыжая оказалась инспектором Фионой Рид. Дэйв кратко объяснил ей, кто я такой. Похоже, Фиона Рид была обо мне невысокого мнения.
— Вы понимаете, что нельзя топтаться на месте преступления? Если у вас есть опыт работы детективом, как утверждает Доннли, вы должны были бы знать это.
— Судя по состоянию тела, оно попало в море несколько дней назад, — сказал я. — Тысячи человек уже прошли с тех пор взад-вперед и по верхней аллее, и по нижней тропинке. Я бы сказал, что полиции здесь уже делать нечего.
Дэйв за ее спиной развел руками.
Рид схватила меня за локоть. У нее была неженская хватка.
— Не умничайте, Лоу. Вы ведь прекрасно знаете, что прокололись. И не думайте, что раз вы были дружны с Дэйвом, то можете ходить за ним по пятам.
Она еще сильнее сжала мне руку и наконец отпустила. Дэйв пытался сдержать ухмылку, но это у него не слишком здорово получалось.
— Убирайтесь отсюда, пусть настоящие детективы делают свою работу.
Я изо всех сил старался выглядеть смущенным. Это было несложно. Рука так болела, словно ее прижало дверью.
— Я провожу его до ленты, детектив Рид, — сказал Дэйв.
Она посмотрела на Дэйва, потом на меня и, покачав головой, ушла. Дэйв направился к полицейскому. Я поплелся за ним.
— Ты чертов идиот, Эд, — сказал Дэйв. — Не нужно ссориться с Фионой Рид.
— Понимаю, что не нужно.
— Но уже поздно.
— Ты опознал тело, Дэйв?
— В любом случае, это не Питер Доусон.
— То есть ты знаешь, кто это?
Мы подошли к ленте. Безгубый полицейский невзлюбил меня также, как и детектив Рид, но, по крайней мере, не распускал руки. Прибыли полицейский фотограф и судебный эксперт, которых я уже видел сегодня у ратуши. Позади них в сопровождении женщины-полицейского шла высокая дама с иссиня-черными волосами, в черном длинном платье и темных очках. Дойдя до аллеи, она пошатнулась и положила руку на плечо сопровождавшей ее женщины в форме, чтобы удержаться на ногах.
— Это миссис Уильямсон. Я лучше пойду назад, — сказал Дэйв, поворачиваясь.
— Дэйв, а если бы я очень-очень попросил?
Он повернулся ко мне и сказал:
— Предполагается, что ты детектив. Вот и работай. И не откалывай больше такие номера, Эд.
Он направился к миссис Уильямсон.
Когда я сел в машину, первым делом проверил карточки, которые нашел в ведре Доусонов. Фамилии Уильямсон там не было.
На одной из них было написано:
Дэгг
Т
Л
Дж У
«Т» — Томми Оуэнс. «Л» — Линда. Но еще до того, как приехала Линда, Питер ушел. Чтобы встретиться с «Дж У»? Возможно, но кто такой этот «Дж У»? Могло ли быть так, что «У» — Уильямсон?
Я достал из кармана фотографию. Вместе с ней выпал рекламный листок, который кто-то мне засунул под «дворник» на лобовом стекле машины. Речь в листке шла о провалившейся попытке совета графства Сифилд спасти государственный бассейн. Авторы предупреждали об опасности того, что это спортивное сооружение может быть продано частным предпринимателям. Они предлагали провести митинг у эстрады в парке Сифилд Променад и пройти колонной оттуда прямо к бассейну. Текст листовки заканчивался словами: «Выпущено от лица кампании „Спасем наш бассейн“ под руководством Нила Лавелля и Брендана Харвея, членов совета Лейбористской партии совета графства Сифилд». Имена показались мне знакомыми.
Я просмотрел второй список Доусона: Брайан Джойс, Лео Максуини, Джеймс Керни, Анджела Маккей, Мэри Рафферти, Сеозам Маклайам, Конор Гоган, Нил Лавелль, Имон Макдональд, Кристина Келли, Брендан Харвей, Том Фаррели, Эйтна Уолл, Джон О'Дрисколл. Пара из них оказались лейбористами. А остальные? Тоже состояли членами местных советов? Еще одно имя из списка наталкивало на размышления: Джеймс Керни. Я позвонил Рори Дэггу и спросил про Керни — с кем, мол, нужно общаться, чтобы получить разрешение на строительство.
— Да, это Джеймс Керни, ага, а что? — спросил Дэгг.
В трубке были слышны детские голоса.
— Он член какого-то совета графства?
— Нет. Но он работает на совет. В плановом отделе.
— Если я зачитаю список имен, не мог бы ты сказать, кто из них имеет отношение к совету графства Сифилд?
— А этот список длинный? Я тут нянчусь с тремя детьми, которым еще и пяти нет.
Я быстро пробежал по списку, включая Харвея и Лавелля.
— Ага, большинство из них либо члены совета, либо работают на совет.
— А кто такой Сеозам Маклайам?
— Заноза в заднице, вот кто. Он против всего: против развития, против строительства, против всех и вся, что построено меньше двухсот лет назад. Мы все жили бы на обочине дороги, если бы решение вопросов было поручено этому мистеру Уильямсону. Только он вообще не хотел никаких дорог.
В трубке раздался звон разбитой посуды, пронзительный вопль и детский плач.
— Мне пора! — буркнул Дэгг и бросил трубку.
Мистер Уильямсон? Сеозам Маклайам. Конечно: Маклайам — сын Лиама — ирландский вариант Уильямсона. А Сеозам — это ирландский вариант Джозефа. Я так долго жил за границей, что позабыл: в Ирландии особый язык. Даже если большинство ирландцев и предпочитают не говорить на нем. А миссис Уильямсон была его женой, теперь стала его вдовой и приходила опознать тело.
Джозеф Уильямсон.
Дж У.
Исчезновение Питера Доусона и смерть члена совета, по-видимому, были связаны. Пришла пора поговорить с Томми Оуэнсом.
Когда я проезжал мимо парка Сифилд-Променад, тело Маклайама — Уильямсона упаковали в мешок и погрузили в полицейскую скорую помощь. Команда с местного телевидения снимала сюжет. Я заметил Фиону Рид, которая отмахивалась от микрофона журналиста. На Иден-авеню виднелись особняки двадцатых и тридцатых годов, скрытые от дороги огромными платанами, ясенями и каштанами. Листья казались ядовито-зелеными в лучах вечернего солнца. В Куорри-Филдс дети катались на скейтбордах по дороге, которую я еще не привык называть дорогой к дому. Томми Оуэнс в старых драных штанах полировал «вольво» шестьдесят пятого года и бурчал себе под нос какой-то мотивчик. Увидев меня, он бросил тряпку.
— Эд, пистолет исчез. Я проверял в шкафу… — заговорил Томми взволнованным шепотом.
— Все в порядке, Томми. Я его забрал.
— Он у тебя с собой? Или…
— Я его приберегу. Не беспокойся.
Томми взглянул на меня из-под нахмуренных бровей. Я подмигнул ему и повернулся к машине.
— Бог мой, Томми, — воскликнул я. — Прекрасная работа!
— Большая часть работы была сделана еще двадцать лет назад, — сказал он, и его лицо медленно расплылось в горделивой улыбке. Потом он долго рассказывал про поршни, рычаги, кольца, пальцы, карбюратор, подшипники, втулки, коробки передач и изоляцию. Я кивал, словно понимал все, о чем он говорил.
— Ты ведь не понимаешь, о чем я говорю, да? — вдруг спросил Томми.
— Ни черта, — сознался я. — Но если ты дашь мне ключи, я с удовольствием проедусь на этой штучке.
— Ею нужно заниматься, Эд. Как только поймут, что ты ничего не смыслишь в машинах, тебя «обуют» в любой автомастерской. Вот, скажут, приехал богатый сучонок, сейчас мы ему покажем.
— Я подумаю об этом, Томми.
— Просто нужно разбираться в том, чем занимаешься.
— Спасибо.
Я пошел в дом, взял бутылку виски, стаканы, кувшин с ледяной водой и вынес все это на улицу. Томми сидел на крыльце и скручивал сигаретку с травкой. Я сел рядом и налил виски в два стакана. Из дома напротив вышла женщина лет тридцати с двумя детьми. Она встала у калитки и посмотрела через дорогу на нас. Я улыбнулся ей и помахал, но она отвернулась и поспешила увести малышей. Конечно, двое мужчин среднего возраста, распивающие виски и забивающие косяки на крыльце, способны произвести не самое выгодное впечатление на соседей.
Томми выкурил сигарету до половины, у него «поплыли» глаза, и улыбка. Он предложил косячок мне, но я отказался. Докурив самокрутку до конца, он засмеялся и отхлебнул из стакана.
— Итак, Эд, чем сегодня занимался? Загорал, купался?
