И, севши на коней, в обратный путь
Поехали, гора, ужасно затрещав,
Упала с замком, и на месте том
Явилось озеро, и долго чёрный
Над ним клубился дым, распространяясь
По всей окрестности с великим смрадом.
Тем временем Иван царевич, дав
Коням на волю их везти, как им
Самим хотелось, весело с прекрасной
Невестой ехал. Скатерть-самобранка
Усердно им дорогою служила,
И был всегда готов им вкусный завтрак,
Обед и ужин в надлежащий час:
На мураве душистой утром, в полдень
Под деревом густовершинным, ночью
Под шёлковым шатром, который был
Всегда из двух отдельных половин
Составлен. И за каждой их трапезой
Играли гусли-самогуды; ночью
Светила им жар-птица, а дубинка
Стояла на часах перед шатром;
Кони ж, подружась, гуляли вместе,
Каталися по бархатному лугу,
Или траву росистую щипали,
Иль, голову кладя поочерёдно
Друг другу на спину, спокойно спали.
Так ехали они путём-дорогой
И наконец приехали в то царство,
Которым властвовал отец Ивана
Царевича, премудрый царь Демьян
Данилович. И царство всё, от самых
Его границ до царского дворца,
Объято было сном непробудимым;
И где они ни проезжали, всё
Там спало; на поле перед сохой
Стояли спящие волы; близ них
С своим бичом, взмахнутым и заснувшим
На взмахе, пахарь спал; среди большой
Дороги спал ездок с конём, и пыль,
Поднявшись, сонная, недвижным клубом.
Стояла; в воздухе был мёртвый сон;
На деревах листы дремали молча;
И в ветвях сонные молчали птицы;
В селеньях, в городах все было тихо.
Как будто в гробе: люди по домам,
На улицах, гуляя, сидя, стоя,
И с ними всё: собаки, кошки, куры,
В конюшнях лошади, в закутах овцы,
И мухи на стенах, и дым в трубах,
Всё спало. Так в отцовскую столицу
Иван царевич напоследок прибыл
С царевною Еленою Прекрасной,
И, на широкий взъехав царский двор,
Они на нём лежащие два трупа
Увидели: то были Клим и Пётр
Царевичи, убитые Кощеем.
Иван царевич, мимо караула,
Стоявшего в параде сонным строем,
Прошед, по лестнице повёл невесту
В покои царские. Был во дворце,
По случаю прибытия двух старших
Царёвых сыновей, богатый пир
В тот самый час, когда убил обоих
Царевичей и сон на весь народ
Навёл Кощей: весь пир в одно мгновенье
Тогда заснул, кто как сидел, кто как
Ходил, кто как плясал; и в этом сне
Ещё их всех нашёл Иван царевич;
Демьян Данилович спал стоя; подле
Царя храпел министр его двора
С открытым ртом, с неконченным во рту
Докладом; и придворные чины,
Все вытянувшись, сонные стояли
Перед царём, уставив на него
Свои глаза, потухшие от сна,
С подобострастием на сонных лицах,
С заснувшею улыбкой на губах.
Иван царевич, подошед с царевной
Еленою Прекрасною к царю,
Сказал: «Играйте, гусли-самогуды».
И заиграли гусли-самогуды…
Вдруг всё очнулось, всё заговорило,
Запрыгало и заплясало; словно
Ни на минуту не был прерван пир,
А царь Демьян Данилович, увидя,
Что перед ним с царевною Еленой
Прекрасною стоит Иван царевич,
Его любимый сын, едва совсем
Не обезумел: он смеялся, плакал.
Глядел на сына, глаз не отводя,
И целовал его и миловал,
И напоследок так развеселился,
Что руки в боки, и пошёл плясать
С царевною Еленою Прекрасной.
Потом он приказал стрелять из пушек,
Звонить в колокола и бирючам[9]
Столице возвестить, что возвратился
Иван царевич, что ему полцарства
Теперь же уступает царь Демьян
Данилович, что он наименован
Наследником, что завтра брак его
С царевною Еленою свершится
В придворной церкви и что царь Демьян
Данилович весь свой народ зовёт
На свадьбу к сыну, всех военных, статских[10],
Министров, генералов, всех дворян
Богатых, всех дворян мелкопоместных,
Купцов, мещан, простых людей и даже
Всех нищих. И на следующий день
Невесту с женихом повёл Демьян
Данилович к венцу; когда же их
Перевенчали, тотчас поздравленье
Им принесли все знатные чины
Обоих полов; а народ на площади
Дворцовой той порой кипел, как море;
Когда же вышел с молодыми царь
К нему на золотой балкон, от крика:
«Да здравствует наш государь Демьян
Данилович с наследником Иваном
Царевичем и с дочерью царевной
Еленою Прекрасною!» все зданья
Столицы дрогнули, и от взлетевших
На воздух шапок божий день затмился.
Вот на обед все званные царём
Сошлися гости — вся его столица;
В домах осталися одни больные,
Да дети, кошки и собаки. Тут
Своё проворство скатерть-самобранка
Явила: вдруг она на целый город
Раскинулась; сама собою площадь
Уставилась столами, и столы
По улицам в два ряда протянулись;
На всех столах сервиз был золотой,
И не стекло — хрусталь; а под столами
Шелковые ковры повсюду были
Разостланы; и всем гостям служили
Гайдуки[11] в золотых ливреях. Был
