— После этого, — рассказывала Мама, — я видела страшный сон, и я уже знала, что у меня родится сын. Это было в ночь под мои именины. Я спала. Вдруг над моим изголовьем я вижу точно отверстие в потолке, и оттуда — легкий ветерок, приятный такой. Я вдыхаю его с радостью. Внезапно оттуда спускается как бы белая косынка, или крылья, и около меня, перед моей кроватью — какой то человек: босой, в белой рубашке, подпоясанный веревкой; он спокойно осеняет меня крестным знамением и что-то шепчет. Я хочу разбудить Папу, но он все шепчет, хочу что-то спросить, но он тихо удаляется. Говорю: «Кто ты, скажи!», а сама не могу отвести от него глаз. «Алексей — человек Божий!», — шепчет он и исчезает… Я стала тихо плакать. Когда Папа проснулся, я сказала ему, что у нас будет сын Алексей. И с того момента я ждала и надеялась.
В это время Плеве, знавший, о чем молились царь и царица, убедил их помолиться у монахов святого Серафима Саровского[80], молитвенника за царскую семью. Все Романовы признавали это. Папа и Мама отправились туда.
— Одно меня удивило при посещении мощей, — рассказывает Мама. — Я ожидала увидеть спокойный и светлый лик, но увидала что-то темное… страшное… Священники объяснили нам, что, вероятно, среди молящихся присутствуют бунтари и богохульники. И после стало известно, что, действительно, в одном ресторане пили и кутили молодые люди, и князь Хилков …[81], и в. к. Константин Константинович[82] изображали святого в непристойном виде. Были произведены аресты. Кн. Хилков был через две недели переведен в один из сибирских полков.
— После, — говорит Мама, — мы омылись у мощей святой водой и стали ждать рождения наследника.
9 июня.
Надо сказать — Мама большего ожидала от Саровских реликвий.
— На меня все производит исключительное впечатление… И я слишком готовилась… А для Папы Серафим — наш всегдашний святой. Для него он связан с рождением Маленького.
Маму очень поразила Паша-молельщица[83], или, как ее еще называют, матушка-Прасковья.
Мама говорит — она несомненно святая. У неё вид ребенка. Ясное и доброе лицо, с детскими или ангельскими глазами.
Она благословила Папу, дала поцеловать руку, сказала:
— Будет маленький!
С Мамой же случилась странная вещь. Мама не любит вспоминать об этом. Паша не захотела ее благословить. Хотела оттолкнуть руками.
Мама ушла грустная и обиженная. Потом объяснилось, что она боится черного. А на Маме было что-то черное.
Когда Мама пришла после обедни, на ней была пестрая шаль. И Паша погладила ее по лицу, дала руку и сказала, показывая красную куклу (она играет в куклы) и красную ленту:
— Много будет, много!
И все время размахивала красной лентой.
Маме объяснили потом, что она сказала, — с маленьким придет много крови.
Это значит, что великие князья замечают вместе с Витте наследника. Они хотят дворцового переворота.
7 сентября.
Боже мой, Боже мой! Как гадка жизнь! Рома рассказывает:
— Вчера в одном из салонов (вероятно, Лили) был Папа…. веселый… И, когда Лили вышла, он укусил ее. Показалась кровь. Тогда в. к. Николай Николаевич сказал:
— Попроси царя, чтобы он записал тебя в святые мученики. Он это может.
И потом устроили пакостную церемонию пострижения. Папа уже уехал.
Гадости, мерзости! Если бы Мама это знала!
11 ноября 01.
Мне от него не надо ласк, это мне отвратительно, а мне говорят:
— Папа приходит к тебе не просто так.
После его ласк я два дня не могу двинуться. Никто не знал, какие они дикие и зловонные. Я думаю, если бы он был просто…. ни одна женщина не отдалась бы ему по любви. Такие как он, кидаются на женщину только пьяными. Он в это время бывает отвратителен. Он сам говорил мне:
— Кода я не пьян, я не могу… Особенно с Мамой.
В нем много тоски. Когда он печален, глаза у него жалостные, он точно мученик. Тогда я смотрю на него и говорю:
— Уходи… уходи… уходи! Ты не сумеешь довести дела до конца!… Уходи… уходи… уходи!
Говорю это — и знаю, что ему некуда уйти: живого царя не отпустят.
Он это понимает.
Когда он бывает у меня, говорит:
— Одну я любил… Одну ласкал по-настоящему — мою канарейку (так называет он Кшесинскую), а другие — что? Другие все одинаковы… Брыкаются, как суки.
Он говорит:
— К тебе хожу, потому что с тобой могу говорить, как со стеной!
Много гадкого и много страшного рассказывает Папа. Я знаю — говорят, что он очень жесток, но он не жесток, он скорее сумасшедший, и то не всегда — временами. Он может, например, искренно огорчиться, побледнеть, если в его присутствии пихнуть ногой котенка (что любит проделывать Рома), это его взволнует. И тут же может спокойно сказать (если заговорят о лицах, которые ему неприятны):
— Этих надо расстрелять!
И, когда говорит «расстрелять!» — кажется, что убивает словами. И когда слышит о горе впавших в немилость, он счастлив и весел. Он говорит с огорчением:
— Отчего я этого не вижу!?
В ней много непонятной жестокости. Точно хищный зверь. Он и с женщиной обращается, как дикий зверь.
17 с.
Между прочим, я присутствовала однажды при случке кабана с молодой свиньей. Это было на фабрике Ко-ва. Мы спрятались с Шуркой и смотрели. И когда кабан вскочил на нее и стал ее мять, и когда она была вся в крови, металась — и стонала, он пыхтел… пена… дрожал…
Я рассказала ему об этом. Он очень смеялся. Так смеялся, что слезы выступили на глазах. Это значило — он очень доволен.
23 октября.
Я говорю, что Папа может убить словом. Этот случай не дает мне покою. Он думал, я этого не знаю, но я видела как он может быть жесток. Как он расправляется с теми, кто перед ним провинится. И если он это задумает — это не шутка. Уже при одной мысли об этом я сжимаюсь в комок. Это страшно. Жутко. Зачем пришлось мне это узнать!.. И он хитрый. Злой и хитрый.
Вот что было.
У няни Агинушки есть внук (крестник). Все его знают как Петрушу. Он работал в гараже. Известный гимнаст. Дети его любят. Великий князь Дмитрий[84] и Владя[85] также.
Однажды, когда мы сидели за маленьким столиком, Мудро показывал что-то ужасное. Между прочим, в отношении мамы и Орлова. Их имена все время переплетались и руки тоже. И Мама была очень испугана. Особенно, когда увидела тень мертвого Орлова. И Папа оскорбился и ушел. Приревновал к тени. При этом верчении Мудро, кроме меня и Роббки[86], не было никого. Агинушка слышала об этом и передала Петруше. Папа отнесся к этому серьезно. Ночью он был у меня. Он впал в тоску. Утром убил Виру (маленькую собачку Мамы). Часто ходил к Гневной.
