Даже те, кому это казалось плевым делом, меняли свое мнение, сталкиваясь с беспощадной реальностью. Открыть крышку на ходу – уже большая удача. А вынуть хотя бы одну котлету – подобный трюк под силу немногим. Штука в том, что лоток надо принести в столовую закрытым. Иначе буфетчица по кличке Осиное Гнездо устраивала скандал на всю школу. А так – принес закрытый поддон. «Куда котлеты делись?» – «Откуда я знаю, мне неведомо».
То, что это, по сути, было воровством, никого не печалило. Работала странная логика – если это весело и азартно, то уже как бы и не воровство.
Рома всегда отказывался от похищения еды. Юрик искренне не понимал – почему? Рома ничего определенно ответить не мог, только говорил, что это некрасиво. Юрик решил, что его друг попросту боится.
Юрик переминался с ноги на ногу. Он стоял первым в очереди возле запасного выхода из школы. Шофер грузовичка с надписью «Школьные обеды» перед началом разгрузки с подозрением оглядел смуглого школьника отнюдь не богатырской комплекции.
– Донесешь?
– Ага.
– Чтоб без фокусов.
– Конечно, – убедил его Юрик, – я только помочь хочу.
Взгляд его был настолько честным, что если бы за честность вручали призы, ему бы вручили какую-нибудь гигантскую игрушечную железную дорогу.
Но шофер не выпускал из рук поддон с рыбными котлетами.
– Мне тут жаловались, что еда пропадает.
– Правда?! – спросил Юрик. Все было в этом вопросе – и сочувствие, и праведное негодование, и легкий стыд за родную школу, под крышей которой происходят столь возмутительные вещи.
На этот раз шофер поверил Юрику и вручил ему тяжелый поддон с рыбными котлетами. Юрик вошел в школу и начал подниматься по лестнице.
У него был свой безотказный метод похищения. Кто-то, возможно, ставил поддон краем на скользкие перила, рискуя скатиться вслед за ним вниз. Но не таков был Юрик. Не доходя до второго этажа, он быстро присел на корточки, устроил поддон на коленях и приоткрыл крышку. Котлеты лежали рядами, как пули крупнокалиберного пулемета. Юрик потянулся было за двумя крайними котлетами, предварительно оглядевшись по сторонам. Возможно, это спасло ему жизнь. Потому что несколькими ступеньками выше стояла буфетчица Осиное Гнездо. Прозвище свое она получила из-за одинокого серо-желтого пучка волос на голове. Прическа добавляла роста ее и без того исполинской фигуре.
– Ты что это делаешь? – голос буфетчицы клокотал, вырываясь визгливыми нотами, словно пар из чайника.
– Споткнулся, – только и смог сказать Юрик.
– Котлеты таскаешь?! – буфетчица нависла над Юриком, грозя раздавить его могучим телом.
– Нет, что вы. Я не голодный…
– Вижу, таскаешь! – отрезала буфетчица. – И что мне с тобой делать?!
Позади Юрика на лестнице столпились школьники с оставшимися поддонами и канистрами. Все они, фигурально выражаясь, «запаслись попкорном».
– Что мне с тобой делать, поганец?! – повторила буфетчица грозно.
Юрик в панике пытался придумать подходящий ответ и вспомнил сказку про Братца Кролика и терновый куст.
– Знаете, делайте, что хотите, только не говорите нашему преподавателю по акробатике.
– Это почему? – прищурилась Осиное Гнездо.
– Он мне такое устроит!
Юрик между тем прекрасно знал, что Нянькин мухи не обидит. И если бы Осиное Гнездо пожаловалось ему, он бы просто усмехнулся и… все.
Между тем буфетчица силилась вспомнить учителя акробатики.
– Это что, такой маленький, кудрявый?
– Он, – кивнул Юрик подобострастно.
– Что ж он такого может сделать? – буфетчица была близка к тому, чтобы выбраться из расставленной ловушки.
– О, вы его не знаете! – Юрик с поддоном в руках встал, выпрямился и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы начать врать с новыми силами. – Он зверь! Просто мучает нас каждый день на акробатике! И вообще придирается!..
Юрик добивался, чтобы Осиное Гнездо пожаловалась Нянькину, и никому больше. Поэтому он поднажал:
– Знаете, Нянькин нас бьет!
– Кто это вас бьет? – спросил недовольный голос сзади.
Юрик обернулся. Нянькин стоял несколькими ступеньками ниже.
«Не мой день», – подумал Юрик, а вслух произнес:
– Здрасте, Валентин Валентинович, я хотел сказать…
Юрик сделал шаг по направлению к Нянькину. Это был порыв, желание оправдаться. Но лысая подошва кеда соскользнула со ступеньки, и Юрик, как был, вместе с поддоном в руках обрушился на низкорослого преподавателя. Рыбные котлеты оказались неожиданно упругими. Они запрыгали по лестнице, как мячики. А властительница котлет – буфетчица – заорала громко, как корабельная сирена.
14
Рома и Юрик сидели в театре на колосниках. Как им в свое время объяснил Макар Семенович: «В простом доме – чердак, а театре – колосники». Действительно, над мальчиками была крыша. Во время тихих сцен они порой слышали, как сползают снежные пласты, сдвигаясь к самому краю, чтобы упасть во двор, где хранятся декорации.
Театральный класс решили занимать в спектаклях взрослой труппы. Чтобы дети учились на практике. К тому же людей в театре не хватало. В спектакле про войну, для которого обрили половину артистов, включая Андрея Григорьевича, работы было много. Кто-то бегал в немецких касках за простыней с контровым светом, изображая подлых фашистов. А кто-то, менее везучий, обслуживал спектакль. Принимал, например, реквизит или, как Рома с Юриком, сидел на колосниках и сыпал сверху снег на героических бойцов.
Конечно, это был не снег. Это были мелко порезанные бумажки. Кстати, резать тоже заставили Рому и Юрика. И обиднее всего то, что нарезаешь меленько так бумажки три часа подряд, а высыпать их надо одним махом на героя в исполнении Андрея Григорьевича – последнего защитника Брестской крепости.
Театр и сам был похож на Брестскую крепость. Располагался он в старом дореволюционном доме и состоял из небольшого зала и такого количества переходов и коридоров, что заблудился бы и сам Минотавр. Говорили, что это бывшие царские конюшни. При этом Рома сразу представлял себе царя, почему-то стоящего в стойле.
Сидя на колосниках, Рома и Юрик услышали грустную музыку. С нее начинался спектакль. Голоса погибших солдат говорили с главным героем.
Рома заметил, что Андрей Григорьевич, оказываясь на сцене, поразительно менялся. Вот вроде бы только что он был педагогом театральной школы – и вдруг превращается в другого человека, незнакомого. Глаза горят, лысина блестит, и даже голос меняется, становится непривычно низким. А как Андрей Григорьевич автомат держит! Словно он с ним родился.
Рома в какой-то момент решил, что это Дух Сцены. Выходишь ты на сцену, в тебя вселяется этот Дух и делает тебя другим человеком.
Поэтому педагоги и запрещали ходить через пустую сцену. Только по краешку. Наверное, чтобы Духа не потревожить. Поэтому и семечки нельзя было на сцене грызть. Потому, наверное, что Дух Сцены семечек не любит. У него, должно быть, аллергия на них.
Андрей Григорьевич, движимый Духом Сцены, начал спектакль, а Рома и Юрик наверху переглянулись. Когда-то в летнем лагере они понимали друг друга с полуслова. Возвращались старые времена.
Теперь спектакль пойдет своим чередом. Бумажный снег понадобится за несколько минут до финала, когда главный герой будет умирать. Когда Андрей Григорьевич упадет на колени, прошитый фашистскими пулями, – это и есть сигнал. Тут уж надо не зевать и, взяв мешок за углы, высыпать снег прямо на учителя. Но не весь сразу. Постепенно. Чтобы снежинки кружились и падали на умирающего офицера Советской армии, создавая неповторимый драматический эффект.
Вообще-то Рому и Юрика заставляли сидеть на колосниках весь спектакль.
– Но это же бессмысленно! – говорил всегда Юрик с нажимом. – Зачем торчать в пыли полтора часа?! Ведь трансляция есть!
На трансляцию в театре деньги нашлись, а вот на снежную машину нет. Зато купили автомат с кофе и шоколадками. К нему Рома и Юрик держали свой путь, спускаясь по лестнице с колосников.
Теперь уже можно было говорить в голос.
– У тебя сколько? – спросил Рома.
Юрик довольно улыбнулся. Он дернул себя за штанину. Загремела мелочь.
– Много. Всю неделю собирал.
Рома сунул руку в карман, вытащил монеты. На шоколадку, может быть, хватит.
– Ты как хочешь, а я чипсы беру, – сказал Юрик самодовольно.
Рому это взбесило. Оказавшись с Юриком в одном классе, он обнаружил, что приятель отличается практичностью. Рома отдавал все обеденные деньги Осиному Гнезду и покупал всякой ерунды. Он любил покушать.
Юрик тем временем копил. И вот, пожалуйста. Хотя Роме дают на обеды в три раза больше, денег у него нет, а у Юрика полно. Такое положение вещей плохо влияет на дружбу.
Ребята подошли к автомату, стоящему в зрительском фойе. Один из зрителей не пошел на спектакль. Автомат не отдавал ему пакетик оплаченных сухариков. Зритель бил по автомату маленьким кулачком.
