— Она жертвовала тысячу крон в месяц. Для нас это очень большая сумма.
— Она производила впечатление богатой женщины?
— Она не носила дорогой одежды, но я уверена, деньги у нее водились.
— Спросим себя — откуда? Магазин швейных принадлежностей с богатством как-то не ассоциируется.
— Я не особенно любопытна, — ответила она. — Я не знаю, откуда у нее были деньги и какой доход приносил магазин.
Валландер подумал немного и рассказал ей правду.
— В газетах сообщалось, что сестры сгорели, но не сообщалось, что сначала их застрелили. Когда начался пожар, они были уже мертвы.
Она выпрямилась на стуле.
— Кто мог застрелить двух старух? Это все равно, как если бы кто-то решил убить меня.
— Это-то мы и хотим понять. Потому-то я и здесь. Говорила ли Эмилия, что у нее есть враги? Может быть, она была напугана?
Тира Улофссон не задумалась ни на секунду:
— Она всегда была уверена в себе. И никогда не рассказывала о том, как они с сестрой жили. И когда уезжала, ни разу даже открытки не прислала. Ни разу, хотя теперь столько замечательных открыток с животными!
Валландер удивленно поднял брови:
— Вы хотите сказать, они много путешествовали?
— Каждый год по два месяца. В ноябре и в марте. Иногда и летом тоже.
— И куда они ездили?
— Как я слышала, в Испанию.
— А кто же присматривал за магазином?
— Они ездили по очереди. Может быть, хотели отдохнуть друг от друга.
— В Испанию? А что еще вы слышали? И откуда идут эти слухи?
— Не помню. Я слухами не интересуюсь. Кажется, они ездили в Марбелью. Но я не уверена.
Валландер подумал, что не так уж она глуха к сплетням, как говорит, и, поблагодарив ее, откланялся. Он вернулся в участок, размышляя о том, что она сказала. Хотя в ее голосе и не было враждебности, ее рассказ об Эмилии Эберхардссон хвалебным не назовешь.
Когда Валландер вернулся в участок, Эбба сказала, что его искал Рюдберг. И Валландер прошел прямо в его кабинет.
— Картина проясняется, — сказал Рюдберг. — Я думаю, надо собраться и устроить короткое совещание. Насколько я понимаю, все здесь.
— А что случилось?
Рюдберг энергично помахал пачкой каких-то бумаг у него перед носом.
— Вот пришли из депозитарно-регистрационного центра, — сказал он. — И в этих бумагах очень много интересного.
Валландер не сразу вспомнил, что Шведский депозитарно-регистрационный центр среди прочего ведет учет владельцев ценных бумаг.
— А мне, со своей стороны, удалось узнать, что по крайней мере одна из сестер была чрезвычайно неприятной женщиной, — сказал он.
— И это ничуть меня не удивляет, — усмехнулся Рюдберг. — Богачи часто неприятны.
— Богачи? — переспросил Валландер.
Но Рюдберг ничего не ответил и, только когда они все собрались в переговорной комнате, рассказал все в подробностях.
— Согласно данным Шведского депозитарно-регистрационного центра, сестры Эберхардссон владели акциями и облигациями общей стоимостью около десяти миллионов крон. Как они ухитрились сделать так, что все это не облагается налогом, — загадка. Оказалось, что они и подоходный налог не платили. Я обратился к налоговикам. И выяснилось, что Анна Эберхардссон зарегистрирована как резидент Испании. Но мне все еще не вполне ясны детали этого дела. Так или иначе, у них был большой портфель инвестиций как в Швеции, так и за границей. — Рюдберг положил документы на стол. — Мы не можем исключить возможности того, что это, как говорится, лишь верхушка айсберга. Пять миллионов в сейфе и десять миллионов в акциях и облигациях. Это то, что мы обнаружили в течение нескольких часов. А если мы поработаем еще неделю? Возможно, счет вырастет до ста миллионов.
Валландер рассказал о своей встрече с Тирой Улофссон.
— Анну тоже характеризуют не самым лестным образом, — сказал Сведберг, когда Валландер замолчал. — Я разговаривал с человеком, который пять лет назад продавал сестрам тот дом. Цены тогда начали падать. А до этого сестры снимали жилье. Торговалась, очевидно, Анна. Эмилия при этом не присутствовала. И агент по недвижимости сказал, что Анна была самой трудной покупательницей из всех, кого он встречал. Видимо, она как-то пронюхала, что его фирма испытывает трудности — и в смысле надежности, и в смысле ликвидности. Он сказал, что она была холодна как лед и практически его шантажировала. — Сведберг покачал головой. — Я совсем не так представлял себе старушек, торгующих пуговицами, — закончил он, и в комнате повисло молчание.
Молчание нарушил Валландер.
— На этом направлении мы совершили прорыв, — начал он. — Но у нас так и нет ни одной ниточки к тому, кто их убил. Однако есть вероятный мотив: деньги. Кроме того, мы знаем, что эти женщины уходили от налогов и скрывали от властей крупные суммы денег. Мы знаем, что они были богаты. Я не удивлюсь, если окажется, что у них был дом в Испании. А возможно, и еще какие-нибудь активы в других странах. — Валландер налил себе стакан минеральной воды и продолжал. — Все, что мы знаем, ставит перед нами два вопроса. Первый: откуда у них деньги? И второй: кто знал, что они так богаты?
Валландер поднес стакан к губам и вдруг увидел, что Рюдберг вздрогнул, как от сильной боли, и упал головой на стол. Как мертвый.
Позже Валландер вспоминал, что в первые несколько секунд он был абсолютно убежден: Рюдберг умер. И все, кто был в комнате, когда Рюдберг упал, подумали то же самое: внезапная остановка сердца. Первым очнулся Сведберг. Он сидел рядом с Рюдбергом. Он убедился, что коллега жив, схватил телефон и вызвал «скорую помощь». Валландер и Ханссон уложили Рюдберга на пол и расстегнули ему рубашку. Валландер приложил ухо к сердцу, послушал — сердце билось очень быстро.
Приехала «скорая», и Валландер вместе с Рюдбергом поехал в больницу — благо недалеко. Рюдберга осмотрели, оказали ему первую помощь, и меньше чем через полчаса Валландеру сказали, что это не инфаркт. Рюдберг потерял сознание по неизвестной пока причине. К тому моменту он уже пришел в сознание, но, когда Валландер попытался с ним заговорить, лишь покачал головой. Его состояние оценивали как стабильное, но его все-таки положили в больницу — для обследования. Валландеру не имело смысла оставаться. Патрульная машина отвезла его в участок.
Коллеги ждали его в переговорной. Даже Бьорк сидел здесь. Валландер успокоил их, сказав, что ситуация под контролем.
— Мы слишком много работаем, — сказал он и посмотрел на Бьорка. — Работы все больше и больше, а нас все столько же. Рано или поздно и со всеми нами случится то же самое, что с Рюдбергом.
— Да, положение тяжелое, — согласился Бьорк. — Но что делать, фонды ограниченны…
На следующие полчаса расследование было забыто. Взволнованно говорили об условиях труда. А когда Бьорк ушел, высказывания стали еще резче — о неподъемных планах, непонятных приоритетах и постоянном недостатке информации.
Около двух Валландер понял, что нужно закругляться. В том числе и ради собственного здоровья. Думая о Рюдберге, он спрашивал себя, когда же что-нибудь подобное произойдет с ним самим. Как долго еще его собственное сердце сможет выдерживать такой напряженный ритм? Нездоровое питание, постоянные вызовы по ночам, приступы бессонницы? А хуже всего — недавний развод.
— Рюдберг бы этого не одобрил, — сказал он. — Говорить о нашем положении — это пустая трата времени. Этим мы займемся позже. А сейчас надо искать убийцу. Дважды убийцу.
Совещание закончилось. Валландер пошел в свой кабинет и позвонил в больницу. Ему сказали, что Рюдберг спит. Ожидать объяснений того, что с ним произошло, еще рано.
Не успел он повесить трубку, как вошел Мартинссон.
— Что тут у вас случилось? — спросил он. — Я был в Сьобо. А Эбба ничего не может объяснить, ее просто трясет.
Валландер рассказал. Мартинссон тяжело опустился на стул для посетителей.
— Мы тут уработаемся до смерти, — сказал он. — И кто оценит?
Валландеру больше не хотелось говорить о Рюдберге, по крайней мере сейчас.
— Ты был в Сьобо, — сменил он тему. — И что там?
— Месил грязь на полях, — ответил Мартинссон. — Мы достаточно точно определили местоположение сигнальных огней. Но нигде нет никаких следов — ни от прожекторов, ни от приземления или взлета самолета. С другой стороны, появилась информация, которая объясняет, почему этот самолет невозможно идентифицировать.
— И почему?
— Его просто-напросто не существует.
— Что ты имеешь в виду?
Мартинссон ответил не сразу — он рылся в пачке бумаг, которую вытащил из портфеля.
— Согласно сообщению завода «Пайпер», этот самолет разбился во Вьентъяне в 1986 году. Им владел какой-то лаосский консорциум, использовавший его для транспортировки своих менеджеров в сельскохозяйственные центры по всей стране. Официальной причиной катастрофы значится нехватка топлива. Никто не погиб и не ранен. Но самолет развалился, и его вычеркнули из всех списков, в том числе из списков страховой компании. Вот что мы узнали по регистрационному номеру двигателя.
