они.
В ответ только засмеялся Кероспыкот:
— Я открою тебе эту тайну, но напрасно стремишься ты ее узнать. Не обрести тебе, человек, силы Каменных гор, не по плечу затеял ты дело.
— А может быть, по плечу, — сказал Пера. — Говори, Кероспыкот, я слушаю тебя.
Из самой середины Каменных гор глухо донеслись до Перы слова Кероспыкота. Тот, кто подпирает собой гору, проговорил:
— Сила Каменных гор в самом нижнем, самом последнем камне. Кто пройдет до него сквозь горы и сдвинет его с места — лишь к тому перейдет великая сила Каменных гор.
…Трижды зима вымораживала землю; трижды весна звенела талой водой в лесах, и в тундрах, и в болотах; трижды лето цвело земляникой; трижды осень желтой листвой опадала на землю. Трижды огнекрылая птица Каленик собирала перелетных птиц в стаи и вела их по звездной небесной дороге к теплому морю Саридзь.
А Пера все крушил скалу. Падали тяжелые глыбы вниз, заполняя глубокую пропасть. Пера шел к последнему камню.
Шел Пера, торопился: только в полдень отдыхал он, отложив топор, только в полночь засыпал на короткое время.
А с далекой реки, где шумит листвой береза, где плещет волна, перекатываясь через песчаную косу, на крыльях летучего ветра долетала иной раз заветная песня:
Кукует кукушечка Среди темного леса. Печалится девушка У светлой реки. Созреет ячмень — Кукушка умолкнет. А девушка милого Все ждет у реки.
Но однажды, на исходе третьего года, ветер, прилетевший из земли Комму, принес в Товпозиз иную песню:
Ой, не знала я, Где горе живет, Ой, не ведала, Где дорога к нему. А теперь само Пришло горе ко мне, Пришло, нашло — С пути не сбилося…
Словно прибыло сил у Перы от далекой песни, от печального голоса зовущей на помощь тоскующей Райды.
Теперь он не отдыхал в полдень, не спал в полночь; и скала дрожала от могучих ударов его топора, предчувствуя, что близок тот миг, когда Пера сокрушит ее каменную мощь и отнимет ее каменную силу.
И вот рухнула последняя глыба.
В отцовский пестерь положил Пера последний камень сокрушенной им скалы. В отцовском пестере унес он великую тяжесть и великую силу Каменных гор — Товпозиза.
Прямым путем через льды и снега на исходе третьего года ушел Пера из сурового края чуткоухого Войпеля. Тем прямым путем, которым водит птица Каленик серо-белых гусей со снежных пустынь к теплому морю Саридзь и от теплого моря Саридзь к снежным пустыням, — тем путем, что пролег через леса и болота, через горы и овраги к милым пармам Комму.
В ненастное, хмурое утро подошел Пера к родной земле.
Взглянул он в одну сторону — чернеет темный лес, взглянул в другую — расстилается болото. На песчаных холмах стоят сосны, на кочках краснеют брусника и клюква. Та же парма, да не та. Не узнаёт Пера родимых мест: хмуро, несолнечно небо, неприветлив, темен лес, а переспелые брусника и клюква на кочках как кровавые слезы.
Долго стоял Пера на краю леса, все ждал: не проглянет ли из-за туч радостное солнце, не зазвенит ли лес звонким птичьим щебетом, не донесется ли с заветных ягодных полян ласковая девичья песня, не поднимется ли в небо легкий дым охотничьего костра.
Но темно было небо; молчалив лес, нем, как камень, неприютен, как осенняя ночь.
Тут увидел Пера, что от самого края леса, от поляны, от болота, идет в чащу чья-то охотничья тропа. Тропа пряма, как боровая сосна, и на всех деревьях вдоль нее — хитрые зарубки.
Пошел Пера по той тропе через лес.
Идет, по сторонам поглядывает. Летают вдоль тропы рябчики и тетерева, скачут белки и куницы, в кустах стоят олени и сохатые. Богата тропа дичью.
Вдруг услышал Пера в придорожных кустах робкий шорох: то ли зверь крадется, то ли человек.
— Эй! — крикнул Пера. — Кто там есть? Выходи на тропу!
Шорох стих, а никто не откликнулся. «Зверь убежал бы от оклика, — подумал Пера. — Значит, там затаился человек».
— Эй, добрый человек! — опять крикнул Пера. — Выходи на тропу! Ведь быстрее и легче по тропе шагать, чем лезть по бурелому
