Рейтинговые книги
Читем онлайн Правда о деле Савольты - Эдуардо Мендоса

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 79

Свидетельский документ приложения № 2.

(Приобщается английский перевод, сделанный судебным переводчиком Гусманом Эрнандесом де Фенвик).

…Еще до того, как я лично приступил к расследованию дела, ныне именуемого «Делом Савольты», мне стало известно о якобы преднамеренных покушениях на десятерых рабочих с предприятия, носящего то же имя. Существовало мнение, будто вышеупомянутые нападения на рабочих (все они ограничились побоями, без смертельного исхода) были совершены по наущению руководителей предприятия с помощью наемных убийц, чтобы пресечь в корне готовившуюся забастовку. Проведенное расследование (оно проводилось без чьего-либо постороннего вмешательства) показало, что не имелось никаких улик или хотя бы отдаленных намеков на то, что капиталисты причастны к этому делу. Предполагалось, что покушения эти были организованы рабочими того же предприятия вследствие постоянных распрей и борьбы за лидерство между двумя видными бунтовщиками: неким Висенте Пуэнтегарсиа Гарсиа и Х. Монфортом: первый из них — известный андалузский анархист, а второй — опасный каталонский коммунист и друг Хоакина Маурина (смотри прилагаемую карточку). На основе доносов одного из тех, на кого якобы было совершено нападение (насколько мне помнится, речь шла о Симбо), и вследствие проведенных расследований были произведены аресты. Среди арестованных оказались Пуэнтегарсиа Гарсиа, Х. Монфорт, а также Сатурнино Монхе Огаса (коммунист), Хосе Оливерос Кастро (анархо-синдикалист) и Хосе Симо Ровира (социалист). Все они, или почти все, вскоре были выпущены на свободу, и ни один из них не находился под арестом к тому моменту, когда я приступил к расследованию «Дела Савольты».

II

КОПИЯ СТЕНОГРАММЫ ВТОРЫХ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ, ДАННЫХ ХАВИЕРОМ МИРАНДОЙ ЛУГАРТЕ 11 ЯНВАРЯ 1927 ГОДА СУДЬЕ Ф. В. ДАВИДСОНУ В ГОСУДАРСТВЕННОМ СУДЕ НЬЮ-ЙОРКА ПРИ ПОСРЕДСТВЕ СУДЕБНОГО ПЕРЕВОДЧИКА ГУСМАНА ЭРНАНДЕСА ДЕ ФЕНВИК

(Со страницы 70 и далее дела).

Д. Расскажите в нескольких слонах о том, как вы познакомились с Пахарито де Сото.

М. Однажды, когда я находился в адвокатской конторе Кортабаньеса, пришел Леппринсе…

Д. Когда это было?

М. Точно не помню. Приблизительно в середине октября 1917 года.

Д. Леппринсе впервые появился в конторе Кортабаньеса?

М. Нет, насколько мне помнится, во второй раз.

Д. Когда же он появился впервые?

М. За месяц до этого.

Д. Расскажите нам о его первом посещении.

М. Я уже говорил о нем на предыдущем заседании. Во время первого своего визита Леппринсе прибегнул к моим услугам, и я сопровождал его в кабаре.

Д. Ну хорошо, расскажите о втором посещении.

М. Леппринсе явился с портфелем, вошел в кабинет Кортабаньеса, и они там о чем-то совещались. Потом в кабинет пригласили меня.

Д. Кто-нибудь еще присутствовал там, кроме вас?

М. Леппринсе и Кортабаньес.

Д. Продолжайте.

М. На столе было разложено содержимое портфеля, который принес с собой Леппринсе.

Д. Что именно?

М. Три экземпляра газеты «Ла Вос де ла Хустисиа», до тех пор мне неизвестной, поскольку она выходила нерегулярно и очень маленьким тиражом. Одна из газет была развернута, а статья и подпись автора на одной из ее центральных полос обведены красным карандашом.

Д. Чья подпись там стояла?

М. Пахарито де Сото.

Д. Речь идет о статьях, которые фигурируют в суде в качестве свидетельских документов приложения №№ 1-а, 1–б и 1-в?

М. Да.

Д. Продолжайте.

М. Кортабаньес поручил мне разыскать автора статей.

Д. Зачем?

М. Тогда я этого еще не знал.

Д. И вы согласились?

М. Сначала нет.

Д. Почему?

М. До меня дошли слухи о нападениях на рабочих, и я боялся впутаться…

Д. Вы так и сказали Леппринсе?

М. Да.

Д. Именно этими словами?

М. Нет.

Д. Воспроизведите точно ваши слова.

М. Точно не помню.

Д. Постарайтесь припомнить.

М. Я спросил его… я спросил, не будет ли эта работа походить на ту, которую мы выполняли в прошлый раз.

Д. Леппринсе понял, что вы имели в виду?

М. Да.

Д. Почему вы так думаете?

М. Он засмеялся и сказал, что для того, чтобы у меня не было никаких опасений на этот счет, я могу принимать участие во всех действиях, которые они предпримут, и в любой момент выйти из игры, если только она покажется мне чем-нибудь подозрительной.

Д. И тогда вы согласились?

М. Да.

Д. Вы сразу нашли Пахарито де Сото?

М. Нашел, но не сразу.

Д. Расскажите, как вы его нашли.

Ради чего день за днем я блуждал до изнеможения, расспрашивал всех подряд, напрасно подкупал людей, изнурял себя ожиданиями и тщетно выслеживал, пока, наконец, не обнаружил его местожительство? Мое стремление добиться успеха любой ценой исходило не столько из желания выслужиться перед Кортабаньесом, сколько желанием угодить Леппринсе, поскольку его заинтересованность во мне сулила самые непредвиденные, самые безрассудные надежды. Я уповал на то, что с его помощью смогу вырваться из постылой конторы Кортабаньеса, покончить с бессмысленным однообразием вечеров, с шатким, непрочным будущим. Серрамадрилес — поверенный всех моих чувств и мыслей — подбадривал меня, когда я впадал в уныние, падал духом, отчаивался. Он говорил, что Леппринсе — «наша лотерея» и такому клиенту следует во всем угождать, потакать и преданно служить. Он рисовал мое отвратительное будущее на побегушках у Кортабаньеса, становившегося все более старым, раздражительным и невезучим. И вместе с тем расписывал блистательные перспективы, ожидающие меня, если я буду верой и правдой служить Леппринсе, который вращается в высших коммерческих и финансовых кругах города среди высокопоставленных особ Барселоны с их автомобилями, балами, путешествиями, гардеробом, роскошными, очаровательными женщинами, богатым имуществом и ослепительными, звонкими монетами, которые потоком струятся из всех пор этого алчного хищника, именуемого каталонской олигархией. Блуждая в бесконечных поисках, досадуя на потерянное впустую время и поддерживаемый страстной надеждой, я нашел, наконец, Пахарито де Сото однажды вечером в середине или в последних числах октября в ветхом господском доме, где он снимал комнату. Я стучал во все двери, выслушал множество насмешек и, когда уже осипшим голосом спросил у молодой женщины, встретившей меня прелестной улыбкой, не здесь ли живет Пахарито де Сото, получил утвердительный ответ. Тогда я еще не знал, что ее зовут Тереса и что она станет моей первой большой любовью. Картина, увиденная много тогда, всплывает в моей памяти обрывками, словно обломки корабля, потерпевшего крушение. Большое прямоугольное помещение как бы делилось на две маленькие комнатки без перегородки запутанным лабиринтом разнородной мебели, теснившейся к центру в силу необходимости. В одном из углов стояли неприбранная супружеская кровать, два ночных столика, торшер и люлька, в которой спал малыш. В углу напротив — стол со стульями разного размера, два забавных кресла с выпирающими из ковровой ткани пружинами, кривобокая этажерка с изогнутыми полками и пузатый буфет. На полу и повсюду кипами громоздились книги и журналы. У самого входа имелась печь, в которой постоянно поддерживали жар, чтобы «не простыл ребенок». В одном из кресел дремал Пахарито де Сото. Он казался низкорослым — таким он и был на самом деле, — большеголовым, с зеленовато-желтой кожей, черными, как пролитая тушь, волосами, коротенькими ручками (слишком короткими даже для его роста), глазами навыкате, широкими мясистыми губами, приплюснутым носом и короткой шеей: ни дать, ни взять — жаба. Пахарито де Сото очень удивил мой приход, но еще больше он удивился, узнав, что я прочел его статьи в «Ла Вос де ла Хустисиа» и что им интересуются важные особы, имен которых я пока не был уполномочен ему называть. Сначала он решил, что речь идет об издателях или руководителях каких-нибудь политических партий. Его предположения были столь наивными и простодушными, что я постепенно раскрыл ему секрет. Однако он так ничего не понял: его обуревали романтические иллюзии. Помню, как в тот холодный ноябрьский день хмурый Пахарито де Сото скованно сидел на краешке стула в конце длинного, стола для заседаний в зале-библиотеке. Леппринсе держался с ним дружелюбно и почтительно. Похвалил за «язвительный тон» статьи и за смелость, оспаривал его точку зрения, а потом вдруг предложил ему провести обследование на предприятии Савольты с позиции рабочего человека, чтобы выяснить, каковы там условия труда, какова производительность и заработная плата, чем вызваны кризис и забастовка. Он обещал журналисту всяческую поддержку, свободный проход во все заводские и административные службы, необходимые сведения и любую помощь, «точно такую же, — уверял он, — какую получал сам Савольта». При этом он гарантировал Пахарито де Сото полную свободу в случае, если вдруг ему захочется опубликовать что-нибудь в этой связи. Взамен лишь требовал одно: не предавать гласности результатов своих обследований, пока с ними не ознакомятся предприниматели, чтобы «исправить недостатки». А по окончании обследования предложил устроить совещание предпринимателей и рабочих и совместно обсудить те проблемы, которые возникнут в зависимости от обстоятельств. За проделанную работу он обещал заплатить Пахарито де Сото «сорок дуро»[15]. Предложение Леппринсе превосходило все ожидания Пахарито де Сото, и он с радостью согласился. Признаюсь, вначале я испугался за него. Но Леппринсе еще раз пообещал никак не притеснять его, и я, поверив слову кабальеро, не стал возражать. Думаю, у Пахарито де Сото в ту минуту тоже не зародилось никаких подозрений. Уже потом, когда дружба между нами окрепла в результате частых задушевных бесед и прогулок, я не раз предупреждал его, что он находится между двух огней. Я говорил об этом отчасти потому, что привязался к нему, отчасти потому, что испытывал за него страх, внушенный мне Тересой. Но Пахарито де Сото не придавал значения моим словам: он хотел честно и добросовестно выполнить порученное ему дело, простодушно мечтая о светлом будущем для своего сына, о безоблачной, счастливой, насыщенной трудом жизни. Мы с ним строили и перестраивали не только наши далеко идущие планы. Мы обсуждали подробности до самого рассвета, обошли каждый закоулок города, погруженного в сон и наполненного волшебным трепетом. Если по пути нам попадался незапертый подъезд, мы входили в него, освещая себе дорогу зажженной спичкой, поднимались вверх по лестнице на крышу и оттуда созерцали Барселону, раскинувшуюся у наших ног. Пахарито де Сото ощущал на себе проклятие нашего века, и, надо сказать, не без оснований. Вытянув перед собой руку над балюстрадой крыши, он очерчивал пальцем жилые районы города: трущобы рабочих, кварталы среднего сословия торговцев, лавочников, ремесленников. Вдвоем мы осушили немало бутылок вина, живительного по ночам и мстительного после пробуждения от сна. Посещали политические собрания, дружно защищали общие, но всегда отличные друг от друга идеи, скорее по дружбе, чем по убеждению. Раньше, до него, я никогда не знал, что значит иметь друга. Тереса же, как я уже признался, стала моей первой большой любовью. Мы встречались с ней ежедневно под любым предлогом, едва мне удавалось вырваться из конторы хотя бы на пару часов. Первый раз она позвонила мне на работу и предложила встретиться. Соседка любезно согласилась посидеть с малышом. Тереса назначила мне свидание в молочной, рядом с ее домом. Длинное, узкое помещение молочной делилось пополам деревянной решетчатой перегородкой. В передней части находилась мраморная стойка, за которой толстуха в желтоватом клеенчатом переднике продавала молоко, сыр, масло и другие продукты. За перегородкой у стены вытянулись четыре стола, тесно примыкавшие друг к другу, а вдоль столов — длинная скамья. За столами сидели молодые парочки: студенты, подмастерья, ремесленники, а также школьники со своими гувернантками, горничные, служащие, секретарши, сиделки и домработницы. Влюбленные парочки разговаривали шепотом, целовались и обнимались, скрытые от любопытных глаз тусклым освещением. Тереса встретила меня со сдержанной приветливостью, извинилась за то, что назначила свидание в таком месте, оправдываясь тем, что любезная соседка просила ее далеко не уходить, а рядом с домом оказалась только эта молочная. Мы проговорили больше часа. Она выразила мне свои опасения относительно работы мужа и пожаловалась, что он не желает слушать ее доводов. Я успокоил ее, сказав, что не вижу особой опасности, если, конечно, Пахарито де Сото не совершит какой-нибудь глупости. По-видимому, мои слова возымели действие, потому что Тереса успокоилась, и мы заговорили на общие темы: о том, как тяжело жить в больших городах, о тщетных усилиях пробиться в жизни, о большой ответственности родителей за своих детей, о мрачном будущем нашего общества. Перед тем как расстаться со мной, она просила не провожать ее, уйти первым и не дожидаться у двери молочной. Я пожал ей на прощание руку, но она неожиданно поцеловала меня в губы, как может целовать только очень одинокий человек, жаждущий любви. С этого дня мы стали часто встречаться и прогуливаться, пользуясь услугами любезной соседки и продолжительным отсутствием Пахарито де Сото, всецело поглощенного расследованием на заводе. Тереса всем сердцем любила мужа, но совместная жизнь с ним превратилась для нее в пытку. Добрый по натуре, он был очень вспыльчивым, нервным и не замечал ничего, что не имело отношения к его реформистским мечтам, преобразованиям, прокламациям, разоблачениям и справедливым требованиям. Неистовый душевный подъем сменялся у него упадком духа, и он замыкался в себе. Тереса молча страдала, страшась его деспотических вспышек, и чувствовала себя беспомощной и потерянной. Я тоже страдал. У меня не было никакого опыта в любви, если не считать случайных ночных интрижек и лихорадочного воображения. Сколько раз, желая оправдать поступки Пахарито де Сото, я говорил Тересе о том, как трудно влюбленным побороть робость, выразить словами, жестами, взглядами свою любовь. При этом я, разумеется, имел в виду себя, свою неустроенность, своя отчаянные попытки найти главную дорогу в жизни. В те незабываемые для меня недели я мучительно раздваивался: днем гулял с Тересой по городу, ходил с ней на танцы или же часами просиживал в той самой молочной, которая положила начало нашим встречам, а ночами напролет беседовал с Пахарито де Сото, и мы напивались с ним в таверне Пепина Матакриоса. Впрочем, должен заметить, что наши отношения с Тересой тогда были чисто платоническими. Нас объединяло родство душ, а наши поцелуи и объятия были скорее желанием подражать влюбленным, чем стремлением воплотить свои мечты в действительность, как это нередко случается с детьми, которые в погоне за приключениями садятся верхом на ручку кресла и, придерживая рукой на голове бумажную шапку, размахивают над собой метлой вместо сабли. В тех редких случаях, когда мы собирались втроем, меня и Тересу не мучали угрызения совести. Только иногда я вдруг краснел, опасаясь, что наша тайна раскроется, и становился особенно суров и сух с Тересой. Но как ни парадоксально, именно это обстоятельство огорчало Пахарито де Сото. Он корил меня за то, что я не подружился с его женой, и часто заставлял меня клясться в том, что если с ним стрясется какая-нибудь беда, то я позабочусь о ней и его ребенке. Тереса смеялась и шутила с безрассудством, не лишенным коварства. Но наша совесть перед Пахарито также Сатурнино1 была чиста лишь до тех пор, пока хорошо разыгранная шахматная партия не подошла к своему логическому завершению. Это случилось накануне рождества. Я клевал носом в конторе после бессонной ночи, как вдруг зазвонил телефон. Серрамадрилес протянул мне трубку, и я взял ее с волнением, испытывая какое-то предчувствие. также Сатурнино3. Она ничего не стала объяснять, только отчаянно молила немедленно прийти к ней домой. Я поспешил к ней. К тому времени я знал каждый фонарь, каждое здание, каждый камень на мостовой также Сатурнино5. Я постучал в дверь, и она пригласила меня войти. Комната была погружена в полумрак, освещенная лишь слабыми отблесками тлеющего в печи угля.

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 79
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Правда о деле Савольты - Эдуардо Мендоса бесплатно.

Оставить комментарий