Главный зал в «Доме фюрера» на Королевской площади Мюнхена
Другим, не менее часто публикуемым на страницах газет и журналов «каноническим» строением национал-социалистической архитектуры был мюнхенский Дом немецкого искусства. Подобно комплексу на Королевской площади, он был спроектирован Паулем Людвигом Троостом. Планировалось, что Дом немецкого искусства будет выстроен вместо сгоревшего в 1931 году так называемого «Стеклянного дворца». Однако вопреки ожиданиям конкурсного жюри, предполагавшего получить обыкновенный выставочный зал, Троост, на тот момент являвшийся любимым архитектором Гитлера, представил очень дорогостоящий и вычурный проект. Впрочем, на его открытии в 1937 году фюрер заявил прессе, что это было не просто здание, а «храм муз, явившийся выражением культурной воли Третьего рейха». Строительство Дома немецкого искусства в самого начало было удостоено повышенного внимания. Произошло это по двум причинам. Во-первых, его закладку совершил сам Гитлер. Во-вторых, оно должно было символизировать по своей форме немцев, являющихся «самой культурной нацией». Издатель юбилейного (пять лет пребывания правительства Гитлера у власти) каталога «Большой выставки немецкого искусства» восторженно писал в 1937 году: «Тот факт, что фюрер с огромной радостью посвятил первое монументальное сооружение, созданное его правительством, именно немецкому искусству, является символом того, какое большое значение он придет искусству в жизни немецкого народа».
Мемориальная доска в честь Пауля Людвига Трооста
И комплекс на Королевской площади, и Дом немецкого искусства, провозглашенные в свое время образцами для подражания, нередко характеризовались как сооружения в стиле неоклассицизма. Однако проекты, созданные Паулем Людвигом Троостом, на самом не являлись чем-то сугубо оригинальным. Они стали смесью из идей и форм, которые были, скорее всего, почерпнуты у Шинкеля и Кленце. Так, например, колоннада Дома немецкого искусства весьма напоминает Старый музей (1823–1826) Шинкеля. Однако у старого строения колонны охвачены декоративными элементами, а у выставочного зала Трооста они устремлены в пустоту. В определенной мере являются схожими мотивы окон и «дома фюрера», и Старой пинакотеки (1826–1836) Кленце. Заимствования, казалось, более чем очевидны. Хотя применять в отношении архитектуры Трооста характеристику «неоклассицизм» надо более чем осторожно. Творения баварца во многом лишены утонченности и детальной проработки форм. Как отмечал германский исследователь Петер Райхель, «у бывшего мебельного дизайнера Трооста все формы были словно срезаны немецким рубанком, их заменили гладкими и слегка угловатыми элементами, соединив все в неподобающих пропорциях». Вместе с этим проблематичной кажется и «канонизация» официальной национал-социалистической архитектуры как неоклассицизма. Тем более что сама архитектура Третьего рейха не являлась неким гомогенным явлением, которое можно было охарактеризовать одним словом. Именно по этой причине можно говорить об условном плюрализме архитектурного стиля национал-социализма, так как в каждом конкретном случае можно обнаружить самые разные черты.
Все объяснялось предназначением данного здания. Если же говорить о наиболее близких к неоклассицизму Троосте и Шпеере, то их идеи во многом восходили к проектам Жилли, Шинкеля и Кленце. Если принимать в расчет только архитектурные формы, то можно было бы ошибочно утверждать о «возрождении Веймарской классики» в годы национал-социализма. Это утверждение было бы сродни тому, чтобы заявлять о «воскрешении духа классицизма» в национал-социалистической литературе. Не менее ложным было бы утверждение о том, что неоклассицизм, имевшийся в демократических странах (США, Англия, Швеция, Франция), на самом деле являлся (подчеркнем, принимая во внимание в первую очередь формы) всего лишь протофашистским архитектурным стилем.
Архитектурный стиль Третьего рейха мог таким именоваться только при наличии вполне определенных признаков, а именно: взаимосвязи форм и национал-социалистических идей. Данные идеологические предпосылки вызывали, со своей стороны, эстетическое изменение привычных строительных стилей, а по этой причине нельзя говорить о неоклассицизме в строгом понимании этого слова. Многое из того, что было использовано Троостом, Галлом, Шпеером, Бестельмайером, Гизлером, Клоцом, Загебилем, Фаренкампом, Крайзом и Мархом, было существенно трансформировано, подстроено под требования национал-социалистической пропаганды. По этой причине можно было бы утверждать, что если архитектура Третьего рейха и имела формальное отношение к неоклассицизму, то она обладала всеми признаками упадка «новой классики».
Герман Гизлер
Кроме того, плюрализм стилей является не слишком удачной характеристикой для германской архитектуры периода диктатуры, более удачным и более точным кажется определение, данное Герхардом Фелем в работе «Модерн под знаком свастики». Он называл стиль строений рейха «программным эклектизмом». В данном случае отсылки к исторической архитектуре происходили отнюдь не для того, чтобы сохранить историческую преемственность в сфере зодчества, а для того, чтобы стать иллюстрацией к национал-социалистическому мировоззрению. Эта иллюстрация, этот образ должен был помочь при помощи неких символов «активировать квазирелигиозный потенциал масс». В данной ситуации оказались вполне приемлемыми формы, присущие эпохе абсолютизма. При обосновании исторических традиций посредством идеологических догм, с одной стороны, использовался метод сравнивания вождей прошлого и настоящего, а с другой – национал-социалистическая публицистика возвращалась к методам ведения дискуссий, присущим немецкому романтизму, то есть лишенным очевидной рациональности. Параллели изыскивались по всей германской истории: от королей династии Гогенштауфенов до Фридриха Великого и Бисмарка. Использование пафоса прошлого формировало новый миф.
В этой связи отдельный интерес представляет ранняя работа Артура Меллера ван дер Брука, которая назвалась «Прусский стиль» (1916). Она содержала очень смелые тезисы, согласно которым «немецкая тектоника» достигала своего апофеоза в монументальных строениях Карла Фридриха Шинкеля. Меллер ван дер Брук пропагандировал «прусский стиль» будущих германских зданий как «удар резцом времени». Вместе с тем он высказывал требование «нового дорийского стиля», который должен был воплотиться в будущей, еще более консервативной архитектуре. Центральная идея этой работы Меллера ван дер Брука состояла в том, чтобы доказать – возникновение прусского классицизма находилось в тесной взаимосвязи с гегемонией Пруссии в Европе, что, в свою очередь, было связано исключительно с ведением войн. Он воодушевленно писал о том, что «прусская классика базировалась на аристократически-спартанском образе жизни». Призвание этого стиля состояло в том, чтобы воплотиться в «национальных памятниках», так как «монументальность, подобно великим войнам, подобно взлету народа, подобно основанию империй, действует, высвобождая творческие силы и вновь упорядочивая национальное бытие, наводя порядок там, где еще недавно царил хаос». По мнению Меллера ван дер Брука проект Жилли должен был стать памятником Фридриху Великому, а потому «Берлин и Пруссия должны были превратиться в величайший архитектурный центр», где «воля к вечности должна была предстать как воля, запечатленная в камне». Общеизвестно, что Гитлер был знаком с работой Меллера ван дер Брука «Третья империя», из которой он и позаимствовал тезис о Третьем рейхе. Приведенная выше цитата указывает на то, что Гитлер, судя по всему, читал и «Прусский стиль»: так некоторые пассажи из речей фюрера, посвященных архитектуре, являются очевидными кальками с идей, высказанных Меллером ван дер Бруком.
Здание немецкого посольства, построенное в 1912 году по проекту Петера Беренса в Санкт-Петербурге
В своей работе Меллер ван дер Брук настаивал на формировании современного, унифицированного, великого «национального стиля». При этом, говоря о памятном сооружении Жилли в честь Фридриха Великого, публицист подразумевал гегемонию Германии в Европе. «Подобно тому как Берлин находится в центре Пруссии, то Германия находится в центре Европы. Архитектура подобна государственной власти. Когда-то мы шли от хижины к деревне, от деревни к городу, от города к крупному городу. Теперь мы должны проложить путь к мировому центру, который бы соответствовал пути от Пруссии к Германии и ее положению в Европе. В этой немецкой империи прусская проблема должна найти свое решение». Этот призыв к господству, порядку и величию нашел понимание у немцев после Первой мировой войны. В своих послевоенных работах Меллер ван дер Брук говорил о «несчастной и жестоко порицаемой Пруссии». Но при этом он утешал себя надеждой: «Судьба обратилась против Пруссии. Сейчас ее развитие обратилось вспять, туда, где мы вновь должны обрести свою судьбу». Несмотря на то что отношение национал-социалистов к Меллеру ван дер Бруку как одному из основоположников германского младоконсерватизма было всегда очень сдержанным, его слова, тем не менее, были восприняты как своего рода пророчество, которое осуществилось в искаженном и ужасающем виде.
