Взгляд черноволосого скользнул по лицу нового посетителя и равнодушно проследовал дальше. Но в следующую секунду мужчина вздрогнул и, рывком развернувшись в сторону Граиса, уставился на него, едва не разинув от изумления рот. Кружка, выскользнув из его внезапно ослабевших пальцев, стукнулась дном о доску стола и накренилась, грозя опрокинуться. Граис успел поймать кружку психокинетической петлей и заставил ее вернуться в устойчивое положение. Мужчина, удивленно глядевший на Граиса, даже и не заметил, какой невероятный кульбит проделала его кружка. Наконец он взял себя в руки и, опершись руками о край стола, поднялся на ноги.
— Учитель?.. — изумленно произнес он вполголоса. — Ты?..
— Да, это я, Фирон, — сказал Граис, делая шаг вперед.
Открытая и радостная улыбка, точно такая же, какой совсем недавно одарил Граиса маленький тирианец, озарила лицо Фирона. С ней он как будто даже помолодел лет на десять.
— Учитель…
Зацепившись за угол стола и едва не опрокинув его, Фирон кинулся навстречу Граису. Добежав, он схватил ксеноса за плечи и сдавил их пальцами, словно желая удостовериться, что перед ним живой человек из плоти и крови, а не эфемерный призрак. Во взгляде его, устремленном в глаза Граиса, в одно мгновение, сменяя друг друга, промелькнули радость, надежда и боль.
— Живой я, Фирон, живой, — ласково улыбнулся Граис. — И мне даже больно от того, как ты в меня вцепился.
Фирон тут же отдернул руки.
— Давай-ка лучше присядем за стол, — предложил Граис.
— Да!.. Конечно, учитель!..
Фирон всполошенно взмахнул руками и, пропустив Граиса вперед, прошел к столу следом за ним.
— Хозяйка! — крикнул Фирон, после того как Граис опустился на лавку.
Из-за перегородки, откуда доносился грохот посуды, выглянула полная пожилая женщина с растрепанными седыми волосами.
— Подай нам еды! — потребовал Фирон. — И кувшин вина!
Хозяйка, кивнув, исчезла за перегородкой. А через минуту из-за нее выбежала молодая светловолосая девушка. Приветливо улыбнувшись, она поставила перед Граисом большую тарелку холодной овощной похлебки, — горячее ели в Йере только после захода солнца, когда спадала дневная жара.
— Вот это дело! — улыбнулся ей в ответ Граис и сразу же принялся за еду.
Снова сбегав за перегородку, девушка вернулась с блюдом, на котором лежали куски отварной рыбы, покрытые зеленью, кувшином вина и чистой кружкой. Взмахом руки отпустив прислугу, Фирон быстро разлил вино по кружкам.
— Учитель, — смахнув ладонью слезу, невольно выступившую в углу глаза, произнес Фирон, — если бы ты только знал, как я рад тебя видеть!..
— Я знаю, Фирон, — отодвигая в сторону полупустую тарелку, ответил Граис.
— Нет, учитель. — Фирон покачал головой и сделал большой глоток из своей кружки. Поставив кружку на стол, он внезапно с силой ударил себя кулаком в грудь. — Ведь это я, я один виноват в том, что случилось тогда!.. Я привел шалеев в дом, где ты ночевал!..
— Ты ни в чем не виноват, Фирон, — попытался успокоить его Граис. — Я же сам попросил тебя об этом. Мне нужно было встретиться с наместником, а иного способа попасть к нему просто не было.
— Но ведь, кроме вас и меня, об этом никто не знал, — сокрушенно покачал головой Фирон. — Все остальные назвали меня предателем.
— Фирон, ты был самым способным и самым преданным моим учеником. Поэтому я и попросил сделать это именно тебя.
Фирон на мгновение прижал к глазам ладони, а затем вскинул голову и попытался улыбнуться.
— Как бы там ни было, ты жив, учитель, — сказал он. — Не знаю почему, но я все эти годы ждал, что ты вернешься. Я верил, что ты не мог просто так уйти, навсегда оставив меня с клеймом предателя.
— И тебя даже не интересует, как мне это удалось? — немного удивленно спросил Граис.
— Нет, — прямо посмотрев в глаза Граису, уверенно ответил Фирон. — Ты жив — и это главное. Кто я такой, чтобы судить дела Поднебесного?
Какое-то время Граис молчал, глядя на своего ученика. Потом он поднял свою кружку и стукнул ею по кружке, которую все еще сжимал в руке Фирон.
— Давай-ка выпьем, Фирон.
Они выпили, и Фирон снова наполнил кружки вином.
— Как ты жил все эти годы? — спросил Граис.
— Потихоньку, — горько усмехнувшись, ответил Фирон. — После того как ты исчез, все твои ученики разошлись по стране, проповедуя твое учение. Но мне этот путь был заказан. Меня ведь все считали пособником твоих убийц. Я остался в Йере — здесь я, по крайней мере, мог не опасаться того, что кто-нибудь из твоих отчаянных последователей перережет мне глотку… Хотя тогда мне это было безразлично… Я вернулся к прежнему занятию — снова стал гончаром. Работа не особенно прибыльная, но на жизнь хватает, — посуда то и дело бьется, и людям все время требуется новая. Через три года умерла моя мать, и я перевез в Халлат сестру… Теперь живем вместе… Когда твое учение подмял под себя Сирх, и остальным пришлось оставить миссионерскую деятельность. Она сделалась самой опасной профессией в Йере. Теперь проповедовать здесь имеет право только преподобный Сирх!.. Кто-то ушел из Йера, кто-то вернулся в свои родные места… Амират и Глатис живут сейчас в Халлате…
— Я уже заходил к Амирату, — сказал Граис. — Какая-то женщина возле его дома меня даже на порог не пустила.
— Его жена, — кивнул Фирон. — Строгая женщина… Меня она тоже знать не желает… Так же как и сам Амират… А Минос перебрался в Меллению, поближе к Сирху. Они с ним, как и прежде, большие друзья. Только один друг теперь вытирает ноги о спину другого, который с готовностью ее подставляет.
— Минос пользуется доверием Сирха?
— Не знаю, — безразлично дернул плечом Фирон. — У них какие-то странные взаимоотношения. По-моему, Сирху просто нужен был кто-то, с кем он мог хотя бы иногда быть не преподобным Сирхом, а тем, кем был прежде. — Фирон взял с блюда кусок рыбы, разломил его надвое и принялся извлекать кости. — Мне кажется, Сирх сам прекрасно понимает, что то учение, которое он теперь проповедует, имеет только внешнее сходство с тем, чему в свое время учил нас ты. Но он ничего не может с собой поделать, — ему нужны слава, почет и уважение. Вспомни, учитель: даже в те годы, когда мы были вместе, Сирх всегда старался вырваться вперед, обозначить свое превосходство над другими. И только ты своим авторитетом мог поставить его на место.
— У него были неплохие способности, — заметил Граис.
— Конечно, — согласился с ним Фирон. — Но он — догматик. В его руках живое учение превращается в каменную глыбу с высеченными на ней постулатами. Это стало заметно сразу же после того, как он начал проповедовать самостоятельно.
— Но, как мне известно, в первые годы у Сирха было немало истых последователей.
— У него и сейчас последователей — весь Йер, — усмехнулся Фирон. — Вначале он воздействовал на народ силой твоего авторитета, теперь — мощью Кахимской империи.
— А сохранились ли в Йере последователи истинного учения о Пути к Поднебесному? — с затаенной надеждой спросил Граис.
— О да, учитель, — ответил Фирон. — Только теперь это маленькие тайные группы, передающие твои слова из уст в уста. После того как в Йере указом наместника были запрещены любые философско-религиозные учения, помимо учения самого преподобного Сирха, ты стал для людей символом борьбы против власти Кахимской империи.
— Как так? — удивленно поднял брови Граис. — В основе моего учения лежит идея о непротивлении злу. Я всегда был противником любого неоправданного насилия.
— В народе распространился слух, что ты был тайно казнен за то, что стоял во главе заговора, целью которого было убийство наместника, захват Халлата, а затем и освобождение Йера от владычества Кахимской империи. После этого во многих произнесенных когда-то тобою словах открыто зазвучали призывы к борьбе.
— Например?
— «Если народ не боится смерти, то что его смертью пугать?» — по памяти процитировал Фирон.
— Но я говорил еще и так: «Если народ не боится власти, Тогда придет еще большая власть».
— Эти твои слова трактуются так, что на смену власти Кахимской империи должна прийти власть самого Йера.
— Любопытно… — Чуть склонив голову к плечу, Граис взглянул на Фирона немного лукаво. — И кто же будет осуществлять эту власть на практике?
— Народ Йера! — незамедлительно ответил Фирон.
— Храни нас Поднебесный от такого! — ужаснулся Граис. — Я вовсе не это имел в виду! Смысл моего высказывания сводился к тому, что, если начать бунтовать против существующей власти, власть сделается еще более жесткой и жестокой по отношению к народу!
— Я это понимаю, учитель, — мягко улыбнулся Фирон. — Но простой народ, не имеющий тех знаний, которые в свое время ты дал нам, своим ученикам, видит в твоих словах только то, что хочет видеть.
— Так, значит, в народе зреет бунт?
— Похоже на то, — кивнул Фирон. — В горах скрываются отряды объявленных вне закона йеритов, называющих себя вольными. Пока они только копят силы, и лишь время от времени для пополнения запасов провизии и оружия совершают нападения на караваны империи. Но, судя по тому, что в последнее время шалеев на улицах стало значительно больше, наместник уже воспринимает вольных как реальную угрозу для власти Кахимской империи.
