— Ты боишься за брата?
Мида повторила свой жест.
— Ты знаешь, чему я учил Фирона?
— Да, — глухо ответила Мида. — Брат мне рассказывал. — Она резко вскинула голову — глаза ее горели лихорадочным огнем. — И не только мне. Первое время он всем пытался рассказывать о тебе… правду. Его дважды хватала стража. Но отпускали… По приказу Сирха… Фирон искал гибели, считая себя виновным в том, что случилось с тобой. А Сирх… Сирх насмехался над ним. Он говорил: «Ты будешь жить со своими страданиями, и имя твое станет означать для людей лишь одно — предатель…» Только недавно Фирон успокоился, взялся за работу… И тут снова ты… Мертвецы должны лежать в своих могилах, а не тревожить живых…
— Я живой, — тихо ответил Граис.
He выдержав пристального взгляда Граиса, Мида снова опустила голову.
— Уходи из Халлата, — сказала она, слепо втыкая иголку в шитье. — А лучше совсем уходи из Йера. У нас есть Сирх, — достаточно и его одного…
— Твой брат, по-моему, не очень-то жалует Сирха.
Девушка встряхнула головой, поправила рукой упавшие на глаза волосы и ничего не ответила.
— Не беспокойся, я сейчас уйду, — сказал Граис.
Надкусив акис, он окинул взглядом бедное жилище Фирона и вдруг понял, что ему страшно не хочется отсюда уходить. Как ни беден был этот дом, но в нем царил покой и согласие — именно то, чего всегда так не хватало Граису. И он не хотел ломать это убогое благополучие. Хотя и понимал… Да нет, ничего он сейчас не понимал. Он только коротко бросил Миде «Прощай» и, открыв дверь, переступил порог дома.
В дверях он обернулся.
— Передай от меня привет Фирону, — сказал он. — Я рад, что не ошибся в нем.
Решительно закрыв за собой дверь, Граис вышел на улицу.
Вчера вечером, лежа на тюфяке, он, прежде чем уснуть, успел обдумать, как ему добраться до Меллении. Одному пускаться в дальний путь было небезопасно, поэтому он решил присоединиться к каравану торговцев из Тирианского царства, который, как он узнал от маленького дрессировщика, отправлялся сегодня в Дассатар, находившийся совсем неподалеку от Меллении. Лучше уж было использовать возможности психотехники для того, чтобы убедить тирианских купцов взять его с собой, не задавая лишних вопросов, чем снова драться с бандитами на большой дороге.
Размышляя таким образом, Граис неожиданно вспомнил о своем последнем разговоре с Кричетом. Вот что какой-то глухой болью, изредка напоминающей о себе, сидело в его мозгу — как пренебрежительно прошелся руководитель проекта по неудачной попытке Граиса пятнадцать лет назад объяснить свои идеи кахимскому наместнику в Йере. Как будто неразумного школяра пожурил, — мол, куда тебе с твоими навыками в такое сложное дело было лезть, это под стать профессионалам высочайшего мастерства. Граис даже замедлил шаг. Из его доклада тогда всем было ясно, что случай помешал Граису реализовать вариант с наместником, случай, а не его непрофессионализм. Так зачем же Кричет старался его уколоть? Чтобы лишний раз подчеркнуть, что он, Кричет, один здесь самый мудрый? Да это никто и не собирался оспаривать. Никто. Именно Кречету принадлежала идея искать контактов с нынешним наместником через Сирха. Так это виделось из Центра. А вот здесь это уже видится по-другому. Теперь Граис считал, что, действуя напрямую, он мог бы значительно быстрее достичь желаемого результата. Да и подтвердить, что он не пешка в своем деле, а профессионал, знающий свою работу.
С улицы, по которой он шел, Граис свернул налево, чтобы, обогнув рыночную площадь, выйти как раз в том месте, где стоял караван тирианцев.
Люди, встречавшиеся ксеносу на пути, скользили по нему взглядами, словно по пустому месту, и проходили мимо. Должно быть, вчерашний переполох на рыночной площади не получил еще широкой огласки. Или же простым йеритам, занятым своими повседневными делами, просто не было никакого дела до облавы, устроенной шалеями на пришлого северянина.
Выйдя на небольшую площадь, Граис оказался напротив величественного храма Поднебесного, основательно и непогрешимо возвышающегося над окружающим пространством и уверенно и прямо устремляющим свои царственные формы в небо. Пятнадцать лет назад такого храма в Халлате еще не было. Граис даже засмотрелся на стрельчатые окна и ажурные перекрытия, — до того было красиво… Нет, скорее даже не красиво, а грандиозно и смело, словно зодчие возвели не храм, а переход, соединяющий человека с небом. Невольная дрожь охватывала душу при взгляде на остроконечные шпили, устремленные в беспредельную даль, принадлежавшую до сих пор одному лишь солнцу.
Любуясь изысканной и одновременно парадоксальной красотой удивительного строения, Граис начал неторопливо обходить храм по кругу. Но, сделав всего лишь несколько шагов в сторону, он вдруг увидел скопление людей у ограды, которое прежде было скрыто от его взора левым крылом храма. Людей было не так уж много, но все они так оживленно жестикулировали, так громко выкрикивали какие-то слова и так демонстративно хохотали, что создавали эффект присутствия целой толпы. Странное действо разворачивалось вокруг невысокого деревянного помоста, сооруженного возле самой ограды храма. Вдоль помоста возвышались пять толстых кольев в человеческий рост, возле трех из которых сейчас стояли люди со связанными за спиной руками. В центре находился старик с седыми, развевающимися на ветру волосами и длинной белой бородой. Слева от него была привязана молодая женщина, безвольно уронившая голову на плечо. Справа — совсем еще маленький мальчик, лет двенадцати, не больше, затравленно сверкающий огромными, полными слез глазами.
По краям от помоста стояли четверо шалеев, вооруженные копьями. Возле ног их находились огромные корзины с тухлыми, расплывающимися кислой слизью курматами. Люди, суетившиеся вокруг, то и дело запускали руки в эти корзины и с гневными криками швыряли гнилые курматы в несчастных, привязанных к кольям.
Особенно усердствовал парень лет двадцати, коротко остриженный, как это и было принято в Кахиме. Он старался, чтобы каждый брошенный им курмат попал непременно в лицо одной из жертв, и, если это у него не получалось, парень отчаянно ругался.
Неожиданно у Граиса возникла шальная идея. Сейчас ему было достаточно сказать несколько слов в защиту наказуемых, чтобы оказаться арестованным. А если при судебном разбирательстве он назовет свое настоящее имя, то дело его, несомненно, будет передано на рассмотрение самому наместнику. Слухи о возвращении Граиса из Сиптима наверняка уже начали расползаться по Халлату. Сами обстоятельства как будто подталкивали Граиса к тому, чтобы по собственному усмотрению изменить ход операции — появлялась возможность повторить вариант, не удавшийся пятнадцать лет назад…
А собственно, почему бы и нет? Кто сказал, что Кричет лучше его знает, как нужно действовать в Йере при конкретных обстоятельствах?.. Кричет не был в Йере ни дня, а он, Граис, чуть не полжизни тут провел — если судить по тем событиям, которые произошли здесь пятнадцать лет назад.
Подойдя к помосту, Граис остановился возле шалея.
— В чем провинились эти люди? — спросил он.
— Отступники, — ответил сквозь зубы стражник.
— И что это означает?
Шалей тяжелым взглядом смерил Граиса с головы до пят.
— Это значит, что они совершили преступление против империи, — мрачно ответил шалей.
— Прости, но я не понял, в чем заключается их преступление?
— Они изучали и распространяли идеи, противоречащие учению преподобного Сирха! — зло рявкнул на Граиса шалей. — Что тебе еще надо знать? Бери и кидай в них курматы!
— Я не считаю, что изучение какого бы там ни было учения является преступлением, — развел руками Граис. — И уж подавно не могу взять в толк, каким образом религиозно-философское учение может нанести вред великой Кахимской империи. Какие именно идеи распространяли эти несчастные?
— Откуда мне знать? — снова рявкнул шалей. — Мне нет никакого дела ни до Сирха, ни до его учения! Не нравится — проваливай своей дорогой!
— Эй, что за дела? — весело улыбнулся Граису парень, подбежавший к корзине за очередной порцией тухлых курматов. — Хватай гниль, пока еще осталась!
— Мне кажется, что эти люди не заслужили того унижения, которому их подвергают, — покачал головой Граис.
— Да ну? — изумленно вскинул брови парень. От удивления он даже забыл о курматах, которые были у него в руках. — Что же ты предлагаешь с ними сделать?
— Если они всего лишь изучали нечто, противоречащее учению преподобного Сирха, то сам Сирх или кто-то из тех, кто разделяет его взгляды, должны вступить с ними в открытый диспут, чтобы доказать свою правоту.
— Они не просто так вели душеспасительные беседы, — ткнул пальцем в стоящих на помосте людей парень. — Они утверждают, что учение Граиса из Сиптима, обвиненного пятнадцать лет назад за подстрекательство к бунту и до сих пор трусливо скрывающегося от справедливого возмездия, превосходит по своей глубине и логике учение преподобного Сирха! Оно, видите ли, более предпочтительно для простых жителей Йера!
