Чтобы с ней спорил? Дрался за деньги?
— Я хочу, чтобы ты стал прежним. С тобой что-то происходит в последнее время. И мне это не нравится. Ты сам выглядишь так, словно с головой перестал дружить.
— Ты прав. Я устал. Меня замучила бессонница. Я все время не нахожу себе места. И вот сейчас я понял, что мне нужно быть здесь. Рядом с ней. Давно надо было быть.
— Ты ее любишь, — ответил Егор. — Так бы и сказал. Без всей мишуры. Где там у тебя мусорные мешки?
Герман удивленно посмотрел на него.
— Чего ты сказал?
— Спросил куда ты мешки дел.
— Про Ларису.
— Ты ее любишь. Разве нет?
Глава 5
Он ее любил? Герман задумался. Он никогда не смотрел на чувства с такой стороны. Лариса была чем-то постоянным. Что будет всегда. Она была прошлым и настоящим. Да и какая может быть любовь? Лариса права. У него скоро внуки будут. А он тут играет с девчонкой. Но ведь без него она пропадет? Лариса сейчас не в состоянии… Потом…
Решив пока оставить на потом эти мысли, Герман занялся решением проблем. Оформить ребенка. Отвести Ларису к врачу. Потом к другому. Отвести в поликлинику малышку. Бессонные ночи. Наблюдение у невролога. Прививка. Вроде все это было привычным и знакомым, но в этот раз все смешалось в череду двух месяцев, которые были словно один день.
Герман не заметил, как наступило лето. Оно ворвалось в окно с цветущей липой. С грозой и ярким солнцем, которое вышло сразу после дождя и рассыпалось на тысячи лучей, которые отражались от луж.
Они вышли с коляской. Герман смотрел на Ларису, которая неторопливо везла коляску. В последние дни она перестала вздрагивать от каждого звука. Только все время ходила задумчивой. Он пытался ее разговорить, но Лариса упрямо отмалчивалась, отказываясь с ним делиться тяжелыми мыслями. Герман решил на какое-то время от нее отстать. Поэтому последние дни просто наслаждался спокойствием и привычным бытом, которое вошло в русло.
— Ты был на могиле матери? — неожиданно спросила Лариса.
— Нет.
— Почему?
— Пока некогда.
— Не можешь смириться с ее смертью?
— Не в этом дело. Для меня память о человеке — это не гранитный памятник.
— Тебе надо туда сходить. Станет легче.
— С чего ты думаешь, что мне плохо? — спросил Герман.
— Ты места себе не находишь. Мне кажется, что тебя мучает совесть, что ты не был с ней рядом в ее последние дни.
— Если так подумать, то тогда я опоздал по всем пунктам. Как будто и жить опоздал.
— Почему?
— Прожил жизнь с нелюбимой женщиной, когда мог быть с теми, кто мне по настоящему дорог.
— Не говори так. Ты ее любил. Сейчас злишься из-за того, что чувствуешь себя преданным. И в тот раз ты чувствовал тоже самое, но не мог решиться. Знаешь, я думала над тем, что было в прошлый твой приезд. Мы вот так же гуляли с коляской. Ходили в поликлиннику. Готовили и убирались, а потом вечером пили чай. Мне казалось, что это и есть счастье.
— А сейчас?
— Сейчас думаю так же. Но это мое счастье. Твое должно быть в другом. Ты привык к более яркой жизни. Я видела фотографии с твоей страницы. Знаешь ведь, что бабушка любила собирать фотографии в фотоальбом. Я ей помогала выбирать их из социальных сетей. Потом мы их распечатывали и вклеивали.
— Я не видел этого альбома.
— Ты только старый рассматриваешь. Так их три. Первый с молодости твоей мамы и времен твоего детства. Второй посвящен твоей жизни, детям и жене. А третий был наш с Олей. Поэтому я знаю, как ты жил. Видела, как вы меняли квартиры. Как меняли офисы. Поездки на отдых. Какие-то праздники. Ты был создан для такой жизни.
— Какой?
— Успешной. Мне кажется, что когда твой отпуск закончится…
— Это не отпуск.
— Герман, это ты так считаешь. Скоро…
— Скоро мне все это надоест. Я понял твою мысль. Давай сегодня купим тортик. Отпразднуем свободу.
— Развелся?
— Да. Компания, квартира и дача достались Наташе. Мне же две машины. За них она мне выплатила компенсацию. Так что мы еще можем хорошо устроиться.
— Ты же вроде хотел все ей оставить.
— Хотел. Но вмешался Егор. Он чем-то надавил на мать, в итоге Наташа решила скинуть с барского плеча такую подачку. Спорить из-за этого я не хочу, — сказал Герман.
— Главное, что все закончилось.
Закончилось. Герман так не считал. Лето. Лужи. Легкость. Все только начиналось. Сейчас можно было… Он остановился, чтобы завязать шнурки. Лариса не стала его ждать и пошла с коляской дальше.
— Лорка! Сколько лет. А ты смотрю родила? И кто? Девка или парень? — словно из-под земли вынырнул подпитый мужик. — А я на полгода сел. Прикинь? Охренеть. А мать твоя дома?
— Она здесь больше не живет. И я не знаю, где ее носит, — сказала Лариса.
— Блин! Я у вас хотел пожить пару дней. Мы бы вместе с тобой опять кровать помяли. У меня даже бутылка есть, — он приоткрыл куртку, показывая начатую бутылку.
— Вали отсюда! — рявкнул Герман, подходя к Ларисе.
— Мужик, ты чего? Мы старые знакомые… Блин. Я же так… По дружбе, — сказал мужик, быстро удаляясь под злым взглядом Германа.
— Я его даже не помню, — сказала задумчиво Лариса. — Как думаешь, все это отразиться на малышке? Я про слухи.
— Не отразятся. К тому времени, когда она в школу пойдет, все забудут.
— Не хочу, чтобы про нее говорили, что она дочь шлюхи, с которой переспало половину города.
— Сначала так говорят, а потом начинают говорить, что вот, исправилась. Больше не гуляет, а ведет порядочный образ жизни. А какая мать! И все это с восхищением. Я это проходил. Хотя моя мать ни с кем и не гуляла. Поздно возвращалась от подруги в сорок семь лет.
— Она другое говорила. Про мужа.
— Он умер. А через три месяца после его смерти на нее напал какой-то пьяный мужик. Никто даже разбираться не стал. Сразу осудили, что гулять начала, когда еще муж в могиле не остыл. Потом приписали ей другие случаи. Но со временем языки заткнулись. Да и мы с ней как-то не реагировали на это. А со временем и это стерлось. Народ судачить любит. Но когда не подкидывать дров для сплетен, то они быстро затыкаются. Потом и вовсе забывают.
— Будем надеяться на это. Тебе все же надо съездить к матери, — сказала Лариса. — Ничего не говори. Не оправдывайся. Купи цветов. Покрась
