- Хочешь, угадаю, что у тебя в чемодане, Элвис Пресли? А чего ты вдруг замер? Страшно? А раньше вы о чем, болваны такие, думаете? Ты знаешь, что я прямо сейчас на тебя уголовное дело заведу? Полтора часа уйдёт на все про все. Вещдоки на лицо. Твоё признание – на лице. Косым откидывается в высоком кожаном кресле. Я уже не понимаю где верх, а где низ, все так плывёт перед глазами.
- Распространение наркотиков, гражданин осуждённый. Ещё двушечку минимум к твоему сроку легко у прокурора выхлопочу. Плюс статья УК 18 – раскрутка, так как на путь исправления не стал, получил дополнительный срок, уже отбывая за другое преступление – ни под одну амнистию или досрочное освобождение ни попадёшь!
Как перспективка, обнадёживает? Что ты язык в жопу засунул, пять минут назад тараторил, сейчас молчишь? Умник! Я здесь не первый год на вас, клоунов любуюсь.
Прикуривай сигаретку-то, прикуривай, теперь можно!
Ходящими ходуном руками прикуриваю, и сжигаю треть сто миллиметровки с первой затяжки. Пффууу. Выпускаю дым и просительно смотрю на Худого.
- Что ты смотришь на меня, ты мне, что ДЕЛАТЬ теперь скажи. Смотрит он!
- Вам виднее, что делать, Косым Курбанович. Пишите протокол или что там у вас. Оформляйте короче.
Главное не бьет пока. Играет в доброго следователя. А кто тогда будет злой следователь? Садист Валиджон, вот кто! Пропал я! Интересно какая мразь меня сдала? И чем все это теперь кончится? А чем бы ни кончилось – лишь бы поскорее. Лишь бы скорее из этого кабинета. Когда все кончится, и я останусь один в камере штрафного изолятора, наступят счастье и долгожданный покой.
- Протокол говоришь? Герой какой выискался! А о матери, о родных подумал? А о том, что две судимости, это в два раза тяжелей, чем одна, подумал? А вот режим тебе судья поменяет на строгий? Там ведь уже не первоходы, поклоники воровских идей, там битый контингент, ни ножа ни боятся, ни хуя, там уже не так легко нарядчиком будет заделаться. Пахать будешь как все и на паечке сидеть! Вот так! А ты, парень, не лагерного типа, это я тебе сразу говорю. Отсидеть пару лет и соскочить по УДО - вот это для тебя больше подходит, ведь так?
- Что же мне делать-та?
- Что делать, говоришь? А я вот выйду сейчас из кабинета, а ты вешайся нахуй на ремне своём! Что делать! А ещё лучше я тебе всю задницу этим ремнём располосую, что делать! Давай! Садись! Пиши!
Косым кладёт на стол чистый лист бумаги. «Формат А4»лезет мне в голову - я ведь раньше оргтехникой торговал
- Что писать-то, Косым-ака?
- Я, пиши, такой-то, такой-то, статья-срок, отряд-бригада, обязуюсь добровольно информировать начальника оперативной части учреждения об известной мне криминальной активности.
- Это значит козлом быть? Стучать?
- Я тебе сейчас дам «козла»! Не козлом, а добровольным информатором. Добровольным, заметь. Можешь и отказаться.
- И чо будет если откажусь?
- "Чо будет?", говоришь? А ни чего и ни будет. И тебя не будет. Одним торговцем наркотиков станет меньше. Вот "чо будет". Или ты думаешь, своим отказом что-то в мире в этом изменишь? А откуда, ты полагаешь, мне известно, что у тебя анаша в чемодане? Сколько анаши. Как она зашла на промку. Кто тебе её передал на пронос. Кто её на жилой будет распространять. И про баночку пол-литровую с твоими харчами на вечер знаю, ту что осуждённый Астахов тебе за час до съёма передал. Передал ведь? Передал!
Думаешь что-то изменится, если ты будешь или не будешь стучать? Если и изменится, то только для тебя. В худшую сторону. Учти.
Ты, мужик, вроде с головой дружишь. Решай. Не отнимай у меня время. Это у тебя срок впереди, а мне домой, к семье пора.
- Косым Курбанович, ну какой с меня информатор? Кто мне что доверит! Я нарядчик, вечно рядом с ментами кручусь, работу делаю ментовскую, кто меня близко подпустит? Что я смогу узнать?
- Тем не менее, художник Мутанов именно к тебе за помощью обратился, правда?
Косым улыбается, любуясь произведённым эффектом. Ему и правда, уже известен весь маршрут. Какой кошмар. Значит по хамелеонски, как обычно, закосить под случайно оступившегося в жизни мудака в очках уже не смогу.
- Ну не знаю. Не знаю, что мне делать. Неужели у вас информаторов мало?
- Информаторов у меня достаточно. Некоторые за честь это почитают, между прочим. Не ерепенятся. Домой, к нормальной жизни спешат вернуться. Искупив вину. Я ведь умею быть благодарным. Своих братишек в обиду не даю! И потом ты мне нужен для связи. Этого мне будет достаточно. И для тебя не тяжело. Не "в напряг", как у вас говорят!
- Как это "для связи"?
- Будешь работать, как работал. Жить, как жил. Просто иногда будут приходить мои люди. А ты мне их просьбы в срочном порядке передашь. По внутреннему телефону из кабинета техники безопасности. Вот и все. Связь в оперативной работе это главное слагаемое успеха.
И за это за твоей спиной буду я. Начальник оперативного отдела учреждения. А это значит – все амнистии и досрочное освобождение гарантированы. И Мальборо иногда сможешь курить прямо в этом кабинете, как сейчас. Я не понимаю, что тут думать? Другой бы уже десять раз подписался. Ты домой хочешь или нет?
Давай, давай садись, пиши. Мне твой телефон нужен, не ты. Откажешься, другой с радостью согласится. Сговорчивых тут много. Будешь писать, нет?
Обращаться ко мне в донесениях и по телефону будешь только «Дядя». Рабочим псевдонимом избираю..., какой псевдоним выбираешь?
- Не знаю...
- Рабочим псевдонимом избираю - «Элвис Пресли» - король, блядь, рок-н-ролла. Последнее не пиши. Шучу. Вот и ладненько, Элвис. Число и подпись не забудь. Вот и добренько. Молодца! Приятно иметь дело с интеллигентными людьми. Они всегда легко на вербовку идут - умные.
Кстати договор на счёт уроков по английскому для моего сына – в силе. Это и дело хорошее и легенда неплохая. Всегда сможешь ко мне под этим предлогом со своей тетрадкой зайти. Договорились? Чего ты молчишь? Договорились, спрашиваю?
- Договорились, Косым Курбанович
- Дядя!
- Договорились, Дядя!
- Да, и ещё. Я вижу у тебя детство в жопе играет. Отнесись посерьёзней. К тебе будет приходить агентура. МОИ ЛЮДИ. Если кто-то запалится по твоей милости, смотри. У петухов потом переклички будешь делать. Ты же, говорят, с этим балероном обиженным по тюрьме дружен был? Вот я вас и воссоединю. Понял меня?
-Понял, Косым – ака, всё понял.
- Мой псевдоним?
- «Дядя»
- Твой?
- «Элвис»
- Ну, все тогда. Свободен. Дуй в барак, «племянничек». Не забывай, какой документ сегодня в твоё личное дело подошьют.
С невероятным облегчением разворачиваюсь и выползаю из кабинета. Уже в дверях Худой Дядя останавливает меня.
- Вернись! Шпонку ту, в чемодане, она ведь сейчас в чемодане, верно? Шпонку ту оставь себе. Кури. Не барыжничай. А с Мутановым я вопрос сам решу. Пошёл.
Дядя делает жест рукой, который одновременно означает и «до свидания» и «смотри мне, не балуй».
Ну, я и пошёл. Зашёл нарядчиком, вышел Элвисом Пресли.
Стукачом. Начиналась очередная новая жизнь.
«Элвис покинул здание». Концерт окончен.
***
Сейчас на Веронике осталось только тонкая белая футболка, сквозь которую весь мужской состав офиса рентгеном ощупывал сегодня целый день её малюсенькие сиськи. Почти плоская грудь, но от этого, кажется её соски стали размером с две крупные виноградины «Дамский пальчик».
Ещё на ней изящные небесно-голубые трусики. У самой резинки темно-синими нитками нашит цветочек. Часть цветочка, несколько лепестков, исчезают за немного приспустившейся резинкой. Уводят туда.
Вам нравится, как женщины снимают трусики? Да прекратите вы сами с них их срывать! Терпение и выдержка. Придержите их как хорошее вино. Пусть они заведутся и сами стянут с себя трусики. И вот тут вы и увидите главное достойное просмотра. Это лучше чем могли снять бессмертные Акиро Курасава или голубой Сергей Эйзенштейн. Куда им до любой женщины. Вот кто умеет – снимать!
Это неповторимо женское движение самки снимающей трусики! Какая мощь, и вместе с тем хрупкая скромность стеснения. Ниагарский водопад. Апогей чувственности. Кульминация жизни. Какое-то волнообразное, параболическое движение-совершенство. Они выплывают из трусиков как русалки или рыбы. Пластично и неповторимо. Одним неуловимым умопомрачительным движением.
У девушки, о которой я мечтал с самого первого курса снежно-белая кожа. Только вокруг левой груди мелкие брызги нескольких родинок, способных свести с ума. Я целую, жадно целую их и спускаюсь вниз по её безупречному, плоскому животу, с узеньким глазком пупка посредине. Как славно она пахнет. Как красиво её распущенные волосы упали на плечи и шею
Мои губы обцеловывают изящно выступившие изгибы узкого Вероникиного таза, пока не доходят, наконец, до выбритой замшевой её нежности.
Кожа там настолько изнеженно мягкая, что, даже еле касаясь губами, я боюсь ей повредить.
Веронике немного щекотно, и она со смешком сдвигает колени прямо у меня над головой. Это служит мне командой к действию, и я запускаю в неё язык, из-за всех сил прильнув лицом к низу живота моей любимой.
