В сентябре н. ст. 1876 г. Тургенева навестил в Буживале Стасюлевич, которому писатель прочел некоторые главы романа. «Сегодня происходило чтение романа Тургенева в Буживале, — писал Стасюлевич жене 31 августа (12 сентября) 1876 г. — Судя по отдельным сценам, которые он прочел мне, роман превзошел все мои ожидания. По моему мнению, Тургенев еще ничего не написал подобного. Продолжение чтения назначено 2 сентября утром у меня» (Стасюлевич, т. III, с. 85).
25 сентября (7 октября) 1876 г. Тургенев известил Стасюлевича, что он «третьего дня кончил переписку „Нови“ (вышло 298 листов — по 37 строк в каждом листе)». Предполагалось, что с романом ознакомится Анненков, и после этого Тургенев обещал выслать рукопись Стасюлевичу в Петербург.
Работа писателя над текстом романа в беловом автографе прошла два основных этапа:
1. Внесение изменений в текст романа во время его переписывания.
2. Правка текста романа после его чтения Анненковым (и частично под его влиянием).
Общий характер этой правки на обоих этапах можно в основных чертах свести к следующему:
1. Усиление сатирического начала в изображении консервативной и либеральной дворянской среды (Калломейцев, Сипягин, губернатор), а также в характеристике «революционеров» типа Кислякова и Голушкина.
2. Углубление идеи трагической изолированности народников от народа, обреченности их дела, нашедшей свое последующее развитие в образах Нежданова и Маркелова.
3. Стремление подчеркнуть общественный характер деятельности Соломина, полезность и необходимость Соломиных для России.
4. Углубление образа Марианны. Психологическая мотивировка неизбежности ее разрыва с Неждановым и сближения с Соломиным.
5. Стилистическая правка.
Характеризуя работу писателя над беловой рукописью романа на первом этапе, ограничимся лишь некоторыми примерами[73].
Сатирическая обрисовка Сипягина получила в беловом автографе свое дальнейшее развитие. Тургенев едко высмеял пристрастие Сипягина к фразе, к пустой либеральной болтовне, приблизившись к художественной манере Щедрина[74]. Некоторые добавления при переписывании романа Тургенев внес в связи с этим в главы VIII, IX, XIV, XXIV, XXV. Сатирический эффект усиливается здесь путем введения в текст авторских замечаний, характеризующих манеру и жесты оратора. Так, например, в главе VIII Тургенев отметил, что Сипягин, произнося спич, «наподобие Роберта Пиля, закладывал руку за фалду фрака» (с. 181). В главе XIV, рисуя ораторствующего Сипягина, Тургенев вставил следующие авторские ремарки: «(он поправился: священным правилом)», «(тут он поднял указательный палец, украшенный гербовым кольцом)». В речь Сипягина в главе XXIV внесены некоторые новые сатирические штрихи. Так, после произнесенного Сипягиным за обедом тоста «за процветание тройственного союза: Религии, Земледелия и Промышленности!» в беловом автографе были добавлены фраза: «Под эгидой власти! — строго прибавил Калломейцев» и характерная для либеральной демагогии Сипягина ответная реплика: «Под эгидой мудрой и снисходительной власти…» (с. 284). Тургенев добавил также фразу, иллюстрирующую отношение Сипягина к литературе: «Признал пользу и важность литературы, но объявил, что без крайней осторожности она немыслима!» (там же).
Некоторые важные для осмысления образа Сипягина дополнения Тургенев внес в главу XXXV, где он показал подлинную цену либеральной болтовне этого персонажа, объединившегося в минуту опасности с Калломейцевым в борьбе против «нигилистов» и «красных» (см., например, с. 366).
Тургенев усилил также характеристику неудачных попыток Маркелова и Нежданова сблизиться с народом. Так, в главе XI рассказ Маркелова о его безуспешной попытке разъяснить мужикам принцип ассоциации был дополнен репликой о реакции на это разъяснение одного из мужиков: «Была яма глубока… а теперь и дна не видать…» — и словами: «а все прочие крестьяне испустили глубокий, дружный вздох, что совсем уничтожило Маркелова» (с. 200). Подобные дополнения были внесены писателем также в XIV и XXX главы в связи с образом Нежданова.
В беловом автографе обрисовка социальных взглядов Соломина существенно пополнена его суждениями о том, что «кулаки только свою выгоду знают», и о хищничестве купцов («Тебя грабят… и ты грабишь»), и определением своей общественно-политической линии («Постепеновцы до сих пор шли сверху <…> а мы попробуем снизу»). 25 октября (6 ноября) 1876 г. Тургенев отправил беловую рукопись «Нови» «на прочтение и суд П. В. Анненкову в Баден-Баден» через посредство двоюродного брата П. Виардо Хоакина Рюиса Гарсиа (см. письма к Анненкову от 25 октября (6 ноября), 26 октября (7 ноября) 1876 г. и к Полонскому от 26 октября (7 ноября) 1876 г.). О характере полномочий, предоставленных Тургеневым Анненкову, дает представление его письмо критику от 23 октября (4 ноября) 1876 г. «Посылая Вам свой роман на прочтение, мне кажется, нечего просить Вас не стесняться никакими соображениями и сказать мне всю правду. Можете также делать какие Вам вздумается замечания на полях карандашом или ставить крест на лицевой стороне листа, а на оборотной вписывать Вашу критику. В случае нужды я могу задержать отправку рукописи и сделать те изменения, которые мне покажутся необходимыми».
29 октября (10 ноября) 1876 г. рукопись уже была возвращена Тургеневу «с письмом и указанием некоторых незначительных поправок и исключений, которые будут исполнены в течение 2-х, 3-х дней. Романом вообще А<нненков> остался доволен» (письмо к Стасюлевичу от 30 октября (11 ноября) 1876 г.).
Критические замечания Анненкова о «Нови» во многом определили характер правки текста романа на втором этапе работы Тургенева над беловой рукописью. Сопоставление писем Анненкова к Тургеневу, в которых дана развернутая оценка «Нови», с черновым и беловым автографами романа и с корректурными гранками «Вестника Европы» дает возможность установить, какие изменения внес Тургенев в беловую рукопись романа по совету Анненкова и в каком направлении шла правка романа в дальнейшем.
Подробному анализу романа посвящены письма Анненкова к Тургеневу от 9 и 28 ноября н. ст. 1876 г. (Лит Мысль, вып. 1, с. 196–197, 199–200). В целом Анненков высоко оценил роман, отметив, что «Новь» продумана Тургеневым так, как с «Отцов и детей» «не была продумана <…> ни одна вещь» (там же, с. 196). Образы Нежданова и Марианны, по мнению критика, «бесспорно принадлежат к шедеврам» тургеневской кисти, «Соломин очерчен чрезвычайно тонко, почти <…> химическими чернилами, которые выступают ясно только на огне размышления и углубления в эту персону». Менее понравился Анненкову Маркелов, которого он посоветовал Тургеневу сделать «универсальным неудачником» (там же, с. 196). «Новь», по словам Анненкова, — «важнейшее явление русской эпохи после войны или жажды войны»[75] (там же, с. 197).
Неодобрение Анненкова вызвала «памфлетная сторона» романа, анализу которой посвящено его второе письмо к Тургеневу от 28 октября (9 ноября) 1876 г. По мнению Анненкова, заметившего, что роман написан «иначе», чем другие произведения Тургенева, «истина памфлетная не есть художественная или беллетристическая истина» (там же). К истолкованию слова «памфлет» и указанию памфлетных выпадов в романе Анненков, по просьбе Тургенева, вернулся в письме от 16(28) ноября 1876 г. К числу подобных памфлетных выпадов Анненков отнес слова «клеврет ренегата», заметив, что «за этим восклицанием есть целая нерассказанная история, а без такой истории оно становится эхом партии, камнем, поднятым на улице и брошенным в середину искуснейшей сети рассказа». Не понравилось критику также «определение» Калломейцева в Министерство народного просвещения. По словам Анненкова, «нет никакой надобности специализировать место успокоения Калломейцева», так как «с известным содержанием» все министерства «должны быть равны в России», «все стоят друг друга». По поводу фразы Соломина: «Шкуру дерут с нашего брата!» — Анненков заметил: «Пусть все другие революционеры делают какие угодно гиперболы, но Соломину, кажется, не следовало бы. Человек он точный, вполне зрячий и хорошо знает, что дело не в дранье шкур, а в том, что стыдно жить в настоящих наших порядках» (там же). Среди других «памфлетических мелочей» Анненков назвал также сравнение Маркелова с Иоанном Предтечей, наевшимся акрид, фразу дьякона о поздних родах Анны, сравнение критика Скоропихина с бутылкой кислых щей, пение Агремантского с пением леща с кашей.
Тургенев учел большую часть замечаний Анненкова, внеся исправления в беловой автограф и корректуру «Вестника Европы». Так, следуя совету Анненкова сделать из Маркелова «универсального неудачника», он вписал на полях белового автографа следующую фразу: «Ему <Маркелову> вообще не везло — никогда и ни в чем; в корпусе он носил название „неудачника“» (с. 194). Тургенев убрал из текста романа фразы дьякона об Анне и Соломина «Шкуру дерут с нашего брата» и устранил некоторые «памфлетические мелочи»: выражение «клеврет ренегата» заменил словами «прирожденный клеврет», «Министерство просвещения» — «одним из министерств», однако сохранил сравнение Скоропихина с бутылкой кислых щей, пение Агремантского с пением леща с кашей.
