– Мне уже заплатили! – как бы отгораживаясь от меня, он вскинул перед собой руки.
– Хорошо, – кивнул я, демонстрируя понимание. – Но у меня есть другая потребность в почтовой службе.
– Готов служить, – поклонился посыльный.
– Я наскоро набросаю письмо в Плимут, на улицу «Золотой Лев». Можно быстро доставить?
– Несомненно. Почтовый клипер на юг уходит как раз завтра утром.
Пригласив его следовать рядом, я направился к каминному залу, а Носатому, издали кивнув, поручил готовить отъезд в город. Он не медля пошёл к конюшне, но я отметил, что у него какое-то недовольное лицо.
Быстро написав поручение Джеку Сиденгаму, я отправил посыльного в его почтовые хлопоты. Затем мы с Эвелин пошли к карете. Я помог ей подняться, а потом стал помогать Носатому впрягать вторую лошадь.
– Странно мне, мистер Том, – недовольным голосом сказал мой хмурый слуга. – Как мы, паства англиканской церкви, приглашаем освящать церковь иноземца?
– А разве православная церковь хуже англиканской? – мирно поинтересовался я.
– Хуже, – упрямо ответил Носатый.
Я выпрямился.
– Скажи тогда, Иннокентий. Как имя твоего Бога?
– Иисус Христос! – твёрдо ответил он, так же оставив работу и выпрямившись.
– Так вот Иисус Христос считает, что православная церковь не хуже англиканской. И ты, утверждая обратное, споришь с Христом!
– Ч… Что-о? – выражение лица было исполнено того изумления, которое быстро переплавляется в гнев. Но, встретив мой уверенный взгляд, он торопливо притушил свой огонь, и голосом тихим, хотя и упрямым, спросил: – Почему?
– По факту события, Иннокентий. Ты знаешь, что каждую весну в Иерусалиме на Гроб Иисуса Христа нисходит Священный Огонь?
– Разумеется, знаю! В день Воскресения Христова! Лиц и рук человеческих не обжигает, а фитили у свечек – запаливает!
– Так вот тебе факт. Никто из прочих священников, кроме православного, этот Огонь с Гроба Господнего взять не может. Только в руки православному христианину даётся этот Огонь, из века в век, неизменно.
– Н-не может быть…
– Мы сейчас едем в город. Там я тебя отпускаю. Пока мы с Эвелин будем хлопотать у Алис, иди к англиканским священникам. Попробуй найти хоть кого-то, кто этот факт опровергнет.
И, закончив навешивать упряжь, влез на кучерскую скамью и взял вожжи. Носатый торопливо сел рядом. Задумался. Сдвинул брови.
Возле кузни я остановил карету и зашёл к Клименту.
– Открой кордгардию, – попросил я его. – Нужно погрузить в карету полторы сотни шпаг.
– На войну собрались? – быстро доставая ключ, спросил он.
– О нет. Мясо на них жарить будем.
– Что ещё за потеха?
– «Дукат» возвращается завтра. Непростой обед будет.
– Добрая весть! – разулыбался Климент и заспешил к кордгардии.
Загрузив в карету шпаги с одинаковыми по длине клинками, мы двинулись в сторону города.
Носатый действительно направился в ближайшую церковь. Я же загнал карету в гостиный двор и нанял четверых работников, которым поручил поднять к таверне, на скалу, шпаги. Эвелин неторопливо пошла вперёд, и мы, тяжело нагрузившись, двинулись следом. И здесь произошёл небольшой казус. Едва мы вышли из ворот, путь нам преградил важного вида дорого одетый вельможа.
– Кто такие? – грозно спросил он. – Откуда столько оружия? А ну-ка предъявите таможенный документ!
– Грубо говоришь, – усмехнулся я ему и, не сбавляя хода, ударил корпусом в корпус.
Вельможа отлетел к каменному забору, вымочил в канаве щёгольские туфли.
– Стража! – завопил он. – Стража! Я второй помощник командора адмиралтейства!
– Останемся без второго помощника, – не оборачиваясь, бросил я, – и плакать не будем.
Потом я похвалил Луиса за хороший подбор работников. У вельможи хватило ума поинтересоваться – кто я такой. Получив короткий ответ от одного из моих помощников, он не издал больше ни звука. Но не исчез! Когда мы дотопали до таверны, мой шедший последним помощник опустил в общую кучу только половину охапки сверкающего железа. Вторую же половину добавил вельможа, побагровевший, пыхтящий. Да, не символическую пару шпаг, по одной на руку, а полновесные пол-охапки.
– Благодарю за урок, – не смущаясь людей, сказал он мне. – Отныне со всеми всегда буду подчёркнуто вежлив. Вот в какую лужу может завести надменная грубость!
Пожав ему руку, я попросил:
– Дойди, братец, до адмиралтейства сейчас. Скажи Луису, что завтра прибывает «Дукат», пусть он пришлёт в таверну список персон, человек до двенадцати, кроме себя и супруги, на балкон таверны.
Вежливо отсалютовав, грубиян развернулся и зашагал вниз.
Выбежал Томик, радостно улыбаясь, вышла Алис.
– «Дукат» будет завтра! – сообщила ей, одолев верхние ступеньки, раскрасневшаяся Эвелин.
Алис, прижав к груди кулачки, растерянно-радостно смотрела на неё, на меня, на шпаги, на Томика.
– Утром пришлю Дэйла и Готлиба, они снимут щит, закрывающий надпись. Поздравляю, с завтрашнего дня таверна получит имя. Бигли здесь?
– Здесь, они каждый день здесь. А как она называется?
– Так очевидно. «У Бэнсона».
Мы вошли в громадное, гулкое помещение. Поприветствовали Биглей, сели за стол, принялись обсуждать объёмы закупок. Получившие щедрую плату работники гостиного двора терпеливо стояли у дверей, ждали. И вот по одному они стали выходить и отправляться за провиантом. А уже через час возле таверны помощников было до полусотни! Не решаясь войти, матросы и грузчики стояли возле дверей, переговаривались, курили.
– Чем мы можем помочь, мастер? – крикнули мне из толпы, когда я вышел.
– Не ешьте сегодня ничего, – очень серьёзно ответил я им. – Пустые животы завтра очень вам пригодятся!
Мы отсмеялись, и я нашёл-таки им поручение.
– Кажется, народу завтра будет немножко больше, чем ожидалось. Поэтому. Ступайте, братцы, к складам в гавань и тащите сюда весь деревянный мусор с «лесного» мола. Ветки, сучья, палки, разбитые ящики. Только без смолы! Нужен будет уголь для мяса.
И ещё через час почти вся площадка перед таверной была завалена обломками дерева – и сучьями, и ящиками, и обломками вёсел, и лежала даже пузатая, с пробитым дном, шлюпка.
Уже поздно вечером, в темноте, мы вернулись в «Шервуд». Пустынными были ристалище, кузня, каретный цейхгауз. Пустынна была заполненная жёлтыми шарами света масляных фонарей улица капитана Гука. Лишь Тай вышел из конюшни на шум экипажа. Подняв зажжённый фонарь, подошёл к карете, и, когда я открыл дверцу, помог откинуть ступеньку.
– Вас не дождались, – сказал он негромко. – Уже начали. Все в большой башне.
