Палуба погрузилась во мрак, и если что и двигалось на ней, кроме тёмных вод, то это были лишь безликие, потерявшие от отчаянья разум призраки.
– Алёшенька, ты вспомни – озеро наше, бёрёзки вокруг него. Вспомни, как тепло, да спокойно всё вокруг. Вспомни, какая благодать солнечная, и облачка, такие согретые, такие добрые, плывут на нас смотрят, а ветерок то шепчет – помнишь, помнишь, Алёшенька?..
Алёшины руки впились ей в плечи, вот оттолкнули, но в тоже мгновенье ещё крепче сжались; Алёша притянул Олю к себе, хотел обнять, и действительно – руки его вновь стали мягкими, человеческими, но тут же вновь в гранит обледенелый обратились, рот его необычайно широко раскрылся – там клокотала тьма, и вот рванули оттуда беспрерывные, плотные снежные полки.
Но ни на мгновенье не покидала Олю святая вера, что Алёша всё равно жив, что они будут вместе и, желая избавить его от страдания, придвинулась навстречу этим промораживающим снежинкам, зашептала:
– Люблю!.. Сквозь миры, сквозь бесконечность – услышь меня – Люблю.
И тут вое и грохоте услышала Его, Родимый голос:
– Оля, где ж ты?!..
– Я здесь! – прошептала – и тут их уста встретились.
Одновременно на палубу обрушилась волна – Алёша наклонился, заслонил собой Олю, принял удар на себя. Их метнуло в одну сторону, в другую, понесло куда–то, но они всё не размыкали своих объятий.
И Оля почувствовала, как Алёша вновь стал ледяным, вот оттолкнул её, да с такой силой, что, если бы не успела она ухватится за какие–то перекошенные, наполовину изодранные снасти, так непременно была бы выброшена за борт.
На палубу выбрались Дубрав и Жар, все бросились за Алешей и нагнали ег,о когда он уже нависал над победно ревущей бездной. Дубрав с богатырской силой перехватил его, но Алёша проявил силу ещё большую – сумел вырваться, и вот шагнул… полетел вниз:
– Н–е–ет! Милый ты мой! С тобою!..
Дубрав не успел опомниться, как Оля уже бросилась за Алёшей – белым стягом, крылом лебединым промелькнула и растворилась в клубящемся мареве. Старец отдёрнулся:
– Да что ж это?! Да не может же такого быть…
И в это же мгновенье, как бы продолжая чудовищные эти события, промелькнул рядом Вихрь – чёрной глыбой обрушился конь вниз, верно служа своим хозяевам и в смерти…
Дубрав пристально оглядывался, и вот увидел колышущуюся над этой бездной, довольно массивную лодку.
– Ну была, не была! – воскликнул старец, бросился к лодке, и через плечо крикнул. – Жар, за мною!..
Однако же и пёс уже последовал в бездну. вот старец в лодке, вот выхватил заговорённый клинок, и легко, словно косою травы перерезал им те массивные канаты, на которых лодка удерживалась. Падение – удар – к счастью лодка не перевернулась. Рядом промелькнул, сильным ударом задел борт «Чёрного ястреба» – и вот уже исчез этот корабль, старец остался наедине с могучей стихией. Нарастал грохот, надвигался очередной вал, на которой лучше было и не глядеть – такое отчаянье, такую думу о неизбежной гибели он внушал. Дубрав взялся за вёсла, несколько гребков – закричал: " – Э–эй! Где вы?!» – и в ответ – совсем рядом – захлёбывающийся лай Жара. Он перегнулся через борт, и вот приметил огнистую его морду – пёс отчаянно молотил лапами, и помогал удержаться на спине плывущего рядом же Вихря, накрепко обнявшихся, но совершенно недвижимых, смёрзшихся Алёшу и Олю.
– Ну–ка, сейчас я вам подсоблю… – закряхтел Дубрав, и, подхватив одной рукой Алёшу, другой Олю – перетащил их на борт – это оказалось не сложно – они были такими лёгкими, что, казалось, и вовсе у них тел нет.
Зато, когда стал взбираться Вихрь – лодка едва не перевернулась…
И вот все уже в сборе, и грохочет над ними многотонная водная масса – Дубрав поднял ладони, и, могучим голосом прочитал заклятье – вложил в него столько сил, что сразу стал смертно–бледным и медленно осел на дно. Но, послушно его воле, из обрывков тумана собрался парус, тут же наполнился ветром, и лодка, почти под отвесным углом понеслась вверх, по водному скату – всё закружилось, завихрилось, потонуло в грохоте. И последнее, что прошептал Дубрав было:
– Ну, стало быть, с Ярославом, да с Филиппом распрощались…
* * *
Алёша помнил, как в наполненном острыми углами смотровом помещении неведомая сила стала поднимать его непослушное тело куда–то вверх, как он осознавал, что мёртв уже, и что всё, что от него осталось – это безвольная снежинка, с которой как ей угодно может управляться Снежная колдунья… А то, что было потом вспоминалось только обрывочными, бредовыми вспышками – но, кажется, он беспрерывно метался меж двумя мирами, и в том Живом мире, тоже была буря, тоже ревел смертоносный ледяной ветрило, и Снежная Колдунья управляла им – мелькал и разбивался образ Оли; раз он почти прорвался к ней, но в следующее же мгновенье вновь был увлечён в пучину…
Но потом постепенно стало возвращаться сознание, и он понял, что он ещё не снежинка, и что буря прекратилась. Тело было избито, кровоточило, но всё же хоть и с большими усилиями ему удалось подняться – справившись с головокружением огляделся – повсюду валялись отбитые острые углы, многочисленные трещины и проломы покрывали светло–серые, холодом отдающие стены, и за проломами этими виделась ровная поверхность каменного моря. Откуда–то сверху доносился скрежет троса, и видно было, что «корабль» медленно, но всё же продвигается вперёд. Несколько минут прошло; по прежнему – только скрежет троса, и больше никаких звуков – неожиданно очень одиноким почувствовал себя Алёша, окликнул:
– Эй, есть ли кто–нибудь здесь?!..
Никакого ответа – лишь только скрежет троса, медленное движение вперёд, да однообразный, до горизонта простирающийся вид каменного моря.
– Чунг?! Где ж ты?!..
Алёша вскинул голову, и увидел, что над ним парит едва зримое, блеклое, словно бы после дождя выжатое облачко.
– Чунг, что с тобой? Жив ли?.. Почему такой?.. Как мог пострадать?.. Разве ж духам может быть причинён какой–нибудь вред?..
Ответ слабым шелестом увядших листьев прозвучал в этом холодном мёртвым воздухе:
– Мы вместе с Олей боролись со Снежной колдуньей. Колдунья потерпела поражение…
Алёша с некоторым трудом, покачиваясь – так как при каждом движении избитое тело отдавало болью, спотыкаясь о наваленные на полу, завалы раздробленного камня, смог пройти к выходу, шатнулся в коридор, и начал медленный подъём по сильно растрескавшейся лестнице. И тут голос:
– Вы живы?!.. Ах, ну как же я мог усомниться – ведь вы же Бог…
К нему метнулась, пала перед ним на колени, какая–то фигура, но Алёша протестовал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
