без предупреждения. Рик встал, отпер замок и открыл дверь, чтобы посмотреть, кто это, а на крыльце стояли Джонни и Пралликс в готических прикидах с головы до пят.
Рик не был уверен, что давал им свой адрес, но эта деталь тут же забылась, когда он увидел, что у Джонни в руках.
Доска из бальсового дерева.
Картина.
Рик мог захлопнуть перед ними дверь, мог сказать, чтобы они уходили, но не сделал ни того, ни другого: он просто стоял и ждал, когда гости покажут то, что принесли. Его мышцы напряглись, когда Джонни перевернул и поднял доску.
Рик посмотрел на картину.
Это было лицо.
Самое страшное лицо, которое он когда-либо видел.
Содрогнувшись, Рик отвернулся. Такого лица он никогда раньше не видел. Это было не чудовище: там не было искаженных демонических черт или гипертрофированной внешности какого-либо ужасного существа. Там было изображено лицо человека, но то был самый зловещий человек, которого Рик когда-либо видел, и выражение нарисованного лица было настолько реалистичным, что наполнило Рика ужасом.
— Я раскрасил ее на прошлой неделе, — сказал Джонни. Пралликс, стоявшая рядом, кивнула.
— Очень мило, — сказал им Рик.
Это была неправда, и пара это понимала, но все трое делали вид, что это самая красивая картина, которую они когда-либо видели. Рик увидел в глазах Джонни ту же безнадежность, ту же отчаянную потребность отогнать отчаяние, какую испытывал сам. Лицо Пралликс было бесстрастным.
По-прежнему не глядя на картину, Рик снова подумал о матери. Почему после двух картин она остановилась? спрашивал он себя. Если первая ее не разубедила, и она продолжила дальше, то почему не закончила третью?
Наборы «Тайриз» выпускались лишь с 1964 по 1967 год. В 1967 году она познакомилась и вышла замуж за его отца. Она поэтому отказалась от картин? Потому что в ее жизни появилось нечто более важное?
Но тогда зачем мать сохранила набор? Хотела когда-нибудь вернуться к нему и закончить последнюю картину?
Наверное, она была в ужасе от того, что сотворила, но, возможно, в то время ничего другого в ее жизни не было. И может быть, когда появился он, мать наконец-то забыла о картинах, и коробка осталась гнить в гараже.
У Рика не было ни жены, ни ребенка, ничего, что могло бы внести смысл в его жизнь.
Он снова взглянул на картину, желая ее уничтожить, но не сделал этого.
— Входите, — сказал он, открывая дверь пошире. — Рад, что вы пришли.
Джонни и Пралликс ему помогли. Ему помогали все последователи «Тайриз», посылая советы и слова ободрения, послания товарищества и взаимовыручки.
Новую кисть Рик сделал из резной куриной кости и сплетенной крысиной шерсти.
Свой запас красок он пополнил, покупая новые наборы от разных компаний. Чтобы получить всю палитру «Тайриз», от первого номера до шестнадцатого, он смешивал их с зубной пастой, средством от насекомых, грязью, мочой, слюной и собственной кровью.
Рисунок, присланный ему Джонни и Пралликс, Рик распечатал, а затем, следуя их инструкциям, оттиснул на куске бальсы размером 23 х 28.
Разглядывая доску, Рик понятия не имел, что же на ней будет когда он закончит и эта неопределенность ему нравилась, он счастливо улыбался сам себе.
Рик взял кисть.
Он был готов начать.
© Paint by Numbers by Bentley Little, 2015
© Руслан Насрутдинов, перевод, 2022
Новая жизнь старых вещей
«Новая жизнь старых вещей».
Таково название нашей компании, и оно как нельзя лучше отражает то, чем мы занимаемся.
Мы — платные охотники за содержимым мусорных бачков. Выискиваем игрушки чьего-нибудь детства, добываем украшения в старинном стиле, ходим по домам, где распродают утварь, перерываем автомобильные кладбища и магазины подержанных товаров ради брошенной вещи, принадлежавшей когда-то одному человеку, а теперь ставшей недостающим кусочком в головоломке счастья другого. Отличная работа, интересная, захватывающая. Одно удовольствие.
По крайней мере, так все начиналось.
В силу несерьезности нашего дела клиентура у нас всегда была особая: в основном богачи-бездельники с причудами и крупные киностудии. Большинство заказов приходит именно от студий: найти предметы старины для художников-декораторов и реквизиторских цехов, разыскать невообразимые объекты, необходимые режиссерам для воплощения визуальных фантазий. Вот со студии-то все беды и начались.
Мы бегали в поисках напольных ламп пятидесятых годов и обстановки для художественной мастерской, которые понадобились в одной из сцен драматической любовной истории, развивавшейся на протяжении нескольких десятилетий. Картину ставили в декорациях ультрамодного и беспрестанно меняющегося мира нью-йоркской богемы. Сроки поджимали. Тим Хендрикс, художник-постановщик, уже нашел все остальное, но режиссер картины, раздражительный британец с непомерным самолюбием, поклялся, что не допустит подтасовки в отношении даже малейшей детали. Вместо того чтобы разрешить реквизиторам смастерить пару ламп и мольбертов в стиле ретро, он нанял нас.
Режиссер дал неделю сроку, но исполнительный продюсер сообщил, с многозначительными подмигиваниями и похлопываниями по плечу, что студия не собирается нас разорять, даже если эти вещи вообще не найдутся. Похоже, он хотел проучить режиссера, используя нашу компанию, но для нас предоставить все предметы согласно контракту было делом профессиональной чести. Несмотря на то что разумность сроков, мягко говоря, вызывала сомнение, мы собирались успеть.
Состоялось совещание по вопросам стратегии, на котором Тони заявил, что пару месяцев назад видел уйму кичовых вещей в «Стране выгодных покупок», в пустыне за Ланкастером. Так что на следующий день после получения заказа мы с ним выехали в сторону Мохаве, оставив Кэрол и Симза держать оборону и обзванивать злачные места в Лос-Анджелесе.
Мы легко отыскали «Страну выгодных покупок» по указателям на облупившихся рекламных щитах: это был полупустой мебельный магазин в недостроенном загородном районе. Там мы нашли и лампу, и мольберт, но в части оборудования для мастерской выбор, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Владелец, бородатый забулдыга, похожий на Гэбби Хэйеса и ради соответствия образу укладывавший волосы так же на пробор, рассказал нам, что в нескольких милях стоит пустой дом, в котором когда-то жила некая община. «В той халупе было полно художников, — объяснял он, — но когда их главного взяли за травку, остальные разбрелись кто куда. Вещи почти все оставили. В самом доме что можно уже подрастащили, а снаружи в песке еще много валяется, рухлядь всякая, никому не нужная».
Мы разузнали дорогу, сунули хозяину лишнюю пятерку в качестве благодарности и вернулись к фургону.
— Посмотрим? — предложил Тони.
— Похоже, вещи шестидесятых — начала семидесятых, — ответил я.
— Да, но это ж хиппи, беднота. Если у них и были художественные принадлежности, то наверняка подержанные. Спорю, мы найдем там чем поживиться.
