воде, спотыкаясь и падая, поддерживая друг друга за плечи, вышли на берег, белая пена сплошь покрывала их с ног и до головы. Они были похожи на трех пьяных снеговиков, вернувшихся домой после долгого ночного загула.
18
Мохаммед сидел на корточках рядом с кучкой мадафу – блестящих зеленых кокосовых орехов. Ими был усыпан весь берег – штормовой ветер изрядно отряс кокосовые деревья. С лихорадочной скоростью африканец работал охотничьим ножом Себастьяна и бормотал сам с собой, шевеля распухшими, потрескавшимися губами на покрытой инеем морской соли физиономии, он ковырял белый, волокнистый материал скорлупы до тех пор, пока не добирался до полости ореха, наполненной белым кремом и шипучим кокосовым молочком. И тогда мадафу из его рук переходил либо в руки Флинна, либо Себастьяна. С отчаянием он секунду смотрел, как, запрокинув голову и зажмурив глаза от удовольствия, двое белых людей по очереди пьют это молочко, как при каждом глотке ходят на горле их кадыки, а струйки молока сбегают из уголков рта к их подбородкам, потом брал новый кокос и принимался трудиться дальше. Он успел вскрыть уже целую дюжину кокосов, прежде чем эти двое насытились, и только тогда приставил к губам следующий кокос, застонав от наслаждения.
Потом они улеглись спать. С животами, наполненными сладким, густым молоком, они откинулись на песок и проспали остаток дня и всю ночь, а когда проснулись, ветер стих, хотя море еще не успокоилось, продолжая бомбардировать коралловый риф прибойной волной.
– Ну, – сказал Флинн, – кто мне скажет, дьявол меня побери со всеми чертями, куда это мы с вами попали?
Ответить на этот вопрос ни Себастьян, ни даже Мохаммед не смогли.
– На плоту мы пробыли шесть дней, – продолжал Флинн. – И могли продвинуться на сотню миль к югу, пока нас не прибило штормом к берегу. – Он нахмурился, пытаясь разрешить беспокоящую его проблему. – Мы даже могли добраться до Португальского Мозамбика. Где-то в районе реки Замбези. – Флинн сфокусировал свое внимание на Мохаммеде. – Иди! Ищи реку или гору, которая тебе будет знакома. А еще лучше, найди какую-нибудь деревеньку, где мы могли бы подкрепиться и достать припасов… а также носильщиков.
– Я тоже пойду, – вызвался Себастьян.
– Да ты же не отличишь Замбези от Миссисипи, – раздраженно проворчал Флинн. – А то и того хуже, пройдешь сотню ярдов и тут же заблудишься.
Мохаммед не возвращался два с половиной дня, но в его отсутствие Себастьян с Флинном питались довольно неплохо.
Сидя в тени пальмовой кроны, три раза в день они лакомились крабами, моллюсками и большими зелеными лангустами, которых Себастьян ловил в лагуне и запекал в собственном панцире на огне, разведенном Флинном с помощью двух сухих палочек.
В первую ночь Флинн устроил целое представление. Вот уже несколько лет потребление им джина достигало в среднем двух бутылок в день. Внезапный перерыв, связанный с полным отсутствием любимого напитка, привел к отсроченному, но классически обязательному визиту так называемой delirium tremens, а в просторечии – белой горячки. Полночи он ковылял по берегу туда и обратно, размахивая выброшенной прибоем веткой и выкрикивая непристойные ругательства в адрес изрядно докучающих ему фантомных видений. Среди них, в частности, была пурпурная кобра, которая упрямо таскалась за ним до тех пор, пока Флинн с шумом и криками не забил ее до смерти под какой-то пальмой и только потом позволил Себастьяну отвести его обратно к месту стоянки и усадить у костра. Потом на него напала трясучка. Его колотило так, будто он держал в руках включенный отбойный молоток. Зубы тоже стучали друг о друга с такой силой, что Себастьяну казалось – они вот-вот раздробятся на мелкие кусочки. Но постепенно и лихорадка утихла, и уже к следующему полудню Флинн смог съесть трех крупных лангустов, а потом повалился на песок и уснул как мертвый.
Проснулся Флинн поздно вечером и выглядел уже совсем молодцом, таким даже Себастьян его никогда не видел, а тут как раз и Мохаммед вернулся, а с ним целая дюжина высоких парней из племени ангони. Флинн тепло поприветствовал их, и они с глубоким почтением ответили ему тем же. От Бейры до Дар-эс-Салама имя Фини у коренных жителей неизменно вызывало всеобщее восхищение. В связанных с ним легендах он был наделен поистине сверхъестественными способностями и могуществом, намного превосходящим обычный порядок вещей. Его подвиги, его умение обращаться с винтовкой, его темперамент, готовый в любую минуту взорваться вулканом, а также очевидная неуязвимость, невосприимчивость к смерти и карам Божьим сформировали прочный фундамент веры в то, что Флинн находится под надежной защитой потусторонних сил. Сидя вокруг ночных костров, когда женщины и дети уже отправились спать, люди шепотом передавали друг другу слухи о том, что на самом деле Фини есть земное воплощение духа самого мономотапы[29]. И еще говаривали, что в промежуточный период между смертью мономотапы в качестве великого царя и последующим рождением под именем Фини он жил на земле сначала в облике чудовищного крокодила, а потом в облике Мованы Лизы, самого грозного льва-людоеда в истории Восточной Африки, безжалостного хищника, на совести которого было убийство не менее трех сотен человек. Как раз в тот день, двадцать пять лет назад, когда Флинн ступил на землю Африки в Порту-Амелия, Мована Лиза был застрелен самим главой португальской резиденции в Софале. Всем мужчинам это было известно – только глупец мог отважиться попытать счастья выйти против Фини, – вот откуда взялось то суеверное преклонение, с которым эти люди теперь приветствовали его.
Одного из прибывших людей Флинн даже узнал.
– Лути! – радостно взревел он. – Неужели это ты, негодяй, парша ты этакая на спине у гиены!
Лути широко улыбнулся и тоже радостно закивал головой, польщенный тем, что его среди остальных выделил сам Фини.
– Мохаммед, – повернулся Флинн к своему человеку. – Где ты его отыскал? Мы тут что, недалеко от его деревни?
– До нее день пути.
– И в каком направлении?
– На север.
– Ну тогда мы находимся на португальской территории! – пришел в восторг Флинн. – Наверняка нас пронесло мимо реки Рувума.
Река Рувума считалась границей между Португальским Мозамбиком и Германской Восточной Африкой. Оказавшись на португальской территории, для немцев Флинн был теперь неуязвим. Все их прежние попытки добиться от португальцев выдачи его оказались тщетными, поскольку у Флинна было соглашение о сотрудничестве с самим главой португальской резиденции в Мозамбике, а через него и с губернатором Лоренсу Маркишем. Если можно так выразиться, эти два чиновника были тайными партнерами Флинна в его бизнесе, обладали полномочиями просматривать ежеквартальный «финансовый отчет», а
