памяти венгров. В сердцах многих поколений находили горячий отклик слова, начертанные на куруцских знаменах мятежного князя Ракоци: «С Богом за Родину и Свободу». В этом мощном движении, объединившем разные слои и сословия венгерского общества — от крестьян и солдат до дворян и духовенства, — соединились мечты о национальной государственности, недовольство феодальным гнетом, иноземным господством, нарушением сословных прав и привилегий и гонениями на некатолические конфессии. Поначалу успехам повстанцев способствовала международная обстановка. Дипломатическую поддержку и финансовую помощь обещали французский, шведский, саксонский дворы. Пока Габсбурги терпели поражения в Войне за испанское наследство (1701—1714), повстанцы изгнали австрийцев из Трансильвании, где в 1704 г. Ракоци был избран князем. Год спустя уже все Задунавье находилось под его контролем. Однако фортуна на европейском театре военных действий вскоре переменилась, и Вена смогла задействовать против куруцев регулярные части с франко-баварского фронта.
Страна разделилась на два противоборствующих лагеря: венгры сражались с венграми, отчего освободительная война приобрела характер гражданской. На первом этапе к восстанию примкнул и новоиспеченный граф Михай Микеш, позднее перешедший на сторону императора и в конце жизни принявший католицизм. Крупная земельная аристократия осталась, в большинстве своем, верна Габсбургам. Дворянство, ожидая от «национального» государя восстановления во всей полноте суверенитета сословий, все больше разочаровывалось: на подконтрольных территориях Ференц II выстраивал вертикаль абсолютной власти, не менее прочную, чем в Вене: центральное правительство, регулярная армия, в перспективе — полновесная монета. На Государственном собрании в 1707 г. в Оноде было принято непопулярное решение о приостановлении дворянского налогового иммунитета на время боевых действий. Население устало от поборов, грабежей, насилия. Иностранные союзники Ракоци не спешили с действенной помощью. Союз с русским царем Петром I так и остался на бумаге. Оттоманская Порта готовилась к войне с Россией и отказалась поддержать венгров в обмен на невмешательство Вены. После 1708 г. Ракоци терпел одно поражение за другим.
30 апреля 1711 г., в отсутствие князя, генерал куруцского войска Шандор Каройи (1669—1743) и главнокомандующий императорской армией Янош Палфи (1664—1651) подписали близ Сатмара (совр. Сату-Маре в Румынии) соглашение о капитуляции в обмен на амнистию, которой не преминули воспользоваться 120 тыс. повстанцев. Ференц II Ракоци и все, кто не принял этого, в их понимании, предательского шага, выбрали изгнание. Князь сначала жил во Франции, потом переселился в Османскую империю. Еще в 1716 г. он начал работу над автобиографической «Исповедью», а год спустя приступил к описанию в «Мемуарах» событий Освободительной войны. Ракоци умер вдали от родины. Рядом с ним находился верный Келемен Микеш, разделивший с патроном горечь изгнания. После смерти князя он неоднократно пытался испросить разрешения вернуться на родину, но австрийский посланник в Константинополе Антон Ульфельд (1699—1769) оставался глух к просьбам изгнанника и мольбам его престарелой матери. В 1906 г. останки Ракоци, но не Микеша, были торжественно перевезены из малоазиатского Родошто в Венгрию, где с почестями преданы земле в кафедральном соборе города Кашша (совр. Кошице в Словакии). Так история, навсегда связав имена Микеша и Ракоци, разлучила их бренные останки.
ПРИМЕЧАНИЯ
«Турецкие письма» — так назвал коллекцию писем Келемена Микеша их первый издатель, деятель венгерской культуры эпохи Просвещения Иштван Кульчар (1760—1828), когда рукопись после долгих скитаний попала к нему в руки. Кульчар был тогда преподавателем гимназии в г. Сомбатхей; там он и осуществил издание писем в виде книги, дав ей нынешнее название и пронумеровав письма.
Та строчка, которая сейчас выглядит как подзаголовок книги, и есть авторский, написанный самим Микешем на первом листе рукописи, заголовок.
Инициалами Э. П. автор обозначил родственницу (воображаемую), которой он адресовал свои письма.
Венгерские исследователи долго пытались найти реальную обладательницу этих инициалов; иногда даже появлялся какой-то более или менее правдоподобный вариант. Но к настоящему времени сложился довольно твердый консенсус, суть которого в том, что адресат писем — лицо несуществующее. «Кузина», «кузиночка», как обращается к своему адресату Микеш, — придуманный им образ, который, скорее всего, хранит черты кого-то из близких или дальних родственниц, запомнившихся ему со времен детства и отрочества, проведенных на родине, в Трансильвании. Если быть точным, то обращение «кузина» представилось наиболее подходящим в настоящем переводе прежде всего по той причине, что оно отсылает читателя к произведению, которое стало для Микеша одним из самых очевидных литературных образцов, повлиявших на выбор жанра, стиля, общей тональности его «Писем»: имеется в виду «Correspondance» (1693) Бюсси-Рабютена (граф Роже де Рабютен, 1618—1693) — эпистолярный роман, включающий в себя переписку этого аристократа, воина и писателя с его кузиной (и тоже писательницей), маркизой де Севинье; переписка эта выходит далеко за пределы эпистолярного общения двух родственников, ее скорее можно назвать любовной перепиской. Книга многократно переиздавалась во Франции; пик ее популярности пришелся как раз на те годы, когда Микеш, в составе свиты Ференца II Ракоци, находился во Франции. Обращение «ma chère cousine» — самое распространенное в текстах Бюсси-Рабютена.
Строго говоря, «cousine» не совсем соответствует венгерскому слову «néne, néném», которым пользуется Микеш: в венгерском это слово обозначает чаще всего родственницу более старшую (хотя бы немного более старшую), чем субъект обращения. Это — старшая сестра, тетушка, свояченица и т.п. Тем не менее обращение «кузина», по нашим, не очень поддающимся формулированию, ощущениям, подходит здесь более других потому, что (как и «néne») не исключает заведомо возможность легкого, игривого тона, даже, скажем так, флирта. Такого тона и стиля общения, какие в условиях, в которых долгие десятилетия вынужден был жить Келемен Микеш, могли служить сублимацией душевных потребностей, в той или иной мере компенсируя нехватку эмоциональной жизни.
И еще одна деталь. Поскольку Микешу, как и его товарищам по изгнанию, запрещено было переписываться с кем-либо на родине, будь то даже родители и самые близкие родственники, то его «адресат» мог находиться также лишь вне границ Венгрии и Трансильвании; потому Микеш и помещает его (ее) в Константинополе (т.е. Стамбуле, тогдашней столице Османской империи): «кузина» — как бы некто из сообщества венгров-эмигрантов. Правда, о том, чтобы придать этой фикции некоторую достоверность, Микеш не особенно заботится, а со временем и вообще забывает, ограничиваясь лишь ссылками на отправку писем и получение «ответов».
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Лубочный портрет Келемена Микеша. Таким его представляли в народе
Маньоки Адам. Князь Ференц II Ракоци. Будапешт, Венгерская национальная галерея
Зал приемов во дворце султана
Султан Ахмед
