на моем лице ясно, что она важна для меня. Прошлой ночью рядом с нашей фотографией довольно быстро появилось слово «подружка».
Я почти не спал.
Рич еще не вышел на связь. Он и моя пиар-команда сделала все, чтобы помочь мне, когда я больше всего в них нуждался.
Но хуже всего не то, что это может повлиять на продление моего контракта или работу Стиви. Самое страшное — это интернет тролли, прячущиеся за своими клавиатурами и наполняющие темы сообщений ненавистными словами о моей девушке.
Сейчас я больше всего беспокоюсь не о своем будущем в хоккейном клубе «Чикаго». И не о потере имиджа. Все мои мысли поглощены тем, что я позволяю своему любимому человеку быть в центре внимания, потому что людям нравится говорить обо мне.
Я стал чрезмерно опекать Стиви, особенно в том, что она думает о себе и своем теле. Теперь, из-за меня и моего гребанного имиджа, бесконечные комментарии заполняют интернет, унижая ее и подтверждая внутренний диалог, с которым она и так борется.
Одно дело, когда жестокие слова были ее собственными и нескольких дерьмовых людей из ее окружения, говорящих ей, что она недостаточно хороша, но когда весь интернет решает сделать это? Боюсь, что мой голос недостаточно громкий, чтобы заглушить шумиху.
И конечно, поскольку люди используют интернет для распространения ненависти, то они не радуются за меня и не счастливы от того, что я с кем-то встречаюсь. Нет. Комментарии отвратительны и жестоки, нанося удары ниже пояса, и я беспокоюсь, что они возымеют действие.
После срыва Стиви в ванной на прошлой неделе, это последнее, что ей нужно.
Я должен был знать лучше. Я действительно знал. Мы всегда были очень осторожны и осмотрительны, а тут, не подумав, я сказал ей войти в мое здание вместе со мной, рука об руку, и теперь мы вляпались в эту историю из-за меня.
Я был на вершине мира после нашей победы, но все рухнуло всего несколько часов спустя.
В моем пентхаусе мертвая тишина. Ни телевизора на заднем плане, ни музыки. Только тишина. Эта тишина жуткая, как будто мы оба знаем, что как только заговорим об этом, начнется буря дерьма.
Я пью уже третий кофе за утро, и приношу еще одну чашку в спальню для Стиви. Большую часть ночи я не спал, бродил по гостиной и рылся в интернете, но когда в последний раз оставлял ее здесь, девушка наконец-то заснула.
Однако на этот раз, когда вхожу в свою комнату, обнаруживаю, что Стиви проснулась и лежит в кровати спиной ко мне. Она гладит Рози одной рукой, а другой листает свой телефон, и даже с другого конца комнаты я узнаю изображения на экране. Они укоренились в моем сознании от того, что смотрел на них всю ночь.
И подтверждением того, что Стиви тоже читала ненавистные комментарии, является то, что она пытается незаметно вытереть слезу.
— Ви, пожалуйста, не надо, — умоляю я, присаживаясь рядом с ней на кровать. Поставив ее кофе на тумбочку, я осторожно забираю телефон из ее рук. — Тебе не нужно это читать.
— Почему люди такие злые? — Ее голос слабый, еле слышный.
— Не знаю, детка, но не хочу, чтобы ты это читала.
— Твой агент звонил?
Надежда. Столько надежды светится в ее покрасневших глазах.
— Нет, еще нет, — выдыхая длинный глубокий вдох, я чувствую разочарование.
Рич все время висел у меня на заднице, а теперь решил помолчать? И именно в тот момент, когда мне нужна его гребаная помощь?
— Есть что-нибудь от твоих коллег? — я успокаивающе провожу рукой по ее ноге.
— Инди написала сообщение, чтобы проверить как у меня дела, но от Тары ничего, — она кивает головой, напоминая себе, что это хорошо. — Пока.
Изучая ее, я, кажется, не могу найти в ней того огня, который обычно излучает моя девушка.
— Ви, ты в порядке?
Она пожимает плечами, грустная полуулыбка появляется на ее губах.
Между нами повисает молчание, мы оба не знаем, что сказать.
— Могу ли я вообще выйти из здания? — наконец спрашивает Стиви.
— Да. Охрана очистила территорию, но я попрошу кого-нибудь проводить тебя, когда решишь уйти.
— Думаю, я готова уйти.
Мое сердце падает.
— Хочешь уйти сейчас?
Она кивает, отводя взгляд от меня, но я все еще вижу грусть, плавающую в этих сине-зеленых глазах.
— Я хочу поговорить с братом.
Конечно, хочет, но я бы хотел, чтобы она этого не делала. Я хочу, чтобы Стиви осталась здесь и поговорила со мной. Поделилась со мной своими чувствами. Сказала мне, готова ли раскрыть наши отношения. Хотя ей не нужно говорить мне, потому что это видно по ее лицу.
Не готова. Она не может справиться с негативным вниманием, связанным со мной, и я ее не виню.
— Хорошо, — смиряюсь я. — Тогда я дам тебе собраться.
Девушка встречается со мной у входной двери после того, как приняла душ и оделась. От меня не ускользнуло, что ее фирменные локоны зачесаны назад в пучок, а на толстовке есть капюшон, чтобы она могла спрятаться по дороге в свою квартиру.
Изнеможение написано на ее красивом лице из-за жестоких слов, обрушившихся на нее, и я не могу чувствовать себя более виноватым, чем сейчас.
Ей не должно было быть так больно. Ее глубочайшая неуверенность не укрепилась бы, если бы не я.
Стиви закрылась из-за меня.
— Все будет хорошо, — заключаю ее в крепкие объятия, удерживая чуть дольше, чем обычно. Потому что правда в том, что все будет хорошо. Так или иначе, я собираюсь сделать так, чтобы ей было лучше.
Девушка рукой скользит к моей шее, притягивая меня к себе. Ее губы мягкие, но в ее поцелуе есть нотка отчаяния, и я не уверен, почему. Я не знаю, почему этот поцелуй кажется мне другим.
— Позвоню тебе позже, — всматриваюсь в ее лицо, когда слова покидают мой рот, в поисках хоть какого-то облегчения боли в моем животе, но
