больно хватал за руку и куда-то тащил. Проявлял все свои темные стороны. Видимо, так подсознание пыталось напомнить мне о том, кто он. Или просто такие моменты сильнее отложились в памяти потому, что были яркими и неприятными.
Вспоминая их, я любуюсь снегом. Из комнаты выходить не хочется: меня одолевает чувство вины. Что вообще произошло вчера между нами с Каем? Что это значило? Как теперь смотреть ему в глаза?
Я выпускаю из спальни кота и оглядываю коридор. Только убедившись в том, что снаружи никого нет, направляюсь в ванную. Убираю футболку Кая с порванным воротом в корзину с грязным бельем, жалея, что пришлось расстаться с вещью, которая хранила его запах. И с ощущением стыда, за то, что я такая больная на голову, встаю под душ и намыливаюсь его гелем для душа – пусть на мне будет больше его запаха, пусть мне будет еще больнее.
Накручивая локоны перед зеркалом в своей комнате, я листаю соцсети. Умная лента предлагает мне посмотреть на кучу фотографий незнакомых ребят со вчерашней вечеринки за городом. Судя по снимкам, тусовка затянулась чуть ли не до рассвета, поэтому многим сегодня придется пропустить занятия по причине плохого самочувствия: будут отсыпаться дома минимум до обеда.
Закончив с прической, я долго рассматриваю свое отражение в зеркале. Стоит ли вернуться к неприметному образу или все же надеть что-то вызывающее, чтобы никто и не вспомнил про мою вчерашнюю истерику, и даже думать не смел о том, что страдаю? И так как яркого в гардеробе у меня по-прежнему немного, я выбираю черную юбку, которую загибаю на поясе, чтобы была покороче, а сверху надеваю тонкий кардиган, который застегиваю всего на пару пуговиц. Образ завершают гольфы – скромный атрибут примерной школьницы, но выглядит на удивление настолько развратно, что я немного колеблюсь, но все-таки решаю его оставить.
– Монашка-потаскушка. – Говорю с усмешкой зеркалу.
Весь универ опять будет судачить. Но мне плевать, я, кажется, в нее и превратилась. Совершенно перестала себя понимать и узнавать. Что-то перепуталось в голове, смешалось. Карнавальная маска заместила настоящее лицо, стала его хозяином. «Хорошая девочка стала плохой» – звучат в голове слова популярной песни.
Я сбегаю по ступеням, придерживая сумочку на плече. И останавливаюсь, с удивлением обнаружив изменения в гостиной: диван сдвинут, кресло повернуто в другую сторону, столик теперь у окна, на нем вместо вазы композиция из сухоцветов и свечей, а на полке возле телевизора вместо книг и статуэток теперь лежат разноцветные баночки и искусственные фрукты. А еще в углу стоит уродливый торшер – его тут точно раньше не было.
Оборачиваюсь на звук шагов и вижу Эмилию, появившуюся в дверях столовой в кружевном пеньюаре.
– Твой кот разнес всю кухню. – Сообщает она с недовольным лицом.
– Что? – Хмурюсь я.
– Уронил коробки, стоявшие у плиты, и все хлопья рассыпались. Не хочешь убрать за ним?
Жар ударяет мне в лицо.
– Хорошо. – Говорю я, направляясь на кухню.
– Я уже убрала. – Вдруг сообщает Эмилия, складывая руки на груди и обводя меня долгим оценивающим взглядом.
– Ладно. – Я останавливаюсь. Мне неуютно, но от ее глаз не скрыться, поэтому я иду проверить, есть ли в миске у Хвостика чистая вода, и остался ли корм. – Вижу, ты сделала перестановку.
– Да. – Эмилия следует за мной. – Так мне больше нравится.
Я захожу на кухню. С едой и водой для кота все в порядке, но по моей коже бегут мурашки от воспоминаний о вчерашней ночи – тут каждая деталь напоминает о моих тихих стонах и попытках сдержать крики от невероятного оргазма, который Кай заставил меня испытать.
Я сглатываю, оглядывая столешницу, на которой Эмилия уже успела прибраться с утра.
– Уже чувствуешь себя хозяйкой в моем доме? – Спрашиваю я у нее в лоб, развернувшись.
– Я знаю, что ты сделала. – Ухмыляется она.
И моя решительность пропадает. Чувство стыда пробирается жаром к щекам.
– Да?
– Ты помогла Каю выбраться из-за решетки, дала взятку, чтобы его отпустили.
У меня кружится голова, но напряжение немного спадает.
– Это так. – Подтверждаю я.
– Хороший ход, – прищуривается она. – Думаешь, привязать его таким способом?
– Чего? – Не удерживаюсь от усмешки.
– Не строй из себя простушку. – С улыбкой говорит Эмилия и подходит ближе. – И перестань цепляться за него, Кай – мой, и всегда будет только моим.
– Ты повторяешься. – Напоминаю я. – Поверь, Кай для меня – пройденный этап, я на него не претендую.
– Сейчас вас связывает только наследство. – Откинув назад гладкие темные пряди, она поводит плечами. – Но как только вы его разделите, я сделаю все, чтобы тебя в нашей жизни больше не было.
– Удачи во всех начинаниях! – С улыбкой говорю я после паузы, обхожу ее и почти бегу к двери.
– И я тебе не служанка, поняла? – Бросает она мне в спину. – Убирай за своим котом сама, не то вышвырну его на улицу!
Я замираю. Мне хочется наорать на нее, вцепиться ей в волосы, выбить из нее всю дурь – в общем, сделать все, что сделал бы Кай на моем месте. Но вместо этого я медленно оборачиваюсь и, с трудом сдерживая гнев, четко произношу:
– Тронешь его пальцем, и сама вылетишь на улицу следом. Я вырву твои руки и вставлю тебе в задницу, и даже не посмотрю, что ты беременна. А если скажешь еще хоть слово про моего кота, твой язык мигом отправится туда же. – И добавляю уже громче. – Ты поняла?!
Эмилия выглядит ошарашенной.
– Ах, ты… – Выдыхает она. Но, напоровшись на мой решительный ледяной взгляд, вдруг теряется, делает вдох и, мешкая, сжимает пальцы в кулаки, а затем как заорет. – Ка-а-ай!
И бросается к лестнице в поисках защиты.
– Правильно. Беги, жалуйся. – Бросаю ей в спину. – Посмотрим, кто первым вылетит из этого дома.
Иду в прихожую, надеваю пальто, ботинки и выхожу.
– Ка-а-ай! – Визжит она, судя по звукам, взбегая вверх по лестнице. – Эта тварь угрожает мне! Сделай что-нибудь, не то я…
Я закрываю дверь и снова обвожу взглядом снежную гладь, распростершуюся под ногами. Вдыхаю прохладный воздух, откидываю волосы назад, расправляю плечи и иду к воротам. Выхожу за них, но не успеваю закрыть калитку, как к дому подъезжает машина.
Серебров.
Машет мне рукой, выходит, чтобы поприветствовать.
– Мариана… – Он замирает напротив меня.
– Доброе утро, – говорю я.
Мы пристально смотрим друг на друга и молчим до тех пор, пока молчание не становится просто невыносимым.
– Зачем ты приехал? – Наконец, спрашиваю я у него.
Кай
– Ты можешь перестать орать и объяснить мне спокойно, какого черта происходит? –
