может добиться какого-либо прогресса в улучшении экономической ситуации, — риторически спросил Одиянков, — не имея контроля над собственным бюджетом?»
Одиянков также обсудил ухудшающееся состояние отношений между американскими инспекторами и Советами в Воткинске. Он сказал им, что официально обратился в Удмуртское управление КГБ по поводу того, почему отношения были такими плохими. КГБ ответил, что они не виноваты, добавив, что за каждый аспект американо-советских отношений в Воткинске отвечает Министерство оборонной промышленности. (Действительно, 13 июля американские инспекторы провели встречу с местным отделением КГБ в Воткинске, где присутствующие сотрудники КГБ рассказали инспекторам то же самое — они не контролировали отношения между инспекторами и Воткинским заводом. Это было исключительной компетенцией Министерства оборонной промышленности.)
Беспокойство Одиянкова по поводу экономики последовало за выступлением председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова на Съезде народных депутатов СССР 25 мая 1990 года. Предложенная Рыжковым «шоковая терапия» в первую очередь повлияла бы на российскую экономику, и все же этот план не был рассмотрен представителями российского народа.
Что касается русского народа, то, если судить по реакции граждан Удмуртской Республики, доклад Рыжкова не произвел впечатления. «Концепция перехода к регулируемому рынку, — отметил репортер «Удмуртской правды», — заставила меня и моих товарищей по работе почувствовать себя так, словно нас окатили ледяной водой». Всего пять лет назад советское руководство заявило, что экономика переживает период ускорения, сообщение о том, что «впервые за многие десятилетия абсолютный размер общественного производства и его эффективность падают», сильно поразило многих читателей.
Одна из проблем, с которой пришлось столкнуться читателям плана Рыжкова, заключалась в том, что доклад Рыжкова не дал им повода для размышлений при рассмотрении его достоинств.
«Текущие цены, — писал Рыжков, — не отражают фактических расходов и не соответствуют спросу и предложению. Эти цены невозможно использовать даже для проведения серьезного анализа состояния экономики».
Предложение Рыжкова значительно снизило бы уровень жизни среднестатистического советского рабочего. Замечание Одиянкова о нехватке денег было не просто проблемой для правительства, но реальностью для советского гражданина. Например, в то время как зарплата токаря могла увеличиться на 30–40 рублей в месяц, относительная стоимость жизни увеличилась примерно на 70–80 рублей в месяц. Короче говоря, советскому заводскому рабочему для выживания требовалось 500 рублей в месяц, но он получал всего 350–370. И это было до того, как предложения Рыжкова по затягиванию поясов вступили в силу.
Коллективная неуверенность, охватившая Советский Союз, и граждан Удмуртской Республики в частности, была отражена в письме в редакцию, написанном Виктором Чирковым, инженером механического завода имени Чепецкого в Ижевске, который был членом Коммунистической партии с 1982 года. Сравнивая письмо Чиркова с письмом, написанным Ниной Андреевной еще в 1988 году, во время 19-й Всесоюзной конференции и первоначального стремления Горбачева к структурным изменениям в управлении Советским Союзом, редакция «Удмуртской правды» отметила, что его послание было «неприятным», и, хотя редакционная коллегия может быть несогласна с его содержанием: «каждый должен иметь право выражать свое мнение».
В письме Чиркова были заданы вопросы, о которых думали многие советские люди: «Можем ли мы быть удовлетворены направлением и результатами перестройки, экономических и политических реформ? Движемся ли мы назад? Кто несет ответственность за растущий кризис? И, наконец, что такое [Коммунистическая] партия сегодня — дискуссионный клуб или реальная политическая сила? Способна ли она предотвратить сползание общества в пропасть хаоса?»
«Мы нуждались в перестройке, — заявил Чирков, — так же сильно, как нам нужен воздух, чтобы дышать, потому что продолжать жить так, как мы жили в годы застоя, было невозможно». Однако, сточки зрения Чиркова, благородные цели перестройки были не более чем предлогом для масштабных усилий, направленных на «дискредитацию Советского государства». Чирков процитировал самого Горбачева, в речи которого от 25 сентября 1988 года советский лидер заявил, что «многое еще предстоит сделать, чтобы вырвать старое дерево с корнем, выкорчевать его, а затем вырастить новый лес и собрать плоды». Почти два года спустя Чирков отметил: «Мы видим, к чему это привело». Любой, кто осмеливался выступать против реформ Горбачева, был заклеймен как «враг перестройки», а конечным результатом стало «идеологическое заточение» советского народа.
Представляя перестройку не более чем политическим прикрытием для Горбачева и его политических союзников с целью уничтожения «достижений Великой Октябрьской революции», Чирков заявил, что «перед нами лозунг «Социалистическое отцовство в опасности». «Этот лозунг, — заключил Чирков, — должен звучать как тревожный звоночек, призывающий каждого человека быть бдительным и бескомпромиссным в борьбе с контрреволюцией».
Когда Борис Ельцин возглавил движение в Верховном Совете России за провозглашение Российской Федерации суверенной, тем самым подорвав централизованную власть Советского государства и его лидера Михаила Горбачева, наблюдатели начали интерпретировать его действия как акт политической мести за плохое обращение с Ельциным в прошлом со стороны Горбачева и его союзников. Когда Ельцин предпринял аналогичный шаг, чтобы сформировать Российскую коммунистическую партию, которая была бы отделена от Советской коммунистической партии, те же самые наблюдатели начали верить, что целью Ельцина было уничтожение Коммунистической партии как института, и это ослабление авторитета Горбачева, учитывая, что его руководящая позиция была обусловлена исключительно его статусом генерального секретаря Коммунистической партии всего Советского Союза. Эти опасения стали реальностью, когда в июне 1990 года, накануне заседания Центрального комитета КПСС, была организована Российская коммунистическая партия. В то время Джек Мэтлок, посол США в Советском Союзе, спросил Ельцина, беспокоят ли его антиреформаторские тенденции Российской коммунистической партии. Ельцин ответил на этот вопрос, когда в июле 1990 года он в ярости покинул съезд Российской коммунистической партии. Российская коммунистическая партия больше не была центром политической власти, как и КПСС. Опасения
Чиркова по поводу того, кто будет защищать достижения Великой Октябрьской революции, были вполне обоснованными. Ответом, казалось, был никто.
После обычных проверок
Поскольку последствия потери опытного персонала стали негативно влиять на контроль ракет Воткинского завода, прибытие капитана Робин Кантуэлла в качестве заместителя командира объекта помогло смягчить удар. Робин был офицером разведки ВВС, который в то время, когда был подписан и введен в действие Договор о РСМД, работал в Пентагоне в качестве аналитика стратегических сил, предоставляя индивидуальный анализ разведданных для высокопоставленных военных и гражданских лиц, принимающих решения. Робин была специалистом по стратегическим вооружениям СССР. Набор навыков, который она заработала нелегким путем, будучи одной из первых женщин Военно-воздушных сил, позволил ей быть назначенной на корабль ВМФ «Генерал Хэп X. Арнольд», дальнобойный приборный корабль, который был модифицирован для сбора разведывательных данных.
Робин периодически служила в течение пятилетнего срока работы на Пентагон в Агентстве национальной безопасности в качестве члена экипажа корабля, неоднократно отправляясь на службу в
