Этих трёх капелланов звали Аполлониос, Темискон и Асияр. Аполлониос дослужился до звания штурмового капитана, после чего в поисках большего смысла, чем тот, что содержался в потрошении врагов Императора цепным клинком, перешёл на службу в реклюзиам. Поговаривали, что он был самым сильным и умелым бойцом ордена за последнюю сотню лет, и всё это общественное признание было принесено капитаном в жертву при вступлении в ряды капелланов.
Темискон был настоящим талисманом неудачи. Будучи послушником, он пережил трёх наставников, к которым последовательно был приписан. Чтобы доказать, что суеверие не может довлеть над Астартес, Темискона произвели в боевые братья вопреки сопровождавшим его несчастьям. Оказавшись во второй раз единственным выжившим из всего отделения, он испросил позволения понести епитимью за обрушившиеся на его боевых братьев катаклизмы, источником которых, как считал Темискон, был он сам. Реклюзиам принял его, Дениятос лично перевоплотил Темискона из предвестника бедствий в икону искупления, доказав, что даже самая тяжёлая судьба не может освободить Астартес от исполнения долга. Темискон отправлялся в бой, пронзив кожу раскалёнными шипами, боль напоминала ему о былых грехах и уготованных врагам ордена мучениях, которые падут на них в бесконечной войне отмщения против всей вселенной.
Асияр сопровождал Дениятоса некоторое время и оказался редкой находкой среди Астартес — учёным, искателем знаний. Он служил технодесантником и прошёл паломничество на Марс, но тайны технологий, доступных ордену, не удовлетворили его стремления к пониманию. Дениятос доверил ему архивы реклюзиама и сопоставление многочисленных комментариев к «Боевому катехизису», оставленных Испивающими Души за минувшие с момента написания книги десятилетия. Как и любой Астартес, Асияр сражался яростно и умело, но его истинная ценность для ордена заключалась в умении отвечать на духовные вопросы братства и проявляемой им заботе о разумах братьев, похожей на ту, с которой апотекарии присматривали за телами космодесантников. Асияру была оказана честь вести записывать свершения самого Дениятоса, которые, несомненно, служили бы примером для каждого, пришедшего служить в реклюзиам.
Темискон возглавлял отряд Испивающих Души, проникнувший в недра «Когтя Марса» в поисках Дениятоса. Реклюзиарх пропал во время первой атаки на космический скиталец и считался пленённым или временно выбывшим из строя. Никто не хотел верить в то, что Дениятос погиб в многочисленных трусливых ловушках Асцениана. И правда, Темискон отыскал живого Дениятоса рядом с телом еретика Кройваса Асцениана.
Но Дениятос был изуродован столь сильно, что не было никакой надежды на восстановление легендарного воина. Конечности висели безвольными плетьми, органы изъяты, у него не было надежды на выздоровление. Не оставалось сомнений в том, что реклюзиарх должен был погибнуть от нанесённых Асценианом ран, как и в том, что сам Кройвас был абсолютно точно мёртв. С великой печалью Темискон перенёс тело Дениятоса на корабль Испивающих Души и поместил в апотекарион.
Коленопреклонённый Аполлониос нёс бессменное бдение рядом с телом Дениятоса. Апотекарии сражались за жизнь реклюзиарха. Некоторые предлагали даровать мученику милость Императора, но Аполлониос раздражённо пресекал подобные разговоры и зашёл настолько далеко, что заявил во всеуслышание — любой из Астартес, вознамерившийся прервать страдания Дениятоса, будет сперва иметь дело с самим Аполлониосом. Свирепость Аполлониоса была хорошо известна братьям, поэтому Дениятос был предоставлен собственной судьбе, жизненные показатели реклюзиарха угасали с каждой секундой.
И именно Асияр не дал угаснуть надежде. Едва отправленный к «Когтю Марса» отряд вернулся к основным силам флота, как Асияр исчез в недрах «Сверкающей смерти». Вступая в ряды капелланов, он прошёл испытание на палубах «Сверкающей смерти», но ходили слухи, что он потом ещё не раз наведывался на мрачный корабль, общаясь с разгневанными призраками покойников ордена. Асияр и правда бывал там несколько раз, но по воле Дениятоса, который, договорившись с беспокойными призраками, разместил на борту «Сверкающей смерти» оперативную базу, о чём за пределами реклюзиама никто не догадывался.
Асияр призвал остальных капелланов на «Сверкающую смерть» и велел принести с собой Дениятоса.
На борту «Сверкающей смерти» имелась собственная часовня Дорна. Это был храм войны, монумент, славящий жестокость. Пол был вымощен осколками черепов ксеносов. Из стреляных гильз от артиллерийских снарядов были сварены колонны. Захваченными трофеями — оружием и бронёй на стенах была выложена мозаика смерти. В течение прошедших столетий Испивающие Души приходили сюда, когда чувствовали свою вину в неудачах, постигших орден, чаще всего — боевых неудачах. Под незрячими глазницами окаймлявших потолок тысяч черепов, стоя перед бронзовой статуей Рогала Дорна, запечатлённого в облике палача Императора, они приносили смертную клятву. Они просили примарха ниспослать им сил, чтобы погибнуть в бою, ибо Астартес не может разбрасываться своей жизнью, и должен молить судьбу о встрече с врагом, доблестным настолько, чтобы тот был достоин сразить его. Большинство приносимых в храме Войны клятв были тайными, боевые братья не ведали о желании отдельных Астартес встретить смерть. Однако все эти клятвы исполнялись, некоторые вскоре после принесения, другие — через многие годы, ибо не павший на поле брани космодесантник — явление редкое.
Асияр посмотрел на статую своего примарха. Лицо Рогала Дорна скрывалось под капюшоном, а в руках он держал обсидиановый клинок чемпиона Императора.
— Думаете, Дорн простит нас? — спросил он.
Нет.
— Нас не за что прощать, — возразил Аполлониос. Он не смыл с доспехов кровь после штурма «Когтя Марса» и вонял ружейной смазкой и спёкшейся кровью. — Почему мы должны просить прощение за исполнение своего долга?
— Конечно, — ответил Асияр. Кожа и волосы Асияра были бледны до такой степени, что любой, кто видел капеллана впервые, принимал его за тяжелобольного. Асияр был облачён в церемониальную броню традиционного для капелланов черного цвета. На одной половине его лица были вытатуированы очертания собственного черепа, так что с одной стороны космодесантник выглядел умирающим, а с другой — уже мёртвым. — Но знал ли благословенный Дорн о пришествии Дениятоса? Предвидел ли он это? Наш повелитель — величайший из всех, кто когда-либо облачался в цвета Испивающих Души. Среди тех, в ком течёт кровь Дорна, нет никого, кто смог бы превзойти его. Знал ли Дорн, что всё сложится именно так? Или сами примархи были лишь игрушками во власти судьбы, и мог ли лишь надеяться на то, что однажды воин-философ появится?
— Ты слишком много думаешь, брат, — заключил Темискон. В отличие от Аполлониоса он расстался с бронёй, в которой вёл поиски на борту «Когтя Марса» и одел свою излюбленную простую чёрную броню. Поверх доспеха он накинул тяжёлые коричневые одеяния, запятнанные кровью, которую проливал каждый день, подвергая себя многочисленным истязаниям. — Наша задача не искать ответа у звёзд. Наша — служить.
Темискон покатил хирургическую каталку вниз по коридору к храму Войны. На каталке лежало закреплённое ремнями тело Дениятоса, вокруг которого расположилось множество мониторов, а к внутренним органам были подключены различные приборы из арсенала апотекариона. Грудная клетка Дениятоса была вскрыта, внутренности защищала лишь тонкая марлевая накидка. Реклюзиарху привили донорские органы, но никто не верил, что они долго протянут.
— Ты так и не сказал нам, Асияр, — произнёс Аполлониос — зачем его нужно было сюда доставить.
— Затем, что Дениятос не умрёт, — ответил Асияр.
Он вынул с одного из свисавших с талии подсумников некое устройство. Выглядело оно как небольшой чёрный шестиугольник, буквально усыпанный кнопками. Асияр нажал несколько клавиш.
За статуей Рогала Дорна раздался звук запускающегося двигателя и встающих на место поршней. Палуба задрожала от тяжёлой поступи.
— Когда «Сверкающая смерть» исчезла, — постарался перекричать грохот Асияр, — вместе с ней канули в лету и находившиеся на борту реликвии, многие из которых ныне преданы забвению. В смутных преданиях нашего ордена я отыскал сведения об одной из их числа и вернулся, чтобы отыскать её. И преуспел.
Неясный силуэт громыхал в полумраке часовни. Размером он был с танк, но передвигался на двух коренастых ногах, оставлявших глубокие следы в палубном настиле. Квадратный корпус был украшен изображением золотой чаши Испивающих Души и покрыт печатями чистоты и пергаментами с молитвами. Одно угловатое плечо заканчивалось массивным силовым кулаком — четыре пласталевые пластины образовывали бочкообразный кулак. Вторая была заменена пусковой установкой, снаряжённой дюжинами ракет. Машина подрагивала в такт рыкам силовой установки.
