Самюель стояла в стороне, и я понимала, как все это для нее тяжело. Она жалела не столько об их превращении, а о том, что они еще так молоды. А точнее говоря, Самюель представляла на их месте и месте Евы — меня. К тому же Самюель всегда любила моих друзей, ей нравилась наша компания, а теперь все так усложнилось.
Мама собрала наверх волосы в простой хвост, от чего открылось ее бледное лицо и точеная шея. Как можно глядя на нее не думать о красоте вампира, о том какой я могу стать, и в то же время передо мной предстала страшная картинка первых дней Евы — то, как выглядела она, напоминало страшный сон. С одной стороны красота и вечная молодость, а с другой стороны, изменения которых не избежать. А что если я вдруг забуду Калеба? Нет, такого быть просто не может. Я тайком посмотрела на сосредоточенный профиль Калеба. Он совсем не изменился с прошлого года, а я? Я действительно менялась, как он и предрекал, но в лучшую ли сторону?
Терцо изменил позу на диване и скрип кожи под ним привлек мое внимание. Тут же в комнату зашел Грем, но его будто бы никто и не заметил, зато, кажется, для моего отца это стало каким-то знаком.
— Ваша болезнь называется Териантропия, — отозвался Терцо. Диванчик, старый и затертый, доставшийся еще от профессора Дерека, служил для него будто бы оформлением. Его лицо, привлекательное, которое я когда-то считала идеалом (пока не встретила Калеба), сегодня вдруг перестало быть светлым и добрым — Терцо волновался, и мне было не трудно это определить. Я никогда бы не подумала, что мои родители будут так трепетны к проблемам моих друзей! И все же мне трудно было смотреть на его лицо — лишенное чувств и соболезнования, глухое и закрытое, чтобы не пугать Бет и Теренса своим волнением. Терцо вдруг перестал выглядеть как мой заботливый отец, ползающий за близнецами по полу. Он выглядел как тот, кто действительно мог истреблять Бешеных. Постепенно я осознавала, как и где познакомились Терцо и Грем, просто собирая по крохам детали. И все же я надеялась узнать сегодня об этом подробно, а не выдумывать что-то.
— Что это такое? — Бет поостыла, потому что название даже для меня прозвучало жутковато. Их лица вытянулись, посерели.
Воцарилась тишина. Такая тишина, когда до человека доходит осознание самых страшных слов в его жизни.
— По-другому Лекантропия, — добавила Самюель, разворачиваясь в сторону моих друзей, и я увидела, что ее лицо уже не могло сохранять отстраненности. Ей было очень горько рассказывать им правду.
Теренс, к которому в школе всегда относились снисходительно на самом деле вовсе не был глупым, и много читал и знал, и я поняла, что он был знаком с этим термином. Он же первым пришел в себя от услышанного.
— Оборотни? Вы хотите сказать, что на нас напали оборотни, и теперь вы считаете, что и мы превращаемся в оборотней.
Самюель стойко выдержала злой взгляд Теренса, но ее вид становился все более огорченным. Мое сердце рвалось на части от этой картины. Я нашла руку Калеба, чтобы ощутить поддержку, и его прохладная рука сжала мою крепко и надежно.
— Да, — хрипло отозвалась мама. Я ожидала, когда же она оборвет этот болезненный взгляд с Теренсом, но этого не происходило и мучились из-за этого оба — руки Самюель нещадно мяли шелковую юбку, Теренс схватившись за подлокотник, явно намеревался его оторвать.
Бет рассмеялась беззаботно и громко, нарушая гнетущую тишину комнаты, будто бы услышала самый веселый в жизни анекдот. Но под молчаливыми, мрачными взглядами ее смех постепенно стих. Бет оглядела нас со смешанными чувствами на лице, все еще пытаясь понять, что здесь происходит.
— Хорошо, мы понимаем, эта новость не простая, так что просто послушайте вот что.
Грем взял в руки книгу, одну из многих на столе, а я в неосознанном порыве еще теснее прижалась к Калебу. Мой рассудок атаковали два возбужденных сознания волков, и я еле сдерживалась, чтобы не дрожать. Мысли Бет и Теренса несли с собой знакомый холод. Стараясь противостоять их натиску, я вслушивалась в голос Грема.
— «Превращение человека в животное — распространенный сюжет в мифологии разных народов мира. Одним из первых проявлений привычного оборотничества (превращения в волка) является возбудимость, активность, раздражительность до появления первой в их новой жизни полной луны. Вкусы и привычки меняются, человек становится привлекательней, при этом все ощущения, то обостряются, то наоборот становятся хуже, до первого превращения, из-за чего молодой волк испытывает понятное неудобство. Животные реагируют на подобного человека неадекватно, чуя в нем хищника.
Как именно человек может превратиться в волка. Все просто, стая, наметив для себя новый молодняк, продолжительно время наблюдает за ним, и совершает нападение, кусая человека, но, не убивая его, целясь исключительно в шею, чтобы по крови как можно скорее разнеслась инфекция болезни, которая вызывает оборотничество. Почти всегда случается это когда намеченный молодняк находиться среди людей, чтобы ему успели помочь и не дали умереть от потери крови, так как раны бывает глубже, чем необходимый укус»…
Я наблюдала за друзьями все то время, пока читал Грем, и стоило ему прочитать какое-либо место, напоминающее о них же самих, как Бет и Теренс менялись в лице. Только Грем сказал о шее — рука Бет метнулась туда, к уже едва заметным шрамам, Теренс же приложил одну руку к уху, словно он плохо слышал. Глаза Бет в этом полумраке щурившиеся тут же распахнулись, будто бы и не она рассказывала нам в машине о неожиданно упавшем зрении. И к тому же я сама заметила, как обострился ее нюх. Только отметила ли это сама Бет?
— Не хочется повыть на Луну? — подал голос Прат. Я даже не заметила, когда он оказался в комнате, хотя чему удивляться, хоть вампиры и не имели возможности проходить сквозь стены, но появлялись он всегда бесшумно.
— Не смешно Прат. Ты можешь, просто держать рот закрытым? — Терцо посмотрел на вошедшего брата, — Ты, по-моему, должен быть в детской.
— Мне и здесь не плохо, — Прат медленно пошел в обход того места где сидели ребята и нараспев добавил, — Красивые молодые волчата.
— Не надо городить эту чушь, — подскочил с дивана Теренс, бет несмело поднялась за ним. Хоть они и не хотели этому верить, но тут же ощутили странную напряженную ситуацию с появлением Прата — поэтому тут же возбудились. — Рейн, Калеб, о чем вообще они говорят?! Что с вами, может, это вы больны?
Прат наиграно прыснул, строя из себя насмешливого наблюдателя, что заставило Теренса злобно зыркнуть в его сторону. Я неожиданно оказалась в центре внимания, и все в этой комнате ожидали от меня не понятно чего. Хоть бы проинструктировали, что говорить в таких вот случаях, я бы может даже отрепетировала.
