на этот раз его девочка уж точно улизнула из-под родительского крыла. Поэтому слегка хмурился, когда дочь бросала взгляд не на него, а на своего законного мужа.
Я осматривал двор, словно пересчитывал всех, кто стал мне дорог. Конечно, мало для тридцати трех лет, но уж лучше так, чем снова остаться одному. Лучше так…
Яна
Закутавшись в полотенце, замерла в дверях балкона. Снова закат. Почему это волшебное явление заставляет замирать, умиляясь всей степени его красоты. Он был таким самодостаточным и ярким, ему не нужно было сопровождение птиц или шум прибоя, но он был слишком снисходителен, позволяя звуковому сопровождению скрасить свой недолгих век. Алое небо с белоснежными баранами облаков, линия горизонта, на которой застыли сотни белоснежных яхт разной степени роскоши, крики чаек.
Дом был просто шикарным. В нем не было современного пафоса, хромированных деталей интерьера. Он был больше похож на итальянское патио в отдаленном районе, только вместо кустистых деревьев олив, стояли размашистые пальмы. Фигурные тени деревьев ласково обнимали раскаленный камень, создавая его жителям уют. Большие окна, белоснежные распашные двери с витражными вставками, каменный пол, простая мебель, а главное — простор. Хотелось выйти во двор и сесть в качалку из ротанга, подставив бледное лицо ласковым лучам. Тут не было обжигающего солнца, его касание было, скорее, заботливым, бережным. Даже ветер, поднимающий мелкие песчинки в воздух, не швырял их тебе в лицо, а ласково опускал к ногам, образуя небольшие кучки у дверей дома. Высокие потолки, стены нежно-сливочного цвета, обилие морских пейзажей — все это успокаивало, постоянно напоминая о том, что мир прекрасен. Войдя внутрь, я ощутила себя дома. Хотелось побежать на кухню и приготовить пирог, чтобы заполнить все углы комнат ароматами домашней еды…
Как только я подумала о еде, к горлу подкатил ком. Я закрыла рот ладонью и снова убежала в ванну. Приступы тошноты не покидали меня уже несколько дней, отчего в голове крутилась одна и та же мысль. Взгляд упал на косметичку, в которой лежала упаковка тестов.
Ладонь все чаще касалась живота, словно искала какого-то знака. Но там была лишь тонкая кожа, практически без жировой прослойки. Даже не верилось, что в столь сухой пустыне может что-то взойти. Уже неделю вертела целлофановый пакетик по утрам, но так и не вскрыла. Чего боюсь? Того, что обманусь? Что потеряю мечту и маленький секрет, с которым ложусь и просыпаюсь? Ведь и думать больше ни о чем не могу. От этого и стала такой рассеянной. Олег лишь хмурился, но не говорил ни слова. Молчала и я, желая подольше оставаться единственной, кто знал этот секрет. Чувство уникальности опьяняло, заставляя захлебываться эмоциями.
— Тут-тук… — дверь спальни скрипнула. Я спрятала тест и плотно закрыла замок косметички, спрятав ту в ящик под раковиной. Ощутила тепло, что разлилось по щекам румянцем. А ощущение того, что я сделала что-то противозаконное, прописалось где-то в душе окончательно.
— Да, Маша.
— Выходи. У меня тут для тебя сюрприз, — ее нежный голос был как ветерок. Я иногда закрывала глаза, вслушиваясь в его переливы, когда она пела песенки своим девчонкам.
— Еще?
Маша стояла в дверях, сжимая в руках длинный чехол, из-под которого виднелась нежно-мятная прозрачная ткань.
— Что это?
— Меня прислали, чтобы я помогла тебе собраться на вечерний ужин.
— Я и сама могу это сделать.
— Раздевайся, потому что я все равно не уйду.
Я скинула полотенце и подняла руки, зажмурившись, чтобы не увидеть своего отражения в высоком напольном зеркале. Нежная ткань приятно скользила по телу, успокаивая разгоряченную солнцем кожу.
— Открывай, — Маша аккуратно вытащила волосы из ворота платья.
Я не открыла, а распахнула глаза, подходя к зеркалу ближе. Приталенный сарафан цвета морской волны сидел на мне, как влитой. Обтягивающий верх замирал где-то под грудью, переходя в широкую атласную ленту на пару тонов темнее ткани. Маша подхватила ее длинные концы и повязала большой бант на спине. Полупрозрачная ткань сарафана струилась по бедрам мягкими волнами, шевелясь от малейшего сквозняка из открытых дверей балкона.
— Боже, — прошептала я и снова закрыла глаза, чтобы не расплакаться.
— Ну не реви, — Маша обняла меня за плечи, стараясь не помять ткань. — Идем?
— А волосы? — я провела пальцами по чуть вьющимся волосам.
— Ах, да, — Маша сняла с вешалки шелковую ленту, точно такую же, что опоясывала меня по талии, и связала волосы в свободный хвост, перебросив пару прядей через плечи.
— Ты и так красивая. А теперь идём, а то мне влетит.
Я была так зачарована своим отражением, которое ловила в витражах дверей, в старых, чуть потемневших зеркалах, что не задавала вопросов, а просто шла за ней.
— Обувь? — только ступив на каменный пол, вздрогнула от внезапной прохлады, промчавшейся по телу.
— Она нам не понадобится.
Только сейчас я заметила, что Маша тоже была босиком. На ней был белый свободный сарафан до пола. Шлейф тонкой ткани поднимал вверх песок, долетевший до каменной дорожки у дома. Слух резанул резкий крик птиц, усевшихся на пальмы. Они заливались веселой песней, пытаясь поднять настроение всем окружающим.
Мы шли по тропинке за калиткой, направляясь в сторону пляжа. Маша крепко держала меня за ладонь, словно боялась, что я могу сбежать. Но как только я увидела яркие блики огня, перестала дышать и замедлила шаг. Из-за пальм, укрывавших пляж от любопытных глаз редких прохожих, показались стройные ряды высоких факелов, огонь которых освещал большую огороженную поляну.
Белоснежный песок светился, будто волшебный. Казалось, что он впитал в себя дневное солнце, а теперь щедро отдавал бережно припрятанное. Вдоль факелов стояли люди, я не могла разглядеть их, но зато слышала. Улавливала мужские и женские знакомые голоса, видела тихий ропот и быстрое движение, когда мы подошли ближе.
— Иди, детка, теперь сама, — Маша разжала свою ладонь, оставляя меня стоять одну в тени пальм. Я прислонилась к шершавому стволу и выдохнула, стараясь успокоить быстро бившееся сердце.
— Дочь, — тихий шепот долетел откуда-то сзади. — Идем, позволь мне провести тебя.
Отец был тоже во всем белом. Его седые волосы развивались на ветру, а прозрачные голубые глаза искрились застывшими слезами. — С ним
