А оно так и было. Во всю скоротечную восточную войну нам пришлось быть на самом тонком заострении бурава, ввинтившегося в японскую армию в Корее.
II
Мотористы выжимают из двигателей все «до последней железки». Звенящий, как струна на высокой ноте, гул доносится через раструбы и приоткрытые люки из моторного отсека.
Мы идем уже вторую половину пути. Леонов позвал меня с командирами отделений в носовой кубрик, куда шум двигателей доносится меньше и не так мешает разговору. Здесь он рассказал нам более подробно о поставленной перед отрядом задаче.
За все годы войны на севере в отряде выработался и строго соблюдался порядок получения задания. Непременное условие разведки — скрытность. Если о добытых сведениях удастся проведать противнику, ценность таких сведений будет равняться нулю, а может даже принести и вред. Вот почему об отправлении в разведку, о существе задания противник не должен знать. Подробно задача ставилась командиру отряда перед самым выходом в море. Нас, командиров взводов и отделений, знакомили уже на переходе морем, когда было очевидно, что все складывается благоприятно, что по погодным или иным условиям возвращаться на базу не будем. Командиры отделений в общих чертах, по примерной схеме, доводили задачу до бойцов. Никто из нас до высадки, а иногда и позже, вплоть до возвращения домой, не знал точного географического расположения и названия места выполнения задания. Такая строгая конспиративность оберегала нас от многих случайностей и провалов.
Командующий флотом приказал отряду высадиться прямо на причалы корейского порта и выяснить обстановку. Уже позже, находясь в этом городе, мы узнали, что это ближайший к советско-корейской границе город Унги[4].
На плане города мы рассмотрели все, что должно особенно заинтересовать разведчика, наметили вероятные маршруты, прикинули, где можно уцепиться, если столкновения с противником избежать не удастся. Нам приказано захватить и удержать плацдарм на чужом берегу прямо средь бела дня. Если противник окажет сопротивление — драться до подхода подкреплений. О возможном времени их прибытия знает только командир отряда. После высадки при всех условиях — с боем или без боя — разобраться в обстановке, узнать о силах противника и его намерениях и обо всем немедленно донести командованию флота. От этого зависит принятие дальнейших решений адмиралом Юмашевым. В поддержку нам должна быть подброшена рота автоматчиков. Если противник эту группу захвата плацдарма не сбросит в море, в порт высадят еще батальон морской пехоты, а затем туда перейдут для базирования легкие силы флота. Что нас ждет в этой первой высадке — бой ли, засада ли, или же противник уклонится от столкновения, чтобы дезориентировать нас, — мы в тот момент ничего не знали, могли только гадать и прикидывать.
Нас особенно тревожило, что высадка назначена на дневное время и прямо на причалы порта. На севере мы всегда высаживались ночью, подходили к назначенному месту чаще всего по сухопутью со стороны. К причалам швартоваться для десантирования не приходилось. Лишь садились на катера для обратного пути иногда с причалов занятого поселения.
Мы спросили Леонова, почему командование решило высадить отряд днем и прямо на городские причалы, а не на какой-то слабо охраняемый береговой участок. Виктор ответил, что нашей дневной высадке штаб флота придает особое значение. Прежде всего — это расчет на дерзость. Противник не ждет десанта в дневное время. Он может ожидать нас ночью или рано поутру. Опыт подсказывает, что к отражению десанта в дневное время неприятель меньше всего готовится. С другой стороны, ночная высадка на необустроенный и незнакомый берег грозит и нам неизбежными трудностями: по этому побережью никто из нас еще не ходил, мы его не изучили. Пробираться ночью во вражеский город в приграничной и прифронтовой полосе, невдалеке от развернувшихся боев, более опасно, чем нежданно средь бела дня свалиться прямо на голову противника там, где он считает себя пока неуязвимым. Риска и дерзости в этой тактике больше, но и шансов на успех тоже больше.
Кроме того, выброска десанта прямо в порт для захвата его в целости и сохранности лучше всего отвечала интересам флота. Морское побережье, береговые укрепления на нем, порты, их оборудование и возможности использования для нашего флота — все это весьма интересовало наше флотское командование.
Видимо, оно руководствовалось и еще одним обстоятельством. Но о нем мы в те дни пока ничего не знали, а смогли лишь догадываться дня через три-четыре. С самого начала операции на востоке приобрели стремительный наступательный характер. Первоначальные расчеты пришлось пересмотреть. Медлить было нельзя. Возникла возможность парализовать противника, рассечь его на части, прервать управление войсками, внести дезорганизованность и панику глубокими высадками и рейдами. Как показали последующие события, этот расчет вполне оправдал себя.
III
Еще раз сверив по карте возможные маршруты, мы поднялись снова наверх. Для меня, как и для многих других десантников, оставаться в нижних помещениях более утомительно. Всего десятка полтора десантников сгрудилось в матросском кубрике, там тесно и душно, иллюминаторы задраены. Большинство же разместилось на верхней палубе, тут освежает ветерком, да и обзор шире. Вместе с командой они ведут наблюдение за морем и побережьем. Каждый занимает то место на катере, которое расписано еще на тренировках и стало привычным. И хотя высадка еще не скоро, десантники готовы к бою моментально. Оружие положено на колени или лежит рядом, за него можно ухватиться мгновенно.
Укрывшись от солнца за боевой рубкой, мы присели на рюкзаках, на пулеметных коробках, а кто и прямо на деревянной обшивке палубы, сложив ноги калачиком, и посматриваем в сторону корейского берега. Рядом со мной притерся спиной к рубке Виктор Соболев. Одет и снаряжен он, как и все остальные десантники, для легкой набеговой операции. Армейское полевое обмундирование признано нами еще с первых месяцев войны. Для действий на берегу оно намного практичнее флотской одежды. Кое-кто вместо гимнастерки предпочитает надевать спортивную куртку. Только через расстегнутые воротники виднеются полосатые матросские тельняшки — непременное свидетельство «морской души». Пояс у Виктора сплошь увешан сумками — тут диски и магазины к автомату, в чехлах фугасные и противотанковые гранаты, в ножнах — отточенный нож. Магазины с патронами к автомату засунуты и за голенища сапог. За голенище же иногда прячут небольшой пистолет. И все же часть боеприпаса лежит еще в рюкзаке: каждый боец берет к автомату до тысячи патронов. В рюкзаке утрамбован и походный паек. Фуфаек сейчас с нами нет, это не север. Пилотку свою Виктор снял, положил ее на колени. Ветерок раздувает волосы. Каски мы не носим. И не потому, что не прижились: и в дальних походах в тыл, и в коротких бросках на побережье они стесняют нас, утяжеляют и сковывают. По бортам, ближе к корме, принайтовлены к леерам[5] резиновые шлюпки: в случае, если не удается подойти к причалам, участок от катеров до берега придется преодолевать на шлюпках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
