Несколько раз меня тянет поглядеть на Николая Зубкова. Какой-то он сегодня тусклый, непривычный, сидит опустив плечи. Видно, что волнуется. Уже дважды пытался он заговорить об опасности высадки днем, но его никто не поддержал.
Большинство десантников не любит перед выходом на задание и в походе рассуждать на эту тему. Такая уж сложилась в отряде привычка, но о возможных опасностях и особенно о каких-то сомнениях вслух разговаривать перед боем не принято. Чтоб не тревожить ни себя, ни товарища, не расстраивать нервы. Про себя думай, взвешивай, прикидывай, что к чему, но к другому со своими опасениями не лезь. Командир отделения Степан Овчаренко раздраженно одернул Николая, и тот притих, ушел в себя. Но, видно, не успокоился. Оттого я нет-нет да и посматриваю на него. Меня беспокоит настроение Николая.
Во всех прежних походах это был храбрый, уравновешенный и осмотрительный боец. Он один из немногих оставшихся в отряде ветеранов: пришел в разведку в знойное лето 1941 года в группе мурманских комсомольцев-физкультурников, добровольно вызвавшихся защищать свой родной край. Участвовал в большинстве проведенных отрядом операций. За храбрость имеет орден Красного Знамени и орден Отечественной войны. Был ранен, но легко и потому строй надолго не покидал.
А вот теперь, видно, стал одолевать его червь сомнения и точит потихоньку душу. Да Зубкова, пожалуй, можно и понять: прошел всю многолетнюю войну, уже одной ногой ступил и глазом заглянул в мирные дни, а тут снова иди в бой, стремись одолеть недруга своего. Как бы то ни было, а настроение у Зубкова было неважное. Правда, все боевые походы и на востоке закончились для него благополучно. Но в мирной жизни, за которую он так долго воевал, удалось ему пожить немного: вскоре после войны сделал ему хирург операцию несложную, но неудачно. На этом и оборвалась молодая жизнь Николая Зубкова.
IV
Унги — цель нашего первого десанта — сравнительно небольшой приграничный портовый город, имеющий всего шестьдесят-семьдесят тысяч жителей. В его бухте временами отстаивались легкие силы японского флота, а через порт текли военные и другие грузы в Японию и с островов на материк.
Перед началом войны, с первых чисел августа, наша разведка обратила внимание на усиленное движение крупных групп транспортов между метрополией и портами Северной Кореи. Зачастили неприятельские суда и в Унги. Эту ниточку, связывающую Японию с материком, надо было скорее перерезать. Занятие города частями флота надежно прикрывало с моря фланг нашей наступающей по побережью 25-й армии.
Справа по носу все отчетливее просматриваются выползающие из-за полуострова очертания города. Боевые расчеты на местах, все десантники теперь на верхней палубе. Взяв оружие на изготовку, они, прижавшись друг к другу, полуприсели вдоль бортов, приникли к леерам. Моторы приглушены, скорость снижена, катера осторожно, как бы ощупью, приближаются к причалам. Первый раз к чужому городу подходим особенно осмотрительно. Берег молчит, как безжизненный, никаких сигналов, ни движения, ни стрельбы, все как бы застыло в неподвижности. Бухта пустынна, не видно ни военных кораблей, ни транспортных судов. Безмолвный, как бы притаившийся берег тревожит не меньше, чем огневая завеса встречного огня. В двух местах из воды торчат мачты затонувших пароходов: с первых же часов после начала военных действий и в течение вчерашнего дня флотские бомбардировщики и штурмовики совершили на порт несколько налетов, потопили стоявшие в бухте транспорты и подавили огонь зенитной артиллерии. В западной стороне гавани — у стоянки для мелких судов — в нескольких местах клубится дым и видно пламя пожаров.
В причалы, в постройки, в зеленеющие склоны сопок зорко всматриваются стоящие на мостике командиры катеров, офицеры-десантники, туда же приковано внимание матросов-катерников и разведчиков. Лишь изредка кое-кто бросит короткую фразу.
— Что-то там подозрительно безлюдно, — сдерживая волнение, проговорил один из стоящих рядом матросов.
— Как бы японцы не ударили, когда подойдем вплотную, — отвечает ему сосед.
Моряки до боли в глазах вглядываются в каждый кусочек берега, стараются уловить малейший чуждый звук за рокотом катерных двигателей.
Катера готовы в любую секунду рвануться в сторону или на выход в море, чтобы не попасть в ловушку. Даже винты словно почувствовали это общее возбуждение и не взметают за собой волн и брызг, а оставляют за кормой множество вьющихся воронок и бурлящих, как в кипятке, пузырьков.
Нервы натянуты, как струна, реакция на все мгновенная, четкая. В таком же состоянии, когда мысль работает удивительно быстро и ясно, все мышцы, подобно сжатой пружине, готовы к молниеносному броску, когда в руках и ногах собирается какой-то небывалый сгусток силы, бывает охотник, который бесшумно, боясь пошевельнуть хоть одну веточку, впритирку продвигая по земле не только тело, но и голову, приближается к логову опасного зверя.
Кажется, причалы надвигаются на нас, хотят навалиться и подмять под себя. До них осталось всего несколько метров. И вот катер почти совсем сблизился бортом со стенкой.
Не дожидаясь, пока он подойдет вплотную, будут вынесены швартовы и поданы трапы, десантники, стоящие уже за леерами по кромке борта и на планшире[6], прыгают на причал, сразу же рассеиваются в разные стороны и, пригнувшись, с автоматами и винтовками наготове разбегаются к ближайшим постройкам и укрытиям.
Все высадились и оторвались от прибрежной полосы. Похоже, что высадка удалась, японцев на причалах не оказалось. На подходе к берегу они не попытались расстрелять и утопить десант. Это уже обнадеживает. Теперь главное — зацепиться за берег, захватить участки для обороны, бросить, как говорят, якоря намертво, чтоб в случае нажима неприятеля было где дать ему отпор.
Катера, так и не закрепив швартовы, тут же отваливают от стенки и идут мористее, к выходу из бухты. Там для них безопаснее, на малых скоростях будут маневрировать и, если не будет волнения или быстрого течения, лягут в дрейф до тех пор, пока мы их не вызовем.
— Катера, гляди, как рванули в море. Теперь бы тут не «прищучили», — на бегу замечает Виктор Карпов.
— А ты жми вперед, отрывайся от берега, — советует его друг Павел Колосов.
— Командир отряда приказал передать по отделениям: быстрее рассеиваться, проникать к укрытиям, держать связь, немедленно докладывать обстановку, — передает приказание Леонова прибежавший его связной Борис Гугуев.
Бойцы и без команд понимают, что надо расширять плацдарм, с первых же минут захватить участок побольше, чтоб можно было передвигаться и не быть под открытым обстрелом врага.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
